Наташа очень серьезно относилась к своей беременности, старалась соблюдать режим, обязательно гуляла не меньше двух часов в день. На окраине городка был маленький аэродром; за летным полем начиналась жидкая березовая рощица, подступавшая к подножию лысой горы, Наташа собирала пушистые нежные букеты незабудок и багульника, приносила домой, ставила в литровую банку, и комната наполнялась горьковатым ароматом диких цветов.
Рожать ей предстояло в середине августа. Они с Володей решили, что заранее, примерно за неделю до предполагаемого срока, он отвезет жену в Абакан в военный госпиталь, где отличные условия и грамотные врачи.
Кончился июнь. В нижнем ящике казенного комода лежали аккуратные стопки пеленок и распашонок. Иногда заходила фельдшерица Кира Пантелеевна, рыхлая высокая баба шестидесяти лет. Она осматривала Наташин живот, прижимала к коже акушерский стетоскоп, похожий на игрушечную дудку, качала оранжевой пышной прической, поджимала тонкий рот и важно сообщала:
- Так и есть, в августе родишь, числа пятнадцатого. Сердцебиение вроде нормальное, только не пойму, как он у тебя лежит, где попа, где голова.
- Он? - уточняла Наташа.
- Да кто ж их разберет? - вздыхала Кира Пантелеевна. - У тебя, впрочем, скорее девочка будет. Больно шустрый плод, прямо так и прыгает.
Специально для фельдшерицы Наташа держала на посудной полке бутылочку крепленого сладкого вина. Кира Пантелеевна тянула вино, как чай, со свистом, потела и отдувалась, закусывала соевыми батончиками и липкой карамелью.
- Ты, главное, на открытый огонь не смотри, - учила она Наташу, - а то будет у ребеночка красное родимое пятно во все лицо. Вверх не тянись, когда белье развешиваешь, а то пуповина обовьется вокруг шейки. И не вздумай волосы подстригать, пока не родишь. Тут вот в позапрошлом году одна взяла и подстриглась за неделю до родов, - фельдшерица допила залпом все, что осталось в стакане, утерлась ладошкой, - ну и вот, значит, подстриглась майорская жена под Эдиту Пьеху, повезли ее на вертолете рожать в Абакан. Вроде третьи роды, женщина такая крепкая, однако родила мертвенького мальчика. - Пантелеевна налила себе еще вина, выпила, зевнула со стоном и, покачав пальцем у Наташи перед носом, произнесла со значением: - Апсиксия!
- Асфиксия,-поправила Наташа. Ей совсем не нравились всякие страшные истории о неудачных родах, но она терпела, поскольку никто, кроме Пантеелевны, не мог квалифицированно прослушать ее живот и сказать, что все в порядке. В гарнизоне был врач, хмурый молодой москвич по фамилии Усманов, но Наташа стеснялась его. К тому же до ее приезда между Усмановым и Володей случился тяжелый конфликт. Володя за незначительную провинность отправил на гауптвахту солдата, у которого было обострение какой-то почечной болезни. Доктор требовал парня освободить, Володя заявил, что он покрывает симулянта, а через три дня солдата пришлось отправить на вертолете в Абакан и там ему сделали операцию. Доктор накатал жалобу на старшего лейтенанта Герасимова, но начальство как-то замяло дело, Володя был на отличном счету. С тех пор они с доктором не здоровались.
К июлю жара стала невыносимой. Городок погрузился в пыльное серо-желтое марево. У Наташи распухали ноги и кружилась голова, но она заставляла себя гулять по тусклым раскаленным улицам. Прежние маршруты к рощице за летным полем были ей не по силам.
Однажды она столкнулась на улице с доктором Усмановым. Собиралась пыльная буря, небо налилось желтушной мутью, воздух как будто исчез. Возле больнички несколько солдат копали траншею. Они были голые по пояс и черные, как негры. Доктор в белоснежном халате сидел на крыльце и курил. Наташа тяжело плелась мимо, в руке у нее болталась авоська с хлебом.
- Наталья Марковна, вы не хотите ко мне заглянуть? - окликнул ее Усманов.
От неожиданности она вздрогнула и чуть не упала, поперек дороги валялась лопата. Доктор встал, взял ее под руку, повел в больничку. Там над рукомойником висело зеркало. Наташа увидела кошмарное лицо, серо-черное, с красными больными глазами. Пот смешался с пылью, глаза слезились.
- Вам, наверное, надо умыться, - сказал Усманов.
Наташа покорно кивнула. Вода в рукомойнике была теплой. В кабинете гудел вентилятор, от него шла волна обманчивой прохлады. Доктор протянул Наташе полотенце и спросил, как она себя чувствует.
- Нормально, - Наташа тяжело опустилась на банкетку.
- Давайте-ка я вас осмотрю, - предложил он.
- Спасибо, меня Кира Пантелеевна наблюдает, - слабо улыбнулась Наташа.
- Пантелеевна- это, конечно, хорошо, - кивнул доктор, - и что она говорит, когда вам рожать?
- В середине августа.
- А я думаю, раньше. Лягте, пожалуйста.
Наташа скинула туфли, вытянулась на банкетке. Усманов долго слушал и ощупывал живот, потом измерил давление, зачем-то посмотрел язык, горло, попросил повертеть глазами, неприятно оттянул нижние веки, наконец хмуро произнес:
- Вам надо срочно ехать в Абакан, нужны анализы, квалифицированный осмотр, возможно даже рентген.
- Что-то не так? - испугалась Наташа.
- Мне кажется, у вас двойня. Нет-нет, ничего страшного, просто родить вы можете раньше срока. Лучше не рисковать.
Буря еще не успела разгуляться, до дома было пять минут ходьбы, но Усманов отправился провожать Наташу, держал под руку, как больную, и уговаривал немедленно отправляться в абаканский госпиталь.
Когда Наташа поднялась в свою комнату, небо стало совсем черным, взвыл ветер, вздыбились бешеные воронки пыли и мусора. Наташа бросилась закрывать окно и увидела, как Усманов бежит сквозь вихрь назад, в больничку. Белый халат раздулся огромным пузырем и исчез в черном вихре.
Вечером Наташа рассказала мужу о встрече доктором. Володя слушал и злился:
- Тоже мне специалист! Никто его не просил тебя осматривать.
- Володенька, а если он прав? Может, ты отвезешь меня пораньше? Вдруг правда двойня?
-- Чепуха, - старший лейтенант хлопнул ладонью по столу, - Пантелеевна тебя каждую неделю смотрит и никакой двойни не обнаружила. А она, между прочим, профессиональный акушер.
- Володя, она темная баба, к тому же пьет как сапожник! - возмутилась Наташа. - То, что Усманов тебе не нравится, еще не означает, что он плохой врач.
- А тебе он нравится?! - сквозь зубы, с дурацкой улыбкой прохрипел Володя. - Нравится, да?
Такая реакция Наташу ошеломила. Она знала, что ее муж человек жесткий и болезненно самолюбивый, но сейчас речь шла о самом главном событии в их жизни, и можно было наплевать на глупый конфликт с доктором. Так взбесился, что даже не обратил внимания на потрясающую новость- у них может быть двойня!
- С ума сошел? - спросила она и нахмурилась.
- Он на меня донос написал, а ты с ним под ручку, на глазах у всех! - крикнул Володя. - Теперь об этом каждая собака в гарнизоне знает!
- Он врач, а я в положении, и ничего такого... - Она не успела докончить фразу, потому что Володя встал и вышел, шарахнув дверью так, что комната вздрогнула и банка с незабудками опрокинулась.
Наташа, глотая слезы, принялась собирать вялые мокрые цветы, вытирать воду.
* * *
Доктор Тихорецкая ехала по пустому ночному шоссе и чувствовала, что засыпает за рулем. Она почти жалела, что отказалась от предложения Райского заночевать на этой проклятой секретной базе и отправиться в Москву рано утром, на казенной машине, с шофером.
Ей уже приходилось ночевать здесь. В финском домике ей отвели маленькую, совершенно стерильную комнату с санузлом и спала она как убитая. В первый раз это было после операции, которая длилась пять с половиной часов.
Сейчас ее отпустили на двое суток и она не хотела терять ни часа. Она так устала, что жила на автопилоте. Ни о чем не могла думать, автоматически выполняла свою работу и не позволяла себе бояться, что в один прекрасный день начнут дрожать руки и испортится зрение.
Петр Аркадьевич освободил ее от приемов. Она вела только двух больных Анжелу и этого человека, о котором знала все и ничего. Ей были известны его возраст, рост, вес, артериальное давление, группа крови. Она могла с закрытыми глазами воспроизвести строение его лицевых костей и мышц, но кто он, откуда, что с ним произошло и почему потребовалось срочно сделать ему другое лицо, она понятия не имела.
Она догадывалась, что он офицер. По речи угадывала в нем москвича. Подозревала, что его ноги, которые спас доктор Аванесов, были повреждены не в результате спортивной или автомобильной травмы.
Гамлет Рубенович однажды при ней назвал его Сережей. Возможно, это было единственной правдой из всего, что говорил доктор Аванесов. Никогда она еще не слышала, чтобы врач, талантливый хирург, и в общем неплохой человек, так много и нагло врал. Юля знала, что он делает это вовсе не из любви к искусству. У него приказ. И все равно было противно.
