Первые полчаса, по его расчетам, можно было не волноваться. Так оно и было: Мелвилл улыбался, кивал, даже пару раз наклонился вперед, чтобы кончиками пальцев коснуться запястья Кэти. Видеозапись не велась, а девушка выглядела такой безобидной и беспомощной, что Борис позволил себе расслабиться. Зря, как вскоре выяснилось.
Какой-то из вопросов Кэти заставил Мелвилла резко выпрямиться и сглотнуть воздух. В этот момент он был похож на окуня, обнаружившего крючок в только что проглоченном червяке и осознавшего, что этот крючок вот-вот у него вырвут вместе с желудком.
Равик отложил газету и отодвинул соседний стул, загораживающий ему проход. Зато Кэти улыбалась все так же простодушно, а Эбби по-прежнему деловито строчила в большом блокноте с желтыми листами. В следующие пятнадцать минут Борис убрал крепко сжатые кулаки под столешницу и цедил ответы сквозь зубы. Кэти, заканчивай, мысленно попросил девушку Густав. Я ведь могу и не успеть.
Мелькнувший в зеркале силуэт мужчины в темном пиджаке, позволил ему с облегчением перевести дух. Гловер собственной персоной приблизился к стулу Бориса, чтобы пожать ему руку, а затем жестом указал, что будет ждать у барной стойки.
Мелвилл заметно расслабился, наверное, решил, что тяжелая артиллерия пришла на помощь именно ему. Две бутылочки воды и чашка кофе помогли ему продержаться до конца интервью, после чего Борис бодро порысил к туалету, чтобы снять напряжение. Мимоходом, он хлопнул Александра по плечу:
— Пять минут, дружище. Закажи мне двойной скотч.
Когда дверь в дальнем конце зала закрылась за Мелвиллом, головы девушек и босса повернулись в сторону Равика. Похоже, Борис был здесь единственным, кто не заметил его присутствия. Пришлось сунуть газету в карман и подойти к их столику. В последний раз он так смущался, когда Мелани, его дочь, с подругами обнаружили его дежурящим у входа в ночной клуб, где девчонки отмечали очередной день рождения.
— Ну, и как вам наш будущий мэр? — Поинтересовался он у девушек. — Симпатяга, правда.
— Довольно мерзявый, — сообщила Эбби, убирая в сумку блокнот и диктофон. — И весь скользкий какой-то.
— Точно, — согласилась Кэти. — Такое впечатление, что соврет даже если спросить, как пройти в сортир.
— После него так и хочется руки вымыть.
— Ага, и продезинфицироваться. Снаружи и изнутри.
— Хорошая идея, — заключил Равик. — Кстати, насчет дезинфекции. Здесь через два дома есть отличный паб. Называется «Полторы пинты».
Девушки переглянулись:
— Ну, что ж. Полторы так полторы. Нам хватит.
Гловер проводил их долгим взглядом. Следующий час ему было суждено провести в обществе Бориса Мелвилла, неудивительно, что сейчас он чувствовал себя каторжником, прикованным к высокому барному стулу.
— Выпьешь? — Спросил он подошедшего к стойке Густава.
— Здесь? Не стоит. Пожалуй, пойду догоню девочек.
— Предатель. — Зависть в голосе Александра прозвучала настолько искренне, что заставила Равика рассмеяться.
— Не завидуй. Лучше побыстрей избавься от этого засранца и приходи в «Полторы пинты».
Глава 17
С той самой минуты, когда Индеец вошел в паб, сел на лавку рядом с Кэти и приобнял ее за плечи, вопросов, куда она пойдет сегодня вечером, уже не возникало. Равик понятливо ухмыльнулся, а Эбби выпучила глаза и выразительно продемонстрировала, как возвращает на место отпавшую челюсть. Кэти вздохнула и пожала плечами, мол так уж получилось, ничего теперь не поделаешь. Больше объяснений не требовалось.
Уже позже, лежа у него на руках, Кэти пробормотала:
— Пожалуйста, скажи мне, что это временное помешательство, и скоро все пройдет.
То, что они вдвоем вытворяли на протяжении часов трех, иначе, как сумасшествием назвать было нельзя. Секс со Стивом теперь казался ей не более грешным, чем пением псалмов в воскресной школе.
Гловер наклонился, чтобы нежно коснуться губами влажных прядок на виске:
— Могу только сказать, что приложу все усилия, чтобы оно не прекращалось как можно дольше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Последовало короткое молчание, затем тихий вздох:
— Ладно. Ответ правильный.
И все-таки было непонятно, как после этого жадного безумия, этой страсти на грани исступления, он сейчас мог укачивать ее на руках, словно ребенка. Снова его тихий голос:
— Потому что ты тоже этого хочешь?
— Потому что ты сказал правду.
Честно говоря, сам он знать правду совсем не хотел, потому что эта самая правда была до крайности неприятна: с каждым днем он все больше прикипал к этой девушке почти в два раза моложе себя, такой жизнерадостной, красивой и независимой. Что будет с ней, если он найдет способ привязать ее к себе? Станет ли она такой же расчетливой, холодной и циничной, как он сам, как все его женщины за последние пятнадцать лет?
А что будет с ним, если она его бросит? Однажды он это уже пережил, и вероятно, сможет пережить снова. В любом случае, при всех возможных потерях, игра стоила свеч.
Он повернулся во сне и, почувствовав холод простыней под боком, внезапно проснулся и открыл глаза. Вторая половина кровати была пуста. Гловер откинул одеяло в сторону, встал с кровати и быстро натянул джинсы. К черту все эти рассуждения о разнице в возрасте и страхе перед будущем. Сейчас он должен был найти и вернуть ее, уложить в свою постель, закутать в одеяло и для верности прижать сверху ногой. Ее место было здесь, рядом с ним. Он оглянулся в поисках своей рубашки.
Ни на полу, ни в кресле рубашки не обнаружилось. Она нашлась в гостиной. На Кэти.
Обняв себя руками за плечи, девушка сидела на полу перед огромным, во всю стену, окном. Откуда-то тянуло холодком, и в сорочке Гловера было зябко, но уходить от простирающегося до самого горизонта моря огней не хотелось.
Ей на плечи бесшумно опустился пушистый плед. Так же бесшумно рядом уселся Индеец.
— Нравится?
— Завораживает. Сейчас Лондон кажется живым, с ним даже можно поговорить, наверное.
Вот так, она сразу схватывала суть вещей. Даже непонятно, что ему больше нравилось в Кэти, ее детский интерес к миру, мудрое принятие всего окружающего таким, как оно есть или… ее круглая попка. Мысли упорно сворачивали куда-то не туда.
— А Виктория, моя тетка, называет эту квартиру стеклянным зверинцем.
— Есть немного, — признала Кэти, и положила голову Гловеру на колени, — но она не знает, что по ночам твой дом превращается в волшебный фонарь.
Небо над Лондоном было темно-розовым, дорожки огней отмечали границы автострад, между ними навстречу друг другу летели проворные светлячки автомобилей, пространство парков зияло в нарядном полотне ночного города огромными черными дырами.
— Малявка, ты спишь у меня на коленях, как котенок.
Снизу раздалось протестующее, но сонное:
— Не, не сплю.
Его рука перебирала вьющиеся прядки рыжих волос.
— Что мне сделать, чтобы ты осталась со мной? Хочешь, поженимся?
— Не-а.
— Я буду только твой.
— Не надо.
Ах ты зараза, так что же тебе нужно? Может быть, Кэти умела слышать мысли, потому что сказала:
— Просто не ври мне.
Рука Александра на мгновение замерла, а затем снова погрузилась в кудрявые волосы.
— Постараюсь.
* * *
Лидия опустилась на обтянутый бежевой кожей диван и поставила сумочку рядом. Борис сидел на таком же диване напротив в давно знакомой позе: поставив локти на колени и набычившись над стаканом с виски. В последнее время эта картина стала уже привычной.
Женщина досадливо поморщилась. В ее планы не входило, чтобы муж утонул в море алкоголя посреди выборной гонки. Он должен был выгрести к берегу, чего бы это ему ни стоило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как прошло интервью?
Борису незачем было знать, что она уже успела позвонить Гловеру. Как всегда, о деле Александр говорил коротко и по существу:
— Твой муж не хочет, чтобы это интервью было напечатано. Он наговорил лишнего, а когда сообразил, что облажался, попытался угрожать моей сотруднице. Сейчас ситуация складывается не в пользу Бориса, и ты можешь попробовать подписать документы на развод на твоих условиях.
