— Можно, конечно, искалечить, а то и убить несчастную фокусницу и испортить всем праздник да и князю своему как следует поднасрать... — пройдясь до лестницы я едва заметно кивнул просиявшему «сержанту».
— А можно, за вырученный штраф, накупить пива погуще да хлеба побольше, дабы и самим отпраздновать да людей порадовать.
Дойдя до столба с девчонкой и остановившись, я еще раз звякнул толстым мешочком и оперся о крепкий столб, демонстративно зевая.
— Не вели казнить, посадник... — излишне громко начал «сержант», обращаясь больше к площади, нежели к командиру. — Но как было князюшкой приказано: «не силою, а сердцем»! И деньжата бы пригодились...
— Молчи! Молчи аспид! Довольно твоих пререканий! Еще слово и вылетишь из сотни — никакие заслуги не спасут!
Но, несмотря на угрозы великана — стражники уже вовсю шушукались. Взбудораженные напоминанием о некоем князе, северяне вторили словам «сержанта», суть которых сводилась к «князюшка накажет!»
А «сержант» все не унимался:
— Можливо и впрямь монетой обойтись? Все ж не колдовством промышляла, а шарлатанством, да и...
Звонкая оплеуха отдалась зубной болью у доброй половины зрителей. От столкновения с ладонью великана, несчастный дядька рухнул как подкошенный. Выпустив пар и приказав подчиненному заткнутся, сотник с деланным безразличием но явным гневом в глазах, медленно подошел к столбу с привязанной «скоморошкой».
Серые глаза впились в меня, словно собака в кусок мяса. Даже под густой рыжей бородой было видно, как у великана играют челюсти. Вероятно, будь на его месте какой-нибудь рыцарь или лорд — даже сам господь бог не смог бы его ни в чем убедить. И мою жопу непременно бы отправили на виселицу просто из-за дерзости да оскорбления благородных очей одним своим существованием. Но, к счастью, у северян нет ни рыцарей, ни лордов.
Оглядев собравшуюся за спинами стражников толпу, великан замешкался на парочке совсем юных пацанов в ярких синих камзолах. Прислуга из замка, что ли?
Густая рыжая борода чуть дернулась в усмешке:
— Всыпать пяток розг на три пальца и с глаз долой! — скомандовал сотник, властно указав перстнем на привязанную к столбу синевласку.
Стражник с топором явно хотел запротестовать, но получив подзатыльник от быстро оклемавшегося «сержанта», понуро побрел к бочке с толстыми прутьями.
Заглянув за густые брови великана, я с трудом сдержал ухмылку. Что, дядя, не верил? А вот как все обернулось... Вывод — нехрен перед личным составом разборки устраивать! Либо авторитет подорвут, либо в дураках оставят. Ну, или, как сейчас — с двух сторон поимели.
Приблизившийся молодой стражник уже было пристроился к мычащей девчушке, но великан вырвал у него прутья и повернулся ко мне:
— Раз головой поручился, сам и трудись! — выхватив рапиру, он всучил мне мокрые розги.
Понятно, это он меня так наказать удумал... Блин, а с виду вроде умный дядька! Впрочем, ладно — уж лучше я, чем тот садюга. Всю кожу с бедной хвостатки снял! Ну, или, с полухвостатки...
— Вздумаешь хитрить или щадить без меры... — сотник вновь поглядел на парочку в камзолах. — Сам шкуру спущу.
Поглядев на играющего челюстями Гену, я нехотя встал позади девчушки. Ушибленную руку ощутимо потряхивало, но стиснув зубы, я все же взялся за дело. Первый удар заставил малявку лишь испуганно дернуться — несмотря на звучный свист, прутья коснулись лишь столба.
— Десять розг. — объявил рыжий, не сводя с меня глубоких серых глаз.
— Так было же пять!
— Теперь одиннадцать. — объявил он и тут же отпихнул от себя подскочившего «сержанта».
Тот попытался воззвать к разуму и принялся повторять про «княжеский наказ», но ответ получил лишь кулаком в бороду:
— Одиннадцать розг или голова с плеч! И пошевеливайся, нечего цирк за дарма устраивать. Чай не в Живанплаце... — сплюнул он, глядя в толпу.
Я готов был поклясться, что видел хитрую улыбку, промелькнувшую сквозь густую бороду. Что-то тут не то. Что-то совсем не то! Сдается мне, вся эта «казнь» была затеяна отнюдь не из-за яблока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глубоко вздохнув, я взялся за прутья здоровой рукой.
Несмотря на кляп, плотно загнанный в девичий рот, с каждым взмахом мокрой вязанки, синевласка истошно мычала. Все громче и громче. Оклемавшаяся ушастая ругалась, сыпала угрозами и пыталась протолкнуться к лестнице, северяне бились о заклад, выясняя, устоит ли «скоморошница» на ногах, а Гена продолжал все крепче сжимать челюсти и, теребя пустые ножны, вздрагивать от каждого удара.
Сквозь визг розог мне чудился далекий хрип рации и лязг давно мертвых катков.
На последнем ударе, обшарпанные доски эшафота украсились застучавшими каплями крови. Как бы я не старался, даже удары по касательной вспороли спину девушки. Когда синевласку наконец отцепили от столба она звучно грохнулась на помост, демонстрируя всем собравшимся алые полосы во всю спину. Платье разорвало в клочья.
Счастливая улыбка на лице молодого северянина сияла ярче слез волшебницы. Забрав и закинув розги обратно в бочку, он уже намеревался спихнуть девчушку с помоста, но окрик «сержанта» заставил остановиться. Вместо начищенного сапога, девушку коснулись морщинистые руки — бородач понес страдалицу в толпу бережно передавая странным мальцам в синих камзолах.
— Доволен? — голос рыжего великана вырвал меня из прострации. — А теперь оброк! Плати, не то сам в колодки сядешь!
Ни мычание синеглазой, ни размашистый визг плетей, ни вопли хвостатой нисколько его не тронули. В отличии от кривляний одного заезжего идиота который пытался уберечь двух дур от топора.
Кажется, я начинаю понимать, почему северян в городе недолюбливают...
Не дождавшись ответа, великан презрительно фыркнул и резким движением вырвал кошель из моей руки.
— Р-р-рапиру... — прошипел заикающийся то ли от страха, то ли от гнева «оруженосец».
— Рапиру? Ах, это...— повертев красивый клинок в могучих руках, сотник со всего маху приложил его об колено.
Дорогой и очевидно крепкий металл не выдержал надругательства, отчего лезвие разломилось надвое. Швырнув обломки мне под ноги, великан, ни говоря ни слова, спустился с помоста.
— Вот же хер рыжий... — еле слышно фыркнул я.
Что стражники, что горожане — начали расходиться. Кто в казарму, кто в ворота, а кто — в ближайший кабак, дабы новую басню рассказать. Об охреневшем северном долбозвоне «Рыжей бороде» и потасканном наемнике «Покоцанному балде».
И я так и не понял, кто кого перехитрил...
Пока Гена суетливо собирал осколки своей булавки, на эшафот взбежала ушастая с вновь надетой глазной повязкой.
— Ой, ладно! Чем мог, тем помог. — отмахнулся я, не желая выслушивать благодарности. — Давай только без соплей обойдемся. И так тошно... — мощный удар ботинком по самому сокровенному, отбил все потуги на благородство.
Пока я отчаянно хватался за ширинку, охреневшая кошатина плюнула мне прямо в рожу и тут же заспешила к лестнице. Сыпя проклятиями, она побежала за «синими» пацанами, ведущих едва держащуюся на ногах синевласку за ворота.
Нафига они ее из города-то повели? Аптека ведь в другой сторо... Блин, больно-то как!
— Гена-а-а... Генка, а ну вломи этой дуре ушастой... Прям по роже... — шипел я, прыгая на одной ноге и пытаясь совладать со жжением в интересном месте.
Но вместо справедливой казни неблагодарной жопы в изорванных штанишках, парень лишь как-то странно посмотрел на меня. До крови сжав обломки рапиры в руках, пацан спрыгнул с эшафота и едва-ли не бегом ломанулся по дороге, то и дело вытирая что-то с лица.
А его какая муха укусила? За булавку, что ли, обиделся? Или за деньги?
Закончив прыгать как дебил и поглядев на опустевшую площадь у казармы, я встретился взглядом с десятником. Сияя наливающимся синяком под глазом, он пожал плечами:
— Вон оно как бывает, да? Ну, бывай, «кукушонок»! — он дружески подмигнул мне и тут же махнул своему напарнику.
Дождавшись пока недовольный парень унесет бердыш в казарму, бородач подхватил толстое копье у помоста да двинул по пыльной дороге в сторону площади. Казни казнями, а патруль по расписанию.
