отсчитывая про себя вдохи. Миновало в два раза больше, чем в прошлые разы, но эта печать, созданная из нескольких кругов условий, не торопилась разрушаться.
— Молодой глава? — потревожил меня Седой.
Я, не оборачиваясь, выдохнул и стёр символ «молчание», сменив его на совсем другие, противоположные по смыслу и уже не раз неплохо себя показавшие, а затем сделал шаг назад, красноречивым жестом уступив право спрашивать Седому и Бахару.
И чем больше я слушал ответы, тем сильней хмурился. Хотелось бы мне, чтобы это был человек семьи Морлан, человек Вартола. Но это было не так.
Я задумчиво повторил название клана:
— Алые Пики…
Бахар, видимо, решил, что это вопрос и тут же сказал:
— Это клан…
Я перебил его, показав, что не зря в меня каждый из старейшин пытался впихнуть как можно больше:
— Один из союзников Эрзум. Пониже, очень далёк от звания одного из десяти сильнейших, и это единственная радостная новость, — глянул на Седого и добавил. — А ещё они очень сильно ненавидят именно Аранви и об этом знает едва ли не весь Пояс.
Седой не стал отрицать:
— Одно из моих лучших мщений. Я сумел устроить Бедствие на их Поле Битвы. Это заняло у меня два года, но я бы потратил и десятилетие, чтобы отомстить им.
Бахар сощурился и задал новый вопрос:
— Когда ты в следующий раз должен передать сведения?
Соглядатай явно хотел соврать, но его решимости хватило только на три вдоха, а затем печать заставила его отвечать. Слабак. Ему точно не помешали бы закалки души.
— Не установлен срок! Не установлен! — едва он перестал сдерживаться, как ему полегчало и дальше он уже не орал, словно его режут. — Последний раз я сообщил, что вместе со всеми захожу в зоны запретов и буду долго молчать. Это правда, клянусь! — снова заорал соглядатай, едва заметил, как переглянулись Седой с Бахаром. — Я вам пригожусь! Что хотите им передам!
— Не сомневаюсь, — процедил Седой, а затем перевёл взгляд с Бахара на меня. — Делай его долговым слугой, молодой глава, — буквально приказал Седой, — и отправляй к Пересмешнику. Где двое, там и трое. Глядишь, через год наберём уже целый отряд долговых слуг, которые будут искупать свою вину.
— Что? — глупо переспросил я его, ошарашенный будущим, который он нарисовал нашей семье.
— Властелин, — ткнул сапогом соглядатая Седой. — Действительно пригодится. Глупо иметь тебя главой семьи и не использовать твои таланты в полной мере, молодой глава. Разве не этим ты руководствовался, когда подчинял двух предыдущих долговых слуг?
Возразить мне было нечего, но очень хотелось. Как-то всего этого слишком много. Так можно и до Преграды допрыгаться.
Я опустил взгляд к самому соглядатаю и глухо предложил:
— У тебя два пути, собрат идущий. Первый — я освобождаю тебя, даю в руки меч и убиваю в честной схватке.
— Глава!
Не обращая внимания на вопли окружающих, я продолжил:
— Второй — ты, виновный в попытке навредить семье Сломанного Клинка, клянёшься отслужить мне и семье… — помедлив, я отмерил ему вдвое больше, чем двум предыдущим, пытавшимся убить меня, — два года и после этого будешь свободен.
Тот бледно, вымученно улыбнулся:
— Ответ очевиден, надежда лучше, чем смерть здесь и сейчас от рук орденцев, даже если эта надежда ложная.
Я кивнул:
— Ты решил, а я ценю справедливость. Если я пообещал, то через два года ты будешь свободен.
Много что могло случиться со мной за эти два года, и я не хотел обманывать ни себя, ни других, поэтому первым в печать бывшего соглядатая отправился символ отложенного времени. Главное, не забыть позже переделать саму его печать обратно. Будет неприятно, если мы начнём обживать город, и на него сработает формация защиты от сектантов. Возможно, тренировку с его печатью вообще следует втиснуть в распорядок моего дня и попробовать выяснить до ухода, что не так было с его восстановленной из осколков печати.
За последующие дни я, кроме этого дела с печатью, переделал ещё множество других, осмотрел множество подчинённых, проверяя их здоровье, говорил с кучей людей и не всегда эти разговоры были приятными, но вот этот разговор оттягивал, как мог. Возможно, зря, возможно, да что там возможно, нужно было этот разговор провести раньше, но что-то всё время мешало. То дела, то другие разговоры, то… Моя нерешительность.
Всё остальное на самом деле не имело значения, только моя нерешительность была главной, просто потому, что у меня каждый день было с ним дело и время для разговоров, а я дотянул до последнего дня.
Не доходя до Зеленорукого и толпы тех сирот, что мы увели за собой из города Пяти Ветров, я отправил вперёд мыслеречь:
— Мне нужно поговорить с тобой.
Зеленорукий махнул рукой в каком-то жесте, и к нему тут же подскочил какой-то парень из наших, из внутренней части семьи. Они обменялись парой слов, и Зеленорукий двинулся в мою сторону.
Наверное, нужно было бы как-то плавно подойти к цели моего разговора, соблюсти немного вежливости, как на днях терпеливо учил меня один из бывших управителей, но я и так потерял много времени. Поэтому прямо и в лоб сказал:
— Я помню, обещал, что у меня будут те, кто пойдёт за мной на Поле Битвы, и тебя это не коснётся, но сейчас прошу тебя пойти за мной вглубь запретов.
Взгляд Зеленорукого стал острым, колючим:
— Тебе нужен не я, а стихия, что находится в моём теле.
— Так и есть, — не стал я отрицать. Не настолько уж глуп Зеленорукий, чтобы за столько дней не понять происходящего во время его лечения, тем более что он не раз подглядывал. — Если тебя беспокоит ненормальность происходящего, то знай, что другие старейшины тоже переживали об этом и буквально вчера всё же выискали в архивах описание подобного случая. Лекари, возвышающиеся таким способом, встречались. Никакого ущерба больным они не доставляли.
Взгляд Зеленорукого не смягчился, остался холоден, но уголки его губ дрогнули в подобии улыбки:
— Как много талантов в одном теле.
— Это не самостоятельный талант, а его грань, соединение дара лекаря и высокого познания своей стихии. У этой возможности есть как предел, так и ограничения.
— Поглощая стихию Зверя этапа Повелителя Стихии ты будешь рассказывать мне об ограничениях, младший глава?
Я про себя выдохнул. Раз он впервые с
