года? Любой из этих сроков, даже самый малый, ставил под угрозу всю нашу задумку. Мы и так уже третью неделю бродим по Лабиринту. В чём-то я мог понять Морлан. Они пытались пройти вглубь Лабиринта по другим проходам и, судя по тем картам, что достал нам Озман, продвинулись к горам сильней и та часть Лабиринта проще, чем наша.
На карте, что составляли уже мы, пройденный нами путь змеился и петлял так сильно, что иногда мне казалось, мы топчемся на месте, буквально петлями ходим на пять ли вперёд, на пять ли назад, к самому краю иллюзорного каменного плато, затем снова на пять ли вглубь и делаем новый разворот обратно.
Оставалось раз за разом утешаться мудростью искателей Ордена в том, что прямой и лёгкий путь на Поле Битвы редко ведёт к успеху.
Тем временем Карай выбрался из ямы, отряхнулся от песка и подскочил для доклада.
— Глава, старейшины — там солнце, зелень и нет запретов. Ни одного Червя. Мы проверили путь на три ли вперёд, но не встретили ни ловушек, ни Зверей, ни големов.
Выпалив это, он замер в ожидании приказа. Карай один из тех, с кем мне приходится потрудиться с Указом, чтобы суметь продавить в тренировке его волю. Ещё не три цвета, влияющие на саму душу, но Указ в два цвета он может игнорировать, преодолевая его условия. И неважно, что там, боль или верность. Один из тех, кто должен сменить в будущем одряхлевших комтуров, и один из учеников Морщинистого в прошлом. Хотя это не так много значит с системой обучения, что была у остатков орденцев. С определённого уровня силы они там учили все, передавая знания младшим. Карая можно также назвать учеником Седого, Рагедона и Илдура. Вдобавок, выяснив предел его закалки души, я перед выходом проверил его верностью в три цвета и печатью по образцу сектантов. Он — безусловно верен семье и Ордену.
Рутгош покосился на меня, но решение принял сам. Я молча его принял. Пусть я и глава, но глупо лезть с приказами туда, где я мало что понимаю. Я искатель Первого пояса, безголовый идущий, который шляется по лесу, надеясь на своё Возвышение, тайную технику земного ранга и удачу. Выжил, принёс ватажникам сведения — молодец. Погиб, что же, надейся, что твоё тело отыщет следующий искатель и принесёт твою ленту и кисет в лагерь.
— Не похоже на ловушку. Скорее, это одна из слабостей Лабиринта, которая необходима, чтобы вся эта громадина работала. В любом случае нам необходимо и отдохнуть, и проверить это ответвление, — повысив голос, он приказал. — Половина отряда заходит.
Я понял о чём он. Проход обнаружен по левой стороне, мы не можем пройти мимо, иначе это внесёт неточности в создаваемую нами карту прохода. Половина же отряда остаётся здесь на всякий случай.
Я числюсь в первой половине отряда, а значит, иду вперёд. Седой остаётся здесь со второй.
Когда подошла моя очередь прыгать вниз, сам тайный проход уже был вычищен от песка, не нужно ни копьём пробивать себе нору, ни дышать пылью, шагай да шагай.
Я и шагал, но с каждым шагом всё сильней и сильней щурился, и не зря — глаза тут же резанул яркий солнечный свет. Я и забыл в этом вечном сумраке, насколько ярким может быть солнце.
Да и вообще, словно шагнул в другой мир, разом вспомнив Миражный: за пределами рыхлого песчаного пятна лежал густой ковёр из травы, нетронутый Червями, а впереди и вовсе возвышались деревья. Уступая место следом идущим вновь двинулся вперёд, на ходу оглянулся — с этой стороны всё та же уходящая в небо каменная стена. Она полукругом раздавалась в стороны за нашими спинами. Вот так идёшь по узкому тёмному ущелью, скрипишь песком под сапогами, радуешься редким Червям и не догадываешься, что Древние отгородили за стеной огромную солнечную долину, полную жизни.
В который раз залез в свой жетон, в раздел карт, и в который раз ничего там не обнаружил. Может, это место и нужно, чтобы Каменный Лабиринт существовал, но никаких подсказок его создатели даже для Стража в ранге шаула не предусмотрели. Не посчитали нужными, опасались, не успели?
Повёл взглядом в поисках Рутгоша. Отыскал его позади. Вернее, отыскал половину от него — он стоял ровно в иллюзии стены, разделяющей эти два места.
Чего он там замер?
По спине скользнул холодок. Что, если это всё же ловушка, она захлопнулась и поймала его внутри себя, заточив? Мы не Древние, вырвать его из защитной формации такой мощи не сумеем.
В этот миг Рутгош качнулся на месте несколько раз, скрипя песком под сапогами, уводя голову то на эту сторону, то на ту, и заставив меня облегчённо выдохнуть, а затем вышел из прохода и решительно зашагал к нам. Ко мне и Зеленорукому, входивших в первую половину отряда.
— Первый раз вижу настолько тонкую и кропотливую работу, — восторженно начал он ещё когда до нас оставалось шагов десять. — Либо тут в сто раз больше формаций и их опор, чем в любом другом известном нам месте, либо мы видим работу гения. Если верно последнее и число опор не превышает обычного соотношения, то это достойно считаться ещё одной тайной Древних, наряду с зельями, формациями Указов и прочим.
Зеленорукий недовольно буркнул:
— Давай вот без этого восторга. Что ты там обнаружил?
— Обнаружил громкое слово, — возразил Рутгош, — скорее, начал догадываться, как это устроено. Вероятно, за эти сотни лет формации и Массивы Лабиринта разбалансировались и стало возможным кое-что заметить. Никогда подобного не видел. Я считал, что толщина стен, разделяющих проходы, доведена до опасного предела в двадцать шагов. Но один этот проход доказывает, что я неправ! Сколько здесь должно было быть шагов?
Рутгош с ожиданием уставился на нас, но через вдох улыбка его увяла и он махнул рукой:
— Ну да, кому я рассказываю.
Зеленорукий покосился на меня, а затем снова беззлобно буркнул:
— Слушай, собрат Рутгош, что я, что младший глава очень далеки от формаций. Если хочешь, чтобы мы ахнули, то рассказывай так, чтобы мы всё поняли, то есть подробно.
Я не упустил случая:
— Словно для собирателей камней и…
Рутгош вскинул руку и не дал мне договорить:
— Понял! Понял я. Объясняю. Есть предел, на который можно сблизить две разные формации. Есть предел, на который можно сблизить три формации и так далее. Если же
