Судя по всему, Высоцкий знал обо всех этих фактах, но, поскольку разделял либеральную точку зрения на те события, песню написал именно с этих позиций. Большим подспорьем ему в этом, видимо, была та антисоветская литература, которую он штудировал каждый раз, приезжая во Францию. Эти книги ему специально подбирала жена-еврокоммунистка, а также тамошние друзья-эмигранты. Здесь даже можно усмотреть определенную заинтересованность неких антисоветских сил, которые посредством подброса Высоцкому такого рода литературы формировали его мировоззрение в нужном для них направлении. То есть, манипулируя сознанием Высоцкого, можно было потом рассчитывать на то, что он в таком же духе, посредством своих песен, будет манипулировать сознанием миллионов советских людей. И песня «Летела жизнь» самым наглядным образом это и подтвердила. Слушая ее, люди невольно проклинали советскую власть, которая так жестоко обошлась с целыми народами. Хотя одна ли советская власть поступала в годы войны подобным образом?
Например, правительство США в феврале 42-го выселило из западных штатов всех японцев (а это 120 000 человек) и разместило их в лагерях в центральной части страны. В ходе этой депортации также имелись жертвы. А родная с недавних пор для Высоцкого Франция точно таким же образом интернировала немцев, среди которых было много эмигрантов-антифашистов вроде известного писателя Лиона Фейхтвангера (он потом напишет книгу о «французском ГУЛАГе»). Короче, «Летела жизнь» была очередным каменем Высоцкого в сталинский «огород».
Но вернемся к хронике событий осени 78-го.
7 октября Высоцкий уже в Москве — играет на сцене «Таганки» в «Десяти днях…», 8-го — в «Павших и живых» и «Антимирах».
9 октября он вновь срывается в гастрольное турне — приезжает в столицу Северо-Осетинской АССР город Орджоникидзе (вместе с ним в тех концертах участвовали: А. Махмудов, Наталья Нурмухамедова, ВИА «О чем поют гитары»). В день приезда он посетил парикмахерскую в гостинице «Владикавказ» на предмет того, чтобы привести свою шевелюру в надлежащий вид. Вот как об этом вспоминает парикмахер П. Баранов:
«Слух о приезде Высоцкого разлетелся по гостинице мгновенно. Многие хотели повстречаться. Лишь я хранил спокойствие — парикмахерскую почти ни один гастролирующий артист не обходил. Но вот не думал, что оконфузит меня приятель, швейцар Чермен. Надо было ему зайти в ту минуту, когда Высоцкий уже сидел в кресле, обвязанный простыней.
— Леонидыч, — обращается Чермен, — этот блатной с хриплым голосом к тебе не заглядывал?
Я обомлел. В углу на балалайке бренчал мой приятель Сергей Саркисов — парикмахер с железнодорожного вокзала, он аж присвистнул. Клиент в кресле подчеркнуто хмыкнул.
Когда Чермен разглядел его в зеркале, то моментально исчез. Высоцкий, однако, виду не подал, после стрижки протянул трояк, хотя я, как мог, упирался, чтобы не взять, и собирался на выход. Но тут же обратился к Сергею:
— Можно мне тоже на балалайке поиграть?
Я воспользовался паузой и придумал, как вину Чермена загладить.
— Владимир Семенович, — говорю, — ради бога, не обижайтесь. Если время позволит, может, по стопочке? — а сам достаю початую бутылку «Сибирской», которую тогда только у нас в гостинице можно было достать.
— Ни одной, — категорически отвечает Высоцкий.
А я ее прямо на стол. Он же, как увидел бутылку, сразу подобрел:
— Ну ладно, давайте по одной.
На каждого из нас пришлось граммов по семьдесят. После этого Высоцкий отправился в номер. Мы еще пару минут посудачили с Сергеем, но тут Высоцкий опять возвращается:
— Знаете что, я решил с вами продолжить знакомство, — и ставит на стол бутылку водки вместе с вареной курицей. — Давно играете на балалайке? — спрашивает моего приятеля.
— Деточка, мне иногда кажется, что я и родился с ней, — отвечает Сергей.
— Давайте старую тбилисскую песню споем, — предлагает Высоцкий.
Вот под эту песню мы бутылку и распечатали.
— Очень люблю кавказские мелодии. Давайте что-нибудь еще споем, — говорит Высоцкий.
За песнями бутылка и кончилась. Вдруг раздался громкий стук в дверь.
— Владимир Семенович, я вас уже полчаса ищу, пора на концерт ехать. — Это был голос администратора.
— А вы скажите, что я заболел, придумайте что-нибудь, — отвечает тот через дверь.
Я, конечно, моментально усек, что хорошим наше представление не кончится. И правда, через пару минут стучится в дверь сам директор гостиницы:
— Баранов! — кричит. — Открой немедленно!
Что делать? «Под мухой» с директором не хотелось общаться, да еще в присутствии Высоцкого. К тому же мысль мелькнула: вдруг меня заставят неустойку за сорванный концерт платить. Пришлось капитулировать через черный ход.
Чем дело наверху закончилось, мне после Сергей рассказал. Двери директору все-таки открыли. Корить он никого не стал, лишь пообещал мне трепача задать. Администратор, поняв, что концерта сегодня не будет, от Высоцкого отстал, а тот, в свою очередь, предложил Сергею и еще одному нашему общему другу, который ко мне подошел до того, как мы заперлись, прогуляться по набережной Терека. Вышли они из гостиницы и наткнулись на фотографа Моисеенко. Вот тогда он их и сфотографировал возле суннитской мечети вместе, а потом поодиночке.
После бродили по городскому парку, пока не наткнулись на открытые двери ресторана «Нар». Продолжили знакомство. Через час получили от официантки счет на 87 рублей. Сергей потянулся за бумажником и вдруг услышал над собой зычный голос капитана Жеглова:
— Сидеть всем на месте и не шевелиться!
Высоцкий встал, отсчитал девять червонцев официантке…
Выйдя из «Нара», Высоцкий сослался на усталость и отправился в гостиницу…»
Во время пребывания в Северной Осетии Высоцкий едва не удостоился звания народного артиста. Дело в том, что, несмотря на всю свою фантастическую популярность, он не имел никакого звания, что, конечно же, было несправедливо, учитывая ту славу, какую он имел в стране. Однако мечтать о том, что в родной Москве чиновники от культуры позволят ему стать хотя бы заслуженным артистом РСФСР, было бы по меньшей мере наивно, так как, во-первых, в отношении Высоцкого существовала определенная предубежденность, во-вторых — в этом деле соблюдалась строгая иерархия и деятели искусства удостаивались подобной чести по прошествии определенного времени, то есть стоя в длинной очереди. Исключения, конечно, были (когда артисты получали высокие звания раньше положенного срока), но они были крайне редки, что называется, наперечет. И Высоцкий под это исключение вряд ли подпадал (как, например, и его коллега Валерий Золотухин, который удостоится звания заслуженного в 81-м).
