– Сейчас разберемся, кто козел, – прошипел Саша. – Ты там что-то про очко заикнулся, на дворе. Очко покоя не дает? Это исправляется, не ссы.
Стало совсем тихо. Борька сник, вырвался из Сашиной хватки, сгреб вещи в охапку и огляделся. Взгляды по большей части были без сочувствия, но с интересом. Он потоптался и, увидев в самом углу матрас на полу, побрел к нему, что-то обиженно бурча под нос.
– Хлебало завали, очковед, – негромко проговорил ему вдогонку Саша и принял ту же позу, что и до стычки. Достал из кармана зажигалку, явно самодельную, из тех, что делают на зоне из подручных материалов, и начал чиркать.
Душевая. Десять рожков, фыркая, разбрызгивали ржавую воду. Под ними мылись заключенные. Саша долго намыливался, споласкивал пену и намыливался снова. Без одежды на его теле были видны все многочисленные шрамы: под ребрами, на плече сзади, на боку…
Заключенных, уже чистых, с поблескивающими влагой затылками и переодетых в цивильную одежду, повели к невысокому одноэтажному зданию медсанчасти по двору поселения, мимо второго жилого барака и спортплощадки. Соловков все это время держался поближе к Саше, а тот исподлобья исследовал окрестности.
Поселение было весьма пригодным для проживания: от бараков к КПП вела аллея молодых тополей, остальные тропинки расходились к спортплощадке, гаражам, администрации колонии и цеху хлебозавода, прислонившемуся прямо к забору поселения. Никаких вышек с автоматчиками, вокруг сновали «поселковцы», занятые своими повседневными делами. Когда двое из них, с носилками, полными битого кирпича, прошли мимо прибывших, один кивнул другому: «Свежатинка приехала». Второй гоготнул.
– А тут нормально, – проговорил Соловков и покосился на Сашу. – Не, ну жить можно.
Саша продолжал его игнорировать.
– Главное, что шмотки свои, а не это говно казенное, – в никуда продолжил Соловков и сплюнул. Саша кивнул, и Соловков облегченно закивал в ответ.
Они набились в узкий коридор медсанчасти. Стульев было всего два, один из которых покачивался на двух ножках. На втором сидел Саша, остальные заключенные стояли.
Дверь в кабинет открылась, и оттуда вышли трое зэков. Один из них, в живописных татуировках, сладко потянулся:
– Да-а, телка что надо. Я б ее натянул.
– Ага, видел? – понимающе кивнул другой. – Жопа, сиськи! – И он звонко похабно причмокнул.
Соловков повеселел и жадно ловил эти слова.
– Следующие! – донеслось из-за неплотно прикрытой двери кабинета.
Соловков, Саша и Карпов, заикающийся мужичок с большими ладонями, встали и зашли в кабинет.
Большая комната с окном за белой марлевой занавеской, заставленным разросшимися геранями, была перегорожена ширмой: по эту сторону письменный стол, весы, между ними тумбочка с медицинскими инструментами и препаратами, три стула. По ту сторону от ширмы – наполовину скрытая от глаз застеленная кровать, чайник и электроплитка на облупившемся подоконнике, простенькие иконки в углу, под ними – радиола с виниловыми пластинками. На тумбочке – аквариум с золотой рыбкой, из-за тумбочки выглядывает желтый гитарный гриф, и над всем этим – сильный запах лекарств.
За столом сидела и заполняла медкарту пожилая тучная женщина с простым грубоватым лицом, Антонина Сергеевна. Из-под стола выглядывали ее варикозные ноги, похожие на колоды, которые она уже давно высунула из стоптанных дешевых китайских тапочек-балеток. Рядом с ней в пепельнице дымилась беломорина, а пальцы, держащие ручку, пожелтели от никотина.
У окна стояла Вера, совсем молоденькая девушка в белом халате и со стетоскопом на шее, хрупкая, маленького роста, с тонкими руками и длинной светлой косой через плечо, которая делала ее чрезвычайно похожей на Снегурочку или Аленушку из русских сказок. Когда заключенные вошли, она обернулась:
– Садитесь.
– Уже сидим, – хохотнул Соловков, маслено глядя на нее.
– Присаживайтесь, – пожала плечами Вера. – Двое, а один ко мне.
Саша и Карпов опустились на стулья, Соловков подошел к Вере.
– Фамилия, имя, – хриплым голосом спросила Антонина Сергеевна, беря бланк.
– Соловков, Сергей.
Вера взяла его голову в свои руки, встав для этого на цыпочки, заглянула в уши, в глаза, посмотрела, нет ли вшей в волосах.
– Рот откройте… Спасибо, можете закрывать… Одежду повыше, я послушаю, – говорила Вера обычный набор безукоризненно вежливых фраз.
Исследовала его с помощью стетоскопа, посчитала пульс.
– На что-нибудь жалуетесь?
– На жизнь, – решил сострить Соловков.
– На нее все жалуются. Давайте, следующий, – чуть вздохнула Вера.
Следующим был Карпов. И снова:
– Фамилия, имя?
– К-карпов, Федор.
Осмотр продолжился. Все это время Саша не сводил с Веры глаз, впрочем, взгляд этот был недобр, а на щеках чуть перекатывались желваки. Соловков же, напротив, повеселел и даже толкнул Сашу в бок, когда Вера чуть наклонилась.
– Жалуетесь на что? – после основного осмотра спросила она.
– Д-дышать иногда б-больно, в-вот тут. – Карпов показал на грудь.
– Кашель?
– По в-вечерам.
– Антонина Сергеевна, – обратилась Вера к женщине, – запишите его на флюорографию, посмотрим, что там…
Саша встал раньше, чем Карпов вернулся на место. Проходя мимо тумбочки с инструментами, Саша нарочно задел ее бедром, да так сильно, что инструменты с жалобным звяканьем разлетелись по полу. Карпов присел было их собрать, но Саша едва слышно цыкнул на него. Карпова как ужалили, он посмотрел на Сашу и покорно, понуро сел на стул. Сам же Саша стоял, издевательски, с прищуром глядя на Веру.
Вера оценила ситуацию быстро. Она чуть нахмурилась и на мгновение встретилась с Сашей глазами, потом почувствовала движение за столом:
– Сидите-сидите, Антонина Сергеевна, у вас ноги… Я сама.
И она, присев на корточки, стала собирать инструменты – некоторые прямо из-под ног у стоящего как вкопанного Саши. Тот специально краем ботинка наступил на «ложечку», Вера вытянула ее. Она казалась почти спокойной, только губу закусила и покраснела, особенно когда пришлось лезть под стол, повернувшись задом к зэкам. Соловков скалился в полном восторге.
Когда она встала перед Сашей, ее лицо было непроницаемо.
– Фамилия, имя?
– Рокотовский, Александр, – в голосе был вызов.
Однако больше эксцессов не произошло, Саша позволил осмотреть себя полностью: волосы, уши, горло, пульс. Осматривая руки, Вера заметила одинаковые круглые ожоги на тыльной стороне ладони, почти машинально потерла их большим пальцем.
– Футболку поднимите.
Саша стянул футболку через голову. Вера с тем же непроницаемым лицом прослушала его стетоскопом.
– Спасибо. Можете одеваться и идти, – проговорила она спокойно.
– До скорого, – усмехнулся Саша.
Он резко развернулся и вышел, так и не надев футболку, Соловков и Карпов за ним. Дверь закрылась плотно, но хохот из коридора Вера все равно услышала. Антонина Сергеевна потерла уставшую ногу и покачала головой:
– Видала, какой кадр.
Вера пожала плечами.
– Через месяц обратно на зону загремит. Такие у нас долго не задерживаются, слишком борзый… – продолжала женщина.
– Может, исправится…
– Этот? – И Антонина Сергеевна зашлась смехом, переходящим в хриплый кашель. Вера метнулась за ширму, налила в стакан воды из чайника. Стакан запотел паром.
Неделю спустя
В карантинной было тихо, кто-то спал, кто-то читал. Саша Рокотовский, раздетый до пояса, лежал на койке, той же самой, которую занял с самого начала, курил и снова чиркал своей зажигалкой с отсутствующим видом. В тишине этот звук был такой же изнуряющий, как звук мерно падающей воды из крана. Многие смотрели на него почти умоляюще, но сказать никто так и не осмелился.
Дверь распахнулась, и на пороге возникли двое – конвоир в форме и невысокий мужчина в футболке и спортивных штанах. На шее у него виднелось большое ярко-красное пятно. На зэков он смотрел тоскующе и настороженно.
– Заключенные, строиться! – приказал конвоир. – С вещами.
Зэки зашевелились и стали подниматься. Борька Коробин вскочил, быстро покидал в пакет вещи и подошел к конвоирам первым. Остальные следом. Саша не торопился, бросил окурок на пол за кровать, где таких лежало еще с десяток. Встал, взял мешок с вещами, который он и не разбирал, и оказался в строю – снова рядом с Соловковым.
– Вы двое – в восьмую комнату, – определил конвоир первых двоих, одним из которых оказался Коробин.
– Хлебозавод, – дополнил мужчина с пятном на шее.
Соловков наклонился к Саше и указал глазами на него:
– Нарядчик, по ходу…
Саша качнул головой, приняв к сведению. Тем временем зэков продолжали распределять на постоянное жилье и работу:
– Следующие – в двенадцатую.
– Сельхозотряд.
– Вы двое – в двадцать третью.
– Хлебозавод.
Очередь дошла до последних.
