Гловер закашлялся и поспешно отпил воды из стоявшего возле левой руки стакана. Кэти поцеловала его еще раз, теперь в макушку:
— Пойду умоюсь.
Она бросила тяжелую сумку с ноутбуком на диван в гостиной и прошла в спальню. Девушка почти достигла порога ванной, когда что-то заставило ее остановиться. Она развернулась и окинула взглядом большую светлую комнату: здесь явно произошли перемены. Королевских размеров кровать теперь стояла напротив входной двери, около нее появился еще один прикроватный столик с лампой, а в межкомнатной перегородке образовалась новая дверь, и эта дверь была приоткрыта.
Расценив это как приглашение, Кэти подошла ближе и опустила ладонь на круглую дверную ручку из венецианского стекла. Свет в маленьком помещении без окон зажегся автоматически, как только она сделала шаг внутрь. Это была гардеробная, почти пустая, если не считать десятка вешалок, занятых абсолютно одинаковыми белыми рубашками. Сняв со штанги одну из них, Кэти рассмотрела одежду — хлопок с эластаном, четвертый размер, удобно, практично, не дорого. Рядом висело что-то длинное, маслянисто поблескивающее, мятного цвета. Не удержавшись, девушка потерлась о мягкую ткань щекой — шелковый сатин, теплый, как кожа, нежный, как пух одуванчика. Бирка с ценой отсутствовала, но Кэти знала: этот халат от «ШантальТомасс» стоил десятка блузок. Или двух десятков.
Здесь же стоял комод, и один из его ящиков был наполовину выдвинут.
— Нравится?
Не выпуская из рук кружевные трусики, Кэти обернулась и посмотрела на Индейца. С самым невозмутимым видом он стоял на пороге гардеробной. Девушка достаточно изучила язык его тела, чтобы понимать: спрятанные в карманы руки помогают ему скрыть истинные чувства, а к косяку двери он прислонился, пытаясь подчеркнуть незначительность всего происходящего.
— И что все это значит? — Она постаралась подавить в себе желание натянуть эти трусы Индейцу на голову.
Гловер пожал плечами и вернулся в спальню, Кэти вышла за ним. Она все еще вертела в руках невесомый кружевной лоскуток. Заполненный дорогим бельем комод невероятно смущал ее, но вопрос следовало прояснить до конца.
— Ты ведь не сам все это выбирал?
Честно говоря, он с удовольствием сделал бы это сам. Но времени на переделку спальни было слишком мало, всего два дня.
— Отправил запрос консультанту в «ЭстельАдони». Если что-то не подойдет или не понравится, закажи себе сама.
Кэти рассмеялась и покачала головой.
— Лучше верни все обратно. И если я тебе надоем в своих простых хлопковых труселях, так сразу и скажи. Я уйду.
В следующую секунду она уже лежала поперек кровати на спине, а над ней нависал ну очень сердитый Индеец.
— Даже не думай. Ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной.
Девушка обвела взглядом комнату, затем снова посмотрела на Гловера.
— Здесь? С тобой? Но я тебя совсем не знаю. Кто ты такой вообще?
Он сполз с ее живота и удобнее устроился рядом. Теперь его локти располагались по обе стороны от лица Кэти, а лицо приблизилось на расстояние дыхания.
— Я твой мужчина. Задавай свои вопросы, я отвечу.
Хорошо, подумала она. Спросить действительно нужно, даже если она и не хочет знать ответ.
— Какой ты любишь бифштекс?
Его лицо было абсолютно серьезно:
— Хорошо прожаренный.
— У тебя есть родственники?
— Только Виктория, моя тетка. Ты ее видела.
Кэти кивнула.
— Почему ты до сих пор не женился?
Александр резко оттолкнулся ладонями от кровати и сел, опустив голову и свесив руки между колен. Он бы и сам хотел знать, почему двадцать лет назад его бросили без всяких объяснений, почему не ответили ни на один из звонков и вернули подаренное им кольцо в конверте из коричневого картона.
Спине стало теплее, это Кэти привалилась к нему сзади и прижалась щекой к рубашке между лопаток. Ее голос прозвучал еле слышно:
— Как ее звали?
Пришлось откашляться, прежде чем заговорить:
— Салли. Ее звали Салли.
* * *
От реки тянуло промозглой сыростью, туристы перемещались по набережной Брюери короткими перебежками от одного кафе до другого, Лидс встречал Гловера неприветливо — мелким дождиком и сердитыми гудками автомобилей. Запарковаться удалось только в квартале от назначенного Салли места встречи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Быстро пройдя мимо мутноватых от водяных брызг окон нескольких пабов и ресторанов, Гловер нашел позолоченную вывеску с надписью «Сальво» и под звон колокольчика вступил в теплый, пахнущий ванилью и корицей зал кафе.
Он специально пришел минут на пятнадцать раньше назначенного срока, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться. Меньше всего ему сейчас хотелось сорваться и напугать Салли. И все же то странное чувство, та смесь обиды и горечи, которая поселилась в его сердце в день, когда Александр узнал, что вполне может оказаться отцом темноволосого парнишки с фотографии в айфоне, заставляла его всерьез беспокоиться, как бы его душевный раздрай не обернулся всплеском ярости.
Как бы ни была виновата перед ним Салли, она имела право объяснить свой жестокий поступок.
Задумавшись, он не заметил, как у противоположного тротуара остановилась белая машина. Вышедшая из нее женщина, не открывая зонта, быстро перебежала через дорогу и вошла в кафе. Тряхнув светлыми волосами, женщина осмотрелась, а затем спокойно подошла к столику Гловера.
— Ты не изменился.
— Ты тоже.
Это действительно была все та же Салли, пусть немного располневшая и остригшая свои длинные волосы, но не узнать ее было невозможно. Гловер поднялся, чтобы отодвинуть ей стул, заодно кивнул официанту.
— Черный чай с бергамотом, пожалуйста, — попросила она.
Некоторое время они молча рассматривали друг друга. Пожалуй, Салли больше изменилась внутренне, чем внешне. Эта неброско, но элегантно одетая женщина, обращала на себя внимание плавностью точно выверенных движений и прямой, но без малейшего напряжения, осанкой. Без следа исчезла прежняя неуклюжесть трогательно угловатой девушки — сейчас перед Александром сидела спокойная и уверенная в себе женщина. Внутреннее беспокойство выдавала лишь короткая морщинка между тонких бровей.
— О чем ты хотел поговорить со мной?
Он ответил сразу и без колебаний:
— О моем сыне.
Надо отдать ей должное — Салли не отвела глаз, только ложечка звякнула о блюдце.
— Джон стал Тиму хорошим отцом. Не думаю, что сейчас ему может понадобиться еще один.
— Это не тебе решать, — Гловер про себя досчитал до пяти, пытаясь справиться с поднимающейся из глубины сознания яростью. — Я встречусь с ним, так или иначе. Просто не хотел делать это за твоей спиной.
— Я ценю это, — она не шутила. — Что еще ты хочешь узнать?
Одну простую вещь: как может любящая женщина внезапно забыть свою любовь? Как можно в один день бросить прежнего возлюбленного и начать жизнь с новым?
— Почему ты меня бросила?
Салли сложила бумажную салфетку вдвое, провела по сгибу ногтем, затем снова расправила белый квадрат. Александр не торопил ее.
— Я не могла переступить через ребенка Лидии.
— Что?
Гловер готов был услышать, что угодно, но только не…
— Какого еще ребенка? О чем ты говоришь?
Хотелось добавить: кто из нас двоих спятил? Салли смотрела ему прямо в глаза. Себя сумасшедшей она явно не считала.
— Не унижай себя ложью, Александр, — тихо сказала она. — Я вас видела.
— Нас?
— Тебя и Лидию.
Вечеринку по случаю дня рождения Уила Морриса Гловер не помнил. Вряд ли она отличалась от всех тех вечеринок, на которых тогда они с Салли дурачились, пили и танцевали. И очень часто те, кто еще не готов был расстаться отправлялись из паба в квартиру, которую тогда снимал Александр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Меня тогда с вами не было. Я вернулась из Лондона часа в два ночи и поехала к тебе.
К тому времени все уже угомонились. Как обычно, кто-то спал на диване в гостиной. Кажется, даже на ковре устроилась какая-то отчаянная парочка. А в спальне…
