– Он заведует всеми кладбищами Казани. При желании мой отец все может сделать.
– Пока я в его услугах не нуждаюсь.
Студент с недоумением, как на душевнобольного, смотрит на меня. Он на мгновение даже потерял дар речи. Затем произносит:
– Не зарекайтесь. Можно договориться и так: если, который раз, не сейчас, а в дальнейшем, понадобится, отец вас прикроет. Мне в деканате подсказали: главное, получить зачет у вас.
– Я в таком прикрытии не нуждаюсь. А кстати, зачет по гематологии вы у Саяра Файзылловича сдали?
– Да. Зачетку показать.
Я гляжу на наглую физиономию студента и думаю: «Буквально все: особенно медики и далекие от медицины люди, с самых высоких трибун, и с голубого экрана, и в печати вещают, что для того, чтобы поднять на должный уровень наше здравоохранение, нужно его хорошо профинансировать. Это глубокое заблуждение, корень зла в приемных комиссиях университетов. В нашем здравоохранении, особенно сейчас, как никогда, актуален лозунг: кадры решают все! Да поднимите оклад докторам в три раза, от этого они умнее не станут».
– Вы ведь ничего не знаете, а хотите работать в медицине, – говорю я Халикову.
– Я не хуже других. Просто я быстро забываю. Да и многие у нас учат, чтоб забыть. А кончишь учиться, диплом дадут, чтобы видно было, что учился.
Халиков уходит, а я думаю: «А ведь на него за взятку можно дело завести, только ничего не докажешь. В университете меня администрация не поддержит, он вывернется, а я крайним, с такой, как у него крышей, окажусь».
Выхожу в коридор и вижу Саяра Файзылловича. Как обычно, мы здороваемся за руку и обмениваемся дежурными фразами, затем я его спрашиваю:
– Вы поставили Халикову и Гатауллину по гематологии зачет?
– Поставил, – с вызовом говорит он и, как обычно при волнении, трясет седой как лунь головой.
– Так они же вас чуть до инфаркта не довели. Вы же божились, что прогоните их по тестам.
– А я зла на студентов не держу. Аллах не велит.
– И здорово они вам отвечали?
Понимая, куда я клоню, Саяр Файзыллович изменился в лице и в свое оправдание говорит:
– Ничего, как будут врачами, знания наберут.
Он резко повернулся и пошел в свой кабинет, желая отгородиться от меня дверью.
«Купили», – подумал я, глядя ему вслед.
Звоню учебному ассистенту и говорю:
– Анна Валентиновна, у меня только что были Халиков с Гатауллиным. Я им дал от ворот поворот. Вы не знаете, как у них обстоят дела по другим циклам?
– Если их послушать, то они чуть ли не со всеми преподавателями уже договорились, но это такие жуки. Им ни в чем нельзя верить. Лично мне они поликлинику не сдали, по нефрологии и кардиологии у них тоже зачета нет. Я знаю, у них также проблемы по инфекционным болезням.
– А какова позиция деканата?
– По крайней мере в открытую они их не проталкивают.
– Выжидают.
– То, что Халиков с Гатауллиным ничего не знают, на это многие у нас закрывают глаза, но они вели себя в течение года по-хамски, а это им не простят. В этом году, как никогда, кафедра подала в деканат на отчисление двенадцать человек. Пятерых из этого списка деканат к госэкзаменам допустил. Они говорят, что если отчислить двенадцать человек, то в министерстве нас не поймут, а на семерых как будто бы приказ об отчислении уже подписан.
42
Обычно, если хороший студент пропустит по уважительной причине занятия, то он сразу же, не откладывая возникшую проблему в дальний ящик, подойдет к преподавателю и договорится, как погасить задолженность.
Большинство же должников по многим циклам в течение года живут беспечно. Гасить долги они начинают, когда до госэкзаменов остается всего лишь две недели, а то и меньше.
Студентка Гайнутдинова одна из них.
Вот она тихо заходит в доцентскую и молча у двери стоит.
– Вам чего? – спрашиваю я ее.
– Зачет, – упавшим голосом говорит она, словно тяжело хворая.
– Проходите, присаживайтесь. Вы из какой группы?
Студентка что-то под нос лепечет, но я не слышу ее и переспрашиваю.
– Из пятой, – опять же еле слышно говорит она.
В журнале успеваемости напротив фамилии студентки не значится пропущенных занятий, но на зачет с группой в последний день занятий она не явилась. Это было в сентябре, а теперь май месяц.
– Вы почему в течение года не приходили сдавать зачет?
– Болела.
Но я ей не верю. Для большинства наших студентов достать справку о болезни проще простого. Не верю я ей еще потому, что у нее задолженности по многим циклам, при этом она не пропускала занятий, а в выражении лица и в облике ее нет даже намека на интеллект: рот большой, как у лягушки, приплюснутый нос, узкий лоб, подслеповатые глаза, не вышла она и росточком, не говоря уж о фигуре. Вдобавок ко всему пальцы рук у нее как у малолетнего неряшливого школьника в синей пасте. Глядишь на нее и невольно думаешь: «В университет она попала из племени, проживающего вдали от цивилизации». За весь цикл пульмонологии она ни разу не открыла рта, не произнесла ни одного слова.
– Скажите, что вы будете делать при астматическом статусе?
Вопрос этот принципиальный и все двоечники знают, что почти каждого из них я об этом спрашиваю, но толком ответить не могут. А, между тем на практических занятиях мы астматический статус очень подробно разбираем, а затем «разжевываем».
Студентка в молчании замерла.
– Вам понятен вопрос? – при этом я думаю: «Глаза бы не глядели! Как же вы, двоечники, мне надоели!»
– Спросите еще.
– Если вы не знаете, как вывести больного из статуса, то спрашивать вас не о чем.
– Статус…
– Да. Чем клинически он проявляется?
Студентка молчит, а у меня в голове появляются мысли о том, что, занимаясь с подобными студентами, я сам глупею. Не зря же в психиатрии говорят о контактной болезни!
Гайнутдинова продолжает сидеть, как восковая мумия. Тактика подобных студентов проста: приходить на зачет раз за разом и взять преподавателя измором. Только время работает теперь не на них, на носу госэкзамен.
– Вы не знаете ничего.
– А истории, – студентка кладет на стол исписанные неразборчивым почерком листочки.
– Нужны не писульки, списанные с кого-то, а знания.
– Сама писала. Сделайте в журнале об историях галочку.
– Ну, хорошо.
Студентка уходит, а я думаю: «Кто же опекает ее и тащит с курса на курс за уши. Такие абитуриентки в университет случайно не попадают».
Не проходит и пяти минут, в кабинет входит средних лет мужчина. Его волосы зачесаны назад, невысокий лоб, широко расставленные глаза, большой рот, приплюснутый нос. В его облике я улавливаю нечто общее с обликом только что сдававшей мне зачет студентки.
– К вам можно? – спрашивает он и, не дожидаясь моего ответа, говорит: – У вас только что сдавала зачет моя дочь.
– Она ничего не знает. Я даже не представляю, как она сможет работать врачом.
– Я сам главный врач, – говорит отец студентки и делает выразительный жест рукой, в том смысле, что он знает, как у нас работается докторам в практическом здравоохранении.
– Я не спрашивал ее с предубеждением, задавал самые простые вопросы.
– Я не о том. Помогите уж. Как окончит университет, я ее к себе возьму, всему обучу.
«Яблоко от яблони далеко не падает. Чему ты можешь обучить свою дочь! У тебя самого нужно отобрать врачебный диплом», – думаю я, глядя на него, и говорю:
– У нее, между прочим, долги по многим циклам.
– Все же люди, я со всеми договорюсь.
Наши глаза встречаются. Поняв, что разжалобить меня ему не удалось, главврач достает из нагрудного кармана пиджака зачетку и конверт.
– Нет, это уж совсем не к чему. Скажите лучше дочери, пусть она учит.
– Как ни к чему, по-другому не бывает. Я на свете не первый год живу. По-человечески, от чистого сердца. Если все будет хорошо, я еще вам осенью два мешка картошки привезу, не бойтесь, не обману.
– В течение года ваша дочь могла двадцать раз ко мне подойти, а она является не подготовленной, когда госэкзамен на носу.
Главный врач, ничего не понимая, вытаращенными глазами смотрит на меня, а затем лезет в карман и вытаскивает еще один конверт, видимо, подготовленный для другого случая.
– Поставьте, я не поскуплюсь. Молодежь, она ни о чем сейчас не думает. Скоро госэкзамен. Войдите в положение. Мы же не успеваем!
– Нет! Наш разговор окончен, – восклицаю я и продавливаю главного врача за дверь.
В коридоре его дочь стоит у окна. Ее лицо безучастно. Поодаль стоят две студентки и пытливо смотрят на меня.
43
Среди должников по многим предметам в этом году студент Шептунов. Если у него и имеются кое-какие наклонности, то только не к наукам, но внешне в определенном смысле он смотрится: хорошо сложен, подвижен, высок, правильные черты лица, как у артиста, до плеч волнистые русые волосы, но глаза пустые, бездумные, во всем даже не несобранность, а разболтанность, грудь всегда нараспашку. Такие парни крутят головы одновременно нескольким глупым девчушкам.
