Он снова вынул платок, вытер лицо и затравленно оглянулся по сторонам. Я тоже оглянулся по сторонам, не понимая, кого следует опасаться.
– Частично, – сказал я.
– Ломка характера! У нее наступил период, когда не терпится начать самостоятельную жизнь.
– Да, она мне уже об этом доложила.
– Вот как? Прекрасно! Но, видишь ли, дело в том, что я… Разумеется, если бы я мог хотя бы на минуту предположить, что она так негативно воспримет… э-э-э… мой тезис.., и прочие, как бы это выразиться поточнее… Я, безусловно, ни в коем случае не допустил бы подобного… э-э-э… варианта развития событий, избежав тем самым причинения вам, Глеб Сергеевич, всяческих неудобств, связанных, м-м-м… с пребыванием у вас Валентины.
Монолог был хорош, но длинноват. Валерий Алексеевич незаметно для себя перешел на "вы", я, соответственно, решил перейти на великосветский тон:
– Но позвольте, Валентина отнюдь не причинила мне неудобств, а, напротив, я бы сказал, скрасила холостяцкий быт.
– Ну, это-то вряд ли, – понимающе заметил он. – Тем не менее, смею надеяться, дело обошлось без эксцессов?
– Абсолютно без, – заверил я.
– Ага.., – Сюняев покрутил носом. – Ну, как говорится, дай-то Бог. Тем не менее, я должен перед вами еще раз извиниться, и раскрыть кое-какие семейные секреты. Вы ведь знаете, что я женился довольно поздно, уже в зрелом возрасте, и моя жена… Хотя, вряд ли вы способны понять, в каком роде эта женщина. Ну, и сам я – тоже отнюдь не подарок… Так вот, моя единственная дочь воплотила в себе довольно противоречивую комбинацию родительских качеств.
Валерий Алексеевич выразительно пошевелил пальцами и продолжил:
– Не так давно, месяца три тому назад, у меня с ней, то есть с Валентиной, состоялся разговор. Не буду вас утомлять подробностями, но я заявил, в конечном итоге, что при ее вздорном характере вести самостоятельную жизнь очень трудно. И все ее шансы связаны с тем, сумеет ли она зацепиться за приличного человека. Ну, вы понимаете, что разговор был… э-э… многоаспектный, и подобное заявление я сделал отчасти в сердцах. Она меня довела до точки своими рассуждениями о выборе жизненной стези, и прочей ерунде. Я ей прямо сказал, что дарований у нее – кот наплакал, амбиции высоки, а подобное сочетание никогда ни к чему хорошему не приводило. Тогда Валентина в довольно вызывающей форме обвинила меня в том, что я создал невыносимую атмосферу в семье, исключив любые совместные мероприятия с лицами противоположного пола. Имелось в виду, что я, после очередного шабаша с однокурсниками у нас дома, категорически запретил устраивать нечто подобное впредь. Она заявила, что у нее нет никакой возможности сделать правильный выбор. Я, в ответ, заметил, что правильный выбор у нее в далекой перспективе, а пока следует поднабраться ума и получить минимальное образование. Она, в свою очередь, заявила, мол, для того, чтобы набраться ума, нужен источник, а его-то она и не наблюдает ни в какой своей окрестности.
Согласитесь, Глеб Сергеевич, форма была весьма вызывающей и даже, я бы сказал, оскорбительной. И я попался на эту удочку! Валентина предложила мне познакомить ее с каким-нибудь приличным молодым человеком из числа знакомых, не причисляемых мною к шалопаям, и содержащих упомянутый источник. Согласитесь, Глеб, в числе моих знакомых достаточно мало лиц, возраст которых… э-э-э… не столь резко контрастировал бы с возрастом Валентины. Но я согласился, имея в виду вас, или, скажем, того же Куропаткина…
– Я обязательно информирую об этом Василия.
– Возможно, этого не стоит делать из педагогических соображений. – усомнился Валерий Алексеевич.
– В соответствующей форме, – я улыбнулся.
– На ваше усмотрение. Василия я считаю достаточно… э-э… способным и толковым молодым человеком, но ему не хватает целеустремленности. Кроме того, он еще очень молод, и неизвестно, какое влияние на него оказала бы Валентина. А на той вечеринке у Петра Яновича, вы были представлены, и позже я характеризовал вас как э-э… в высшей степени положительного молодого человека, подающего большие надежды. Она осведомилась, действительно ли подающего, и так ли уж большие? Я, безусловно, подтвердил вашу репутацию, ибо оцениваю ваши перспективы весьма высоко.
– Благодарю, – я церемонно поклонился.
– Нет, Глеб, я не такой осел, как ты думаешь, – Валерий Алексеевич опять перешел на "ты". – Просто я имел в виду, что Валентине было бы полезно расширить круг общения. Возраст, возраст – вот проблема! Ну что за компания – двадцатилетние мальчишки? Студентики, несмышленыши! Что они знают о жизни? Что у них на уме, кроме сексуальных фантазий? Вы себя помните в двадцать лет?
– Смутно, – я подавил улыбку.
– А вот я – помню. Одно гигантское, необъятное самолюбие. Желание стать великим человеком и утереть нос имяреку из параллельной группы. Им, кстати, был Петр Янович. Мы оба – лингвисты.
– Так вы знакомы с ним со студенческой скамьи?
– И даже более того. Вечные друзья-соперники… Славное было время, славное!.. Вся жизнь впереди, не то что теперь… М-мда… А после вечеринки, ты знаешь, моя жена взяла тебя на заметку.
– Может быть в вас говорит ревность? – как бы в шутку заметил я.
– Х-ха! – Сюняев хлопнул меня по плечу. – Ревность? А что, вполне! Ведь ей всего-то пятьдесят три. Известны исторические прецеденты… Нет, мой юный друг, нет. Скажу больше, если бы кто-то за ней приударил, в разумных, конечно, пределах, я бы и пальцем не пошевелил. Нет лучшего способа умиротворить женщину, как предоставить ей свободу, а потом прищучить и оставить с комплексом вины… Но это – пройденный этап, – заметил он туманно.
– А вы философ, Валерий Алексеевич! Снимаю перед вами шляпу.
– Положение обязывает!.. – Он задумался. – Не знаю, Глеб, как к тебе.. э-э… подъехать. Условности, условности… Давай так. Буду откровенен, вот эта самая Валентина вселилась в твою квартиру. И мы с тобой вступили в отношения. Мы теперь как бы соседи, во всяком случае, люди не чужие. У нас общая проблема – Валентина. Она способна на многое, и черт его знает, что она завтра выкинет! Ты одинок, возможно, у тебя какие-то свои планы, скажем, женщина или что-то в этом роде. Она этого не понимает – девица абсолютно беспардонная. Ты же интеллигентный человек, не можешь ее просто взять и выставить. Надо искать предлог… Ну, над этим мы совместно еще подумаем. А пока меня волнует только одно: я должен быть в курсе событий. Чтобы, в случае чего, можно было бы успеть повлиять на их ход. А то ведь она, шельма, завтра рванет на Венеру, и никто знать не будет. Ты успел что-то понять в ее характере?
– Кое-что – да. Проблема в том, что вы хотите успеть повлиять, а вот она, как раз, хочет обрести свободу от вашего влияния, и начать самостоятельную жизнь.
– Хм.., – Сюняев нервно потеребил кончик носа. – Пожалуй, в этом есть некое противоречие.
– Именно, – подтвердил я.
– А, допустим, я напрошусь к тебе в гости – как она себя поведет?
– По моему, вполне лояльно.
– Думаешь? – в голосе Валерия Алексеевича превалировали нотки сомнения.
– Я в этом убежден.
– Ага… Она с тобой делилась? Я имею в виду…
– Да, кое о чем мы поговорили.
– И как она?
– Вполне.
– А что вообще поделывает?
– Пока планирует переставить мебель, а в ближайшей перспективе, как мне кажется, начнет реконструировать жилой фонд.
– Быть этого не может! Она должна целый день лежать на диване с книжкой, либо пялиться на экран.
– Думаю, это уже в прошлом.
– Фантастика! – заявил потрясенный Валерий Алексеевич. – Но ведь эти ее планы… Как следует их трактовать? Сколько она еще собирается э-э-э… обременять тебя своим присутствием?
Я подавил вздох и приступил к самому трудному.
– Валерий Алексеевич, – сказал я проникновенно, – я с сожалением вынужден констатировать, что вам придется обвыкнуться в новой ситуации.
– Какой ситуации? Обрисуй!
– Предыстория следующая. Валентина явилась ко мне, и, практически с порога заявила, что якобы, я подчеркиваю, ЯКОБЫ выходит за меня замуж.
На Валерия Алексеевича жалко было смотреть. Он мгновенно вспотел, начал шарить по карманам в поисках платка, не нашел и вытер лоб галстуком. Потом таки взял себя в руки.
– А ты? – поинтересовался он.
– Я, разумеется, возражал и настаивал на сохранении статус-кво хотя бы временно.
– А она?
– Она настаивала на своем.
– И что же ты?
– Я потребовал объяснений.
– И?!
– В ответ она предприняла ряд демаршей.
– То есть?!
– То есть, разделась до нижнего белья и разбила вазу.
– В каком смысле?
– Без всякого смысла. Случайно, а быть может, в сердцах. Я при этом не присутствовал.
– Понимаю.., – пролепетал сбитый с толку Валерий Алексеевич, ничего, как я понял, не понимавший. – Но что же дальше!
– Дальше – больше. Я варил кофе, она излагала свои взгляды на жизнь.
