этого же года обострение международной обстановки потребовало расширить и систематизировать работу по перехвату и криптоанализу, однако новый руководитель радиоразведывательной службы весьма отчетливо представлял себе возможные правовые последствия случайного или преднамеренного разглашения своей деятельности. Ридер направил начальнику штаба армии откровенный меморандум с обоснованием необходимости осуществления в мирное время перехвата и дешифровки иностранной переписки в интересах национальной безопасности. Фактически он просил официально разрешить армии и флоту нарушать “Закон о радиокоммуникациях” при условии соблюдения полной секретности. Военный министр не обладал полномочиями отменять принятые конгрессом законы, но весьма смело в условиях США взял на себя ответственность и письменно согласился с доводами СИС. После этого появилась возможность хоть немного отойти от нелепой практики, когда из опасения утечки информации важные сведения направлялись не нуждавшимся в них адресатам, а только помощнику начальника штаба армии по разведке. Высокопоставленным проверяющим теперь докладывали, что дешифровка производится исключительно в учебных целях, причем полученные при этом тексты никак не используются, а немедленно уничтожаются без раскрытия их содержания кому-либо. Возобновлялось составление информационного бюллетеня. Теперь он направлялся в разведывательную службу, где сведения маскировали под полученную из других источников информацию и лишь затем включали в сводки.
Армейское командование осознавало недостаточность штатов СИС и в апреле 1939 года рекомендовало увеличить численность службы с доведением ее к концу 1943 года до 35 человек и соответственным увеличением годового бюджета до 100500 долларов. Однако резко обострявшаяся обстановка заставила развивать СИС опережающими темпами. Уже 2 ноября 1939 года ее штат был увеличен на 26 гражданских специалистов и продолжал расти и далее. В результате к 7 декабря 1941 года он состоял из 331 офицера, рядовых и гражданских служащих[429]. Это далеко отставало от намеченных в связи с разрастанием войны показателей, но нужных специалистов взять было неоткуда. Для частичного снятия остроты проблемы корпус связи армии США добился разрешения на процедуру найма сотрудников, в отдельных случаях противоречащего требованиям к прохождению гражданской службы.
В 1933 году армейские криптоаналитики Соединенных Штатов достигли первых после роспуска Бюро шифров успехов в прочтении японской корреспонденции. Длительный перерыв в получении информации во многом объяснялся самыми серьезными мерами по защите переписки, принятыми японцами после сенсационных публикаций Ярдли. В течение 1931–1941 годов они ввели в действие 34 новых кода и шифра, по преимуществу принципиально измененных по сравнению с действовавшими ранее. Серьезным шагом вперед явилось применение с начала 1930-х годов шифровальных аппаратов типа “машина Б”, условно названных американцами “цветными”. Первое, простейшее устройство такого рода имело три ротора, один из которых шифровал исключительно гласные (6 позиций), второй — только согласные (20 позиций), а третий управлял движением первых двух. Здесь следует отметить, что японцы использовали азбуку ромадзи, предназначенную для транслитерации латинскими буквами иероглифов, а также знаков азбук катакана и хиракана. Слабостью этой техники явилась замена гласных только на гласные, а согласных только на согласные, облегчившая подбор ключей к ней. Любопытно, что японцы создали именно такую систему для того, чтобы в итоге закрытия своей переписки получить “произносимые” слова и тем самым сэкономить на телеграфных расходах, поскольку связисты брали меньшую плату за передачу комбинаций наподобие LORNLI по сравнению, например, с NXJPQ. Несколько позднее “машину Б” существенно изменили, дав первому ротору возможность заменять не только гласные, но и любые другие буквы алфавита. Американские армейские криптоаналитики, приступившие к попыткам вскрытия в 1932 году и добившиеся успехов лишь тремя годами позднее, условно назвали первую машинную шифрсистему “красной”. В дальнейшем, по мере совершенствования японцами своих систем, они употребляли для их обозначения иные оттенки красного цвета, наибольшую известность среди которых получил применявшийся с 1938 года “пурпурный” шифр. Его главной особенностью являлось применение особых коммутаторов, периодически прерывавших или изменявших характер движения роторов и весьма осложнявших дешифрование. Японцы использовали эти устройства в основном в дипломатической переписке, программа вскрытия которой в СИС носила кодовое обозначение “Мэджик”. Значительные трудности заставили армейцев не ограничиваться своими силами, а обратиться за помощью к морякам. Следует отметить, что в морской радиоразведке термин “Мэджик” не употреблялся, там использовалось обозначение “пурпурный” шифр или “Машина Б”. Как уже указывалось, в 1935 году армейские криптоаналитики условно обозначили первую японскую машинную шифрсистему “красной”. Поскольку морские радиоразведчики работали над системой этого же ряда, они назвали ее “оранжевой”, а затем, по мере ее усложнения, именовали новые системы этого же ряда все более насыщенными оттенками красного цвета, придя вместе с армейцами в 1938 году к “пурпурному” шифру.
История радиоразведывательной службы флота началась в 1920-х годах, когда разведка ВМС влачила жалкое существование. Ей было запрещено иметь в своем составе информационно-аналитическое подразделение и вести агентурную работу, поэтому фактически она превратилась в своего рода почтовую контору для накопления поступающих из разных мест отрывочных сообщений и передачи их руководству флота. В 1921 году сменивший Альберта Паркера на посту ее начальника капитан 1-го ранга Эндрю Лонг решил исправить ситуацию и резко усилить роль дешифровальной службы, совершив тем самым прорыв в подлинную криптографию двадцатого столетия. Не менее существенным оказался приказ об увеличении числа офицеров, направляемых в Японию для изучения языка наиболее вероятного противника. Еще одним важным этапом на пути к вскрытию японских шифров стала операция под руководством будущего заместителя директора ОНИ Захариаса по снятию копии с содержащей так называемой “Красной книги” военно-морских кодов. Ее переводили на английский язык на протяжении нескольких лет, зато, как долгое время утверждали историки, в результате дешифрование японских немашинных кодов стало для американцев намного более легкой задачей. На самом деле все обстояло не вполне так и значительно сложнее. Сообщения не только кодировались по книге, но и перешифровывались затем по системе, аналогичной блокнотам разовых ключей, а эти материалы остались в неприкосновенности. Успехи криптоаналитиков Соединенных Штатов в этой области прежде всего объясняются довольно частой неаккуратностью японцев в кодировании и шифровании своей переписки.
До создания морской радиоразведки флот во время Первой мировой войны занимался пеленгацией радиоустановок противника и перехватом его сообщений, но не дешифровывал их, а передавал полученные тексты для обработки в Бюро шифров в Вашингтоне. На практике, однако, эта совместная структура армии и госдепартамента вскрывала в основном дипломатическую переписку, а на проблемы флота у нее просто не оставалось ресурсов. После войны такая деятельность вообще прекратилась, но в 1923 году по требованию военно-морской разведки всем кораблям Азиатского флота Соединенных Штатов была вменена обязанность перехватывать японские радиограммы, а станция в Сан-Франциско начала нелегально фиксировать всю официальную переписку консульства Японии с Токио. Весьма острой оставалась проблема использования японцами не знаков азбуки Морзе, а
