– Так, – деловито сказал Гиря. – Куропаткин, это тебя не касается – заткни уши. Заткнул?
– Заткнул, Петр Янович, – откликнулся Василий, вставляя в уши пальцы.
– Это хорошо!.. Ты, Глеб, вот что… Ты сейчас, главное, не суетись. Пусть все течет равномерно и прямолинейно. У нас тут все свои, узы всякие, и прочее… Ну а Валентина – она девочка хорошая. С придурью, правда, а кто без нее? Так что, не суетись… Сейчас еще неясно, может вы глупость совершили, а может как раз наоборот. У меня вон Вовка с Мариной тоже устроили представление: сначала любовь, потом как кошка с собакой, потом он вообще на другой женился, а уже потом он ее обратно выкрал и целый год на руках носил, – Петр Янович помолчал. – Браки, Глеб, свершаются на небесах. И нам в эти небесные дела соваться не следует. Так что живи себе спокойно, и жди указаний свыше.
– Петр Янович, я суетиться не собирался, хотя тоже на нее глаз положил. Но, ей богу, не ожидал такого напора. Она меня в течение вечера обработала по полной программе. Сунула в банку, и давай взбалтывать, пока я в осадок не выпал!
– Да знаю.., – он махнул рукой. – Она мне все выложила. Слезу пустила. Я, говорит, как шлюха его в постель затащила – он меня теперь уважать не будет…
– Не было этого!
– Это тебе так кажется. Откуда ты знаешь, что с тобой было? Ты ведь в банке бултыхался.
– А когда это было?
– Вчера.
– Так она же с утра просто светилась вся!
– Ра-ано утром. Ты, видать, еще дрыхнул. А светилась – правильно светилась, – Гиря самодовольно ухмыльнулся. – Я ведь ей грех отпустил. У меня, ты знаешь, духовный сан есть. Это кроме шуток. Дружок – епископ Саратовский – он мне от патриарха испросил право исповеди в космическом пространстве. Там ведь некому больше, а желающих… Попадаются, в общем, разные… У нас тут, конечно, не вакуум, но вы-то на облаке летали – вот я и взял сей грех на душу. Я ведь слова всякие знаю. Заветные, в том числе.
– А-а.., – промямлил я, соображая, всерьез он, или шутит. – И что вы ей сказали?
– Того, брат, что ей сказал, тебе не скажу. Я тебе другое скажу. Сюняев, заткни уши!
– Иди ты к черту, апостол хренов! Все за моей спиной успел обстряпать. Даже слова заветные где-то добыл. А родного отца – побоку!
– Надо было политику формировать, а не мораль читать… Слушай, Глеб, что я тебе скажу. Валентина – это Женщина с большой буквы. Она тебе никогда не надоест. Я бы за такую уцепился и не отпускал. Будут всякие сложности – а куда без них… Но, запомни: если вы расстанетесь – пойдешь по рукам. Я тебя, Глеб, хорошо знаю – будешь прыгать от одной дуры к другой, искать лучше нее. А ведь не найдешь!
– Да не собираюсь я прыгать! – возмутился я.
– Ты слу-ушай, дура! Семья – дело тонкое. А от хорошей женщины и дети хорошие. А дети – тот минимум, который мы должны вернуть Господу, за то что он допустил нас к существованию… Ну, а в остальном ты, конечно, человек свободный. В том смысле, что иди и работай. Установку не забыл?
Он повернулся к пригорюнившемуся Сюняеву, и произнес участливо:
– Пойдем, Валера, я тебе тоже кое-какие заветные слова скажу. Да надо кое-что обсудить насчет Таккакацу…
Я жестом предложил Куропаткину следовать за мной и вышел в коридор, предоставив Валерию Алексеевичу излить накопившуюся желчь на Петра Яновича самостоятельно. Так, по-видимому, оно и случилось, потому что Вася, появившийся через минуту с пальцами в ушах, блаженно улыбался. Он обожал присутствовать во время препирательств Сюняева со всеми остальными ведущими, уверяя, что только за счет этого расширяет свой лексикон.
Вася Куропаткин проработал в отделе два года. Его стажерский срок заканчивался, и решался вопрос о допуске его к самостоятельной работе в качестве дознавателя. По специальности он был программистом, но Гиря считал, что подсобных рабочих в отделе быть не должно. Вообще, он проводил довольно тонкую кадровую политику. Суть ее состояла в том, что он высматривал подходящих людей, где только мог, и переманивал без зазрения совести. В результате спектр специальностей сотрудников варьировался от физиков-ядерщиков до педагогов-логопедов.
Мы с Куропаткиным отлично ладили, потому что у него был золотой характер. Если нужно было согласиться, он соглашался, а нужно возразить – возражал. А когда надо было высказать дельную мысль, именно это и делал, чем я не однажды пользовался. Со своей простецкой белобрысой физиономией он легко входил в доверие и добывал факты там, где у меня возникали затруднения. Кроме того, Вася тоже ходил в горы, и на этой почве после второго восхождения на пятитысячник у нас даже возникли разногласия. Мы решили, что в ближайшее время возьмем Эверест и Джомолунгму, но не смогли договориться, куда полезем сначала, а куда потом.
Кстати, "горняшка" Василия не брала, и он ходил наверх без кислорода. Я же в таком режиме проходил только до четырех с половиной тысяч. Узнав об этом, Гиря сказал, что сделает Василия специалистом по эпизодам, связанным с разгерметизацией, и посоветовал испытать его способности в чистом вакууме. Пока такой случай не представился.
– Ну, я готов, – сказал Вася, вынимая пальцы из ушей. – Куда летим?
– В архив, – ответил я лаконично.
– А оттуда?
– Там и сядем.
– А-а… Ну, пошли. Если не секрет, что мы там будем делать?
– Думать.
Услышав это, Вася, хотя и удивился, но вопросов больше задавать не стал. Вероятно, идея показалась ему заманчивой. Правда, когда мы пришли, нашли укромное место, и я изложил ему замысел, Вася несколько потускнел.
– Что, все отчеты? – переспросил он. – Да их же десятки тысяч!
– Около шестидесяти, – уточнил я.
– Но это же неописуемое число!
– Почему неописуемое. Вполне описуемое. Шестьдесят две тысячи двести сорок один отчет по каталогу.
– Да-а, тут придется думать. И капитально.
– Придется, – согласился я. – А что остается делать?
И мы начали думать. До обеда мы ничего не придумали. Пообедали. И снова начали думать. Но ничего путного опять не придумали. Ближе к вечеру я категорически запретил Куропаткину думать и предложил действовать. Мы просмотрели с десяток отчетов, имея в виду оценить удельное время. Даже по гамбургскому счету меньше пяти минут на отчет не получалось.
– Все же их много, – подвел итог Вася.
– Безнадежно много, – подтвердил я. – Даже если работать без выходных.
– Думаю, Валентина нас не поймет, – произнес он самым невинным голосом.
– Думаешь?
– Ну.
– А ведь я тебе это запретил. Еще раз подумаешь – схлопочешь по шее.
– Зачем же сразу по шее? – обиделся Куропаткин. – Мог бы ограничиться устным предупреждением.
– Я и ограничился. А в следующий раз не ограничусь. Имею полномочия.
– От Валентины? Не верю. Не могла Валентина дать тебе полномочия давать мне по шее. Хотя, конечно, ты теперь большая шишка. Зять самого Сюняева! А мы кто? Мы…
– Неофициальный, прошу заметить, – сказал я самодовольно. – А кстати, складывается такое впечатление, что ты с ней знаком.
– Конечно. Нет, Глеб, ты просто молодец. Как тебе удалось захомутать Валентину?
– Ты выбирай выражения! Потом, еще неизвестно, кто кого захомутал… А ты-то как с ней познакомился?
– Да так… Случайно. Она учится в одной группе с моим братом. Самая красивая женщина на курсе!
– Да? А сколько их там всего?
– Штук, примерно, семь. Точно не знаю. Могу уточнить. Уточнить?
– Не стоит. А почему так мало? Она на юридическом?
– Не совсем. Видишь ли, раз в три года набирают курс специально для укомплектования служб ГУКа. Там почти одни мужики.
– Да? А почему не набирают группу каждый год?
– Откуда ж мне знать, – Вася развел руками. – Видимо, есть какие-то резоны.
– Так твой брат идет по твоим стопам?
– Скорее, я по его. Я ведь про наш отдел узнал, когда он поступал. Наплел мне всякого, я и решил посмотреть… А куда он сам метит – одному Богу известно. Юридическое образование рассматривает как плацдарм для броска в неизвестность.
– Понятно, – сказал я. – Валентину, стало быть, отец пристроил?
– Нет, он был против. Валентина сама пробилась. И метит к нам в отдел, под начало Гири.
– Ясно. Стало быть, я у нее – плацдарм для броска… Просто свинство какое-то!
– Именно, – согласился Вася. – Устрой ей скандал. Хороший повод. Обрати внимание, она через твою голову консультировалась с Гирей. Это прецедент!
– А ты, между прочим, должен был заткнуть уши.
– А я, между прочим, и с заткнутыми ушами все слышал.
Мы еще потрепались немного и расстались довольные друг другом, но недовольные собой. Еще бы – день коту под хвост, а меня Гиря послал отнюдь не для развлечений.
Под конец Куропаткин совершенно серьезно мне сказал:
"Глеб, эти шестьдесят тысяч – цифра подавляющая. Думать тут бесполезно. Значит, придется начать размышлять. Пока у меня только две мысли. Надо автоматизировать перебор – раз. И надо попробовать ассоциативный поиск. По ключевым словам. Только вот по каким?"
