— Вы юморист, — перебил капитан импровизацию «негра». — Сеня бормотал про кого-то с бородой…
— Ну вот! А вы еще сомневаетесь! — обрадовался «негр». — Сеня пытался вам объяснить про Бога карающего. Его изображают у нас с девятнадцатого века в виде бородатого старца ветхого денми…
— Не могла ли быть у киллера пристяжная борода, которая, как известно, очень изменяет лицо?
— Вы пытаетесь идти по простому пути… А я приглашаю вас вернуться к вышним силам. Они для исполнения цели могут в качестве оружия избрать все, что угодно: банановую корку, на которой жертва поскользнулась, любого забулдыгу или даже вора… Силы эти могли сделать так, что у исполнителя их воли возникло сильное желание помочиться…
— Вор не взял денег. Значит, вор отпадает. У Сени было с собой тридцать кусков.
— Тридцать сребреников?
— Думаю, больше.
— Когда вы разберете, какие силы двигали Иудой, вам станет ясно, какие силы двигали Сеней и что его остановило.
— Не могу не отдать должного вашей шутливости, — сказал капитан и поднялся.
— А сюжет? Вы мне должны сюжет.
— Подумаю. Позвоню.
«До чего же путаные мозги у этих щелкоперов!» — подумал он.
* * *
— Кажется… это… готово, — рычал Иван Ильич. — Разбирайте опору. Покатаемся, поглядим.
Он не спал пятые сутки. Снял шапку — от его головы шел пар.
— Жарко, — сообщил он сам себе.
Была теплынь — всего десять градусов ниже нуля — и такая тишина, что дымы папирос казались подвешенными в воздухе.
Прошел в кабину сопровождения, глянул на спящего Махоткина и подумал, что если сам сядет, то уже не поднимется. Его слегка качнуло.
Махоткин открыл глаза:
— Слышу, разбирают сруб.
— Да, сейчас начнем. Где командир и механик? — отнесся Иван Ильич ко второму пилоту. — И штурмана гони сюда. Пусть уточнит погоду. А ты? — тронул он радиста за ногу — тот спал, для комфорта сняв унты. — Начинай предполетную подготовку.
Он сообщил второму пилоту первоначальное ускорение в спину и пошел поглядеть, как затаскивают брус в грузовую кабину.
— Пришвартуй хорошенько, — сказал он стюарду, похожему комплекцией на медведя.
— Как учили, — ответил тот.
По губам Ивана Ильича скользнуло подобие улыбки: он вспомнил, как Ваня Черевичный, большой поклонник женской красоты, решил сделать над тиксинской гостиницей, где остановились гастролирующие актерки, высший пилотаж на самолете Ли-2. И плохо пришвартованный груз повело в хвост, нарушилась центровка, ероплан посыпался хвостом вниз. Вот была бы загадка для комиссии, выясняющей причины катастрофы! (Слово ТАП тогда еще не было придумано.) Но Ваня, великий летчик, сумел вывернуться и у самой земли вывел машину в горизонт.
У старости есть свои удовольствия: любая мелочь пробуждает воспоминания, которыми можно играть, как разноцветными камешками, и не знать, что такое скука.
Иван Ильич поглядел, как швартует груз, и помог стюарду натянуть трос.
— На кой нам этот брус? — проворчал стюард. — Бросили бы здесь.
— Пробросались.
Иван Ильич вспомнил, как челюскинцы кидали в костер для дыма нераспакованные новые полушубки, которые невозможно было вывезти. И вспомнил, как непросто увидеть с воздуха дым, который мешается с дымкой. И как непросто найти стойбище оленеводов по кострам.
— Неужели полетим? — поинтересовался стюард.
Иван Ильич оставил этот вопрос без внимания.
Он вышел и, казалось, к чему-то прислушивался. Тишина стояла удивительная, но воздух начинал как бы густеть и наполняться неслышными вибрациями, которые отдавались внутри.
Иван Ильич пошел вокруг самолета, убрал из-под колес колодки.
Появился второй пилот.
— Командира и механика не нашел! — крикнул он. — Все по разным палаткам. Ничего, услышат, как запускаемся, сами прибегут!
— Так, так, — согласился Иван Ильич и спросил штурмана: — Погоду уточнил?
— Естественно, — отозвался тот.
— Начинай предполетную подготовку.
— Вы попробуйте движки запустить после долгой стоянки, — буркнул под нос штурман.
Иван Ильич стал прислушиваться. Если б все происходящее было на материке, то можно было бы сказать, что приближается электричка. Но здесь электричек нет. Зазмеилась поземка, затрепетали красные флажки, привязанные к заглушкам. Слева от самолета что-то треснуло — будто уронили огромный пустой ящик ребром, — и заснеженное поле стало медленно рваться как промокашка.
— Заглушки долой! — крикнул Иван Ильич. — В кабину!
Техники, не вполне осознающие, что происходит, но напуганные, засуетились, забегали, заглушки полетели в раскрытую дверцу грузовой кабины.
Раздались треск и звук как бы битого стекла. Это пока необъяснимое явление придало техсоставу дополнительную резвость.
Трещина начала медленно увеличиваться, над открытой водой поднялся туман, мешаясь с поземкой.
Вдруг разводье стало сужаться, и четырехметровые льдины полезли одна на другую, сверкая гранями, раздался треск. Льдины поднялись почти на попа и вертикально рухнули в воду.
— От винта! — крикнул Иван Ильич по старой памяти и, затаскивая стремянку, поправился: — От двигателей! Запуск ТГ и первого!
— Уходим, — сказал он, влетая в пилотскую кабину. — Все по местам. Запуск ТГ.
Радист принялся включать АЗСы (автоматы защиты сети).
— Есть запуск ТГ! — ответил он.
Махоткин, потягиваясь и позевывая, занял левое кресло и по привычке пристегнулся. Выставил атмосферное давление аэродрома на барометрических приборах и включил работающие автономно авиагоризонты — основной и запасной.
Он не хотел напускать в кабину холод и показывал сквозь закрытую форточку пальцы по номеру запускаемого двигателя.
Второй пилот глядел как завороженный на стариков, взявших в свои руки инициативу. Их, казалось, не очень смущал вал торошения, который двигался к полосе: для этих льдов самолет — что маленькое насекомое.
Махоткин осмотрел приборы, назначение некоторых знал только теоретически, но то, что необходимо для взлета, мало изменилось с каменного века авиации.
После длительной стоянки двигатели зависали, давали заброс температуры, Иван Ильич время от времени позволял себе запрещенные приемы — щелкал кранами остановов.
— Не сумеем ли уйти на новую полосу? — спросил он.
— Нет, — отозвался Махоткин. — Все осмотрел. Пути нет.
— Уйдем в конец этой полосы, — сказал Иван Ильич. — Все-таки я проверю работу двигателей и систем и… Бери, Вася, общее руководство. КВС, считай, убит — выронил знамя.
— Что ж, — согласился Махоткин и, повернувшись к радисту, сказал: Читай молитву!
— Есть читать молитву! — почему-то весело отозвался тот и принялся читать карту предполетных обязательных проверок.
Ему отвечали: есть! согласовано! выставлено! проверено! норма!
Иван Ильич занял место бортмеханика на подвесном кресле, надел гарнитур и поправил лорингофон.
— Экипаж, выруливаем! — сказал Махоткин и снял машину со стояночного тормоза.
Проехал несколько метров вперед и стал разворачивать машину по малому радиусу. И порулил в конец полосы, подальше от вала торошения.
После того как Махоткин принял на себя командование, Иван Ильич стал обращаться к нему на «вы».
— Вы, командир, рулите, а я послушаю, как гремит нога.
Через минуту он вернулся и снова занял свое место.
— Ни черта не пойму. Моторы гудят, снаружи ревет.
Махоткин запросил разрешение на руление, хотя уже рулил вовсю.
— Руление разрешаю, — отозвался РП (руководитель полетов) прокуренным голосом.
Махоткин рулил неспеша, время от времени подтормаживал педалями; кабина при этом плавно уходила вперед, и самолет, как сказали бы моряки, подвергался килевой качке.
Махоткин прошел полосу до конца, развернулся и поставил машину на стояночный тормоз. Он испытывал давно забытое чувство маленького мальчика, который со своего велосипеда пересел на соседский и обнаружил, что соседский и выше, и удобнее, и даже послушнее в управлении. Старики переглянулись. И вдруг Махоткин слегка улыбнулся и подмигнул.
— Вас понял, — отозвался Иван Ильич.
Махоткин нажал кнопку переговорного устройства и дал команду:
— Стюарду и двум слесарям немедленно покинуть борт через задний люк! Немедленно!
И стал внимательно глядеть через переднее остекление вперед, в сторону предполагаемого взлета.
— Покинули борт, — доложил Иван Ильич. — Задний люк закрыт, лампочки горят.
Махоткин перекрестился.
— Трещина прошла вдоль полосы, — сказал Иван Ильич. — И вправо взять нельзя: торосы; влево некуда. Взлет по дуге. Дай ногу.
— Приготовиться к взлету, — сказал Махоткин. — Второй пилот — только на приборы. Крестинин, диктуйте скорость!
