тратятся огромные ресурсы. В центре этого спектра находится коррупционная деятельность, то есть использование государственных должностей для получения вознаграждения за предоставление тех или иных разрешений, проведение судебных решений и предоставление монопольных прав. Так, недавно стало известно, что в обмен на различные услуги бывший президент ЮАР Зума использовал свою президентскую должность, чтобы обеспечить различные рентные доходы бизнес-империи семейства Гупта. На краю спектра находится ситуация полной узурпации государства группами частных интересов.
Централизация власти, этот неизбежный спутник коммунизма, уничтожила сам принцип ответственности, что привело к безудержному росту групп частных интересов. Большинство людей понимает это: те же респонденты опросов, которые говорят о коррупции при капитализме, признают, что она гораздо шире распространена при коммунизме. Весь абсурд и уродство, характеризующие жизнь трех поколений династии Ким в Северной Корее говорит об одном: всемогущее государство не только не подавляет группы частных интересов, но обеспечивает их окончательное торжество. Уничтожив рынок, коммунистические страны вызывали такое расстройство в работе социальных механизмов, что жители этих стран, несмотря на жестокие политические репрессии, активно «голосовали ногами». Идеи строительства стен на границах возникли не сегодня, когда Дональд Трамп пытается не пускать в страну иностранцев, а в связи с отчаянными попытками коммунистических режимов удержать граждан внутри своих стран. Память моей юности еще хранит картины людей, перелезающих через Стену, но люди более младшего возраста не помнят такого. Они, конечно, могут узнать об этом из учебников, но в учебниках больше пишут о других периодах нашей истории. Мой десятилетний сын читал о вале Адриана, но ничего не знает о Берлинской стене. Вы можете проверить это на своих детях.
На протяжении всей истории существования рынков влиятельные люди стремились ограничить конкуренцию в своих интересах. Привилегированные группы понимают природу факторов, на которых держится их преимущество, гораздо лучше, чем ее могут понять государственные чиновники. Так как эти группы немногочисленны, их участникам намного легче договориться о совместных действиях в защиту своих интересов, чем разрозненным защитникам общих интересов, которые им противостоят. Эти проблемы решает конкуренция. Поскольку частные предприятия, действующие в той же сфере, также обладают такой информацией, то, когда они вступают в конкуренцию с привилегированными группами, последние теряют свои преимущества независимо от того, знают ли о них государственные чиновники. После того как те, кто представляет общие интересы, осознают важность обеспечения конкуренции, они могут использовать ее для борьбы с любыми конкретными случаями расхищения общих благ привилегированными группами. Противники конкуренции твердят, что она несправедлива, пагубна и не учитывает те или иные воображаемые блага, обеспечиваемые обладателями привилегий. За всеми этими аргументами прячется корысть: это всё мотивированные рассуждения.
Компании GM и Bear Stearns дисциплинировали именно рынок, а не вмешательство государства. И все же иногда действия конкуренции недостаточно. В таких более «трудных» случаях требуется активное государственное регулирование.
В то время как привилегированные группы стремятся создавать искусственные барьеры для конкуренции, в некоторых секторах экономики возникают антиконкурентные барьеры чисто технического характера, связанные с особенно сильно выраженным эффектом масштаба. Эффект масштаба проявляется сильнее всего, когда для осуществления конкретного вида деятельности необходима сетевая структура. Энергоснабжение требует кабельно-проводной сети, именуемой энергосетью; водоснабжение требует водопроводной сети; для железнодорожных перевозок необходима сеть железных дорог. Иногда бывает возможно разорвать связь между самой сетью и сервисной компанией: компании железнодорожных перевозок могут конкурировать друг с другом в пределах единой сети железных дорог; энергетические компании — в пределах единой энергосети. Но сама сеть является естественной монополией. Появление цифровой экономики вызвало к жизни новые виды сетевой деятельности, которые могут вырастать в глобальные монополии. Таким компаниям необходим очень небольшой основной капитал в традиционном смысле этого слова, то есть материальные активы в виде зданий и оборудования. Вся их стоимость сконцентрирована в одном нематериальном активе: их сети[98]. Такие активы, в отличие от материальных, конкурентам очень сложно воспроизвести, а в силу их невещественного характера они не привязаны к определенной территории, на которую распространялись бы те или иные нормы регулирования. Facebook, Google, Amazon, eBay и Uber — это примеры сетей, которые в своих конкретных нишах постепенно развиваются в глобальные естественные монополии. Будучи нерегулируемыми естественными монополиями, находящимися в частной собственности, они представляют большую опасность.
Тот же, но менее заметный процесс развивается во многих других отраслях экономики. Постоянное повышение сложности систем, являющееся обратной стороной роста производительности, приводит к появлению некоторых признаков сетевых структур и в других отраслях[99]. Это, в свою очередь, позволяет ведущим компаниям каждой из таких отраслей укреплять свое господство. Компания Walmart реализовала новые сетевые принципы логистики в сфере розничной торговли. Крупнейшие банки получают дополнительную прибыль благодаря эффекту масштаба в финансовой сфере. Львиная доля совокупного прироста производительности и корпоративной прибыли приходится именно на такие крупнейшие компании[100]. Хотя их дополнительный доход, обусловленный эффектом масштаба, не столь велик, как у естественных монополий, он позволяет им получать более высокую прибыль на вложенный капитал по сравнению с менее крупными конкурентами. Погоня за акциями этих компаний вызывает рост их цен, благодаря чему их первоначальные акционеры реализуют эту «премию масштаба» в форме непредвиденного дохода.
Когда крупнейшие компании получают сверхприбыль, основанную на техническом превосходстве — либо в форме сверхприбыли естественной монополии (предельный случай), либо в форме очень высокого, хотя и не монополистического дохода, — конкуренция перестает работать. Здесь необходимы какие-то более «узконаправленные» инструменты публичной политики. Ее традиционные формы — это государственное регулирование и государственная собственность. Каждая из них имеет свои ограничения.
Работают ли правила?
Какими бы добрыми намерениями ни руководствовались советы директоров, иногда регулирование необходимо. Единая норма может обеспечивать соблюдение всеми частными предприятиями единых правил; если же оставлять разные вопросы на усмотрение советов директоров, это будет означать различный уровень их соблюдения. Если, например, одни компании делают намного больше других для снижения своих углеродных выбросов, это неэффективно и несправедливо.
Но когда цель устанавливаемых правил — ограничение корыстных тенденций некоторых компаний, налагаемые ограничения могут быть серьезными. Регулирующие органы могут разделять естественные монополии или контролировать цены, устанавливаемые ими для потребителей. Разделение монополий — это принудительный способ создания в отрасли конкурентного режима, но поскольку эффект масштаба, обусловленный самой технологией, продолжает порождать тенденции к монополизации, вмешательство государства должно осуществляться на постоянной основе. Уже и в этом случае регулирование, блокируя эффект масштаба, вызывает снижение эффективности. Задача ценового контроля — сдерживать возможности компании пользоваться эффектом масштаба для собственного обогащения и вынуждать ее делиться дополнительным доходом с потребителем. Об имманентных ограничениях этой меры мы говорили в другом контексте — в связи с проблемой асимметричности информации. Мы
