— Нет, — она отвела глаза и утёрла лицо ладонями.
Кайсай сделал тоже самое и отвернув от неё голову, уставился на стену шатра. Какое-то время они сидели молча.
— Я всё равно буду ждать тебя, — прошептал Кайсай, как бы самому себе, — всю жизнь буду ждать, если понадобиться.
— Золотце, — неожиданно окликнула вышедшая в коридор золотая царица, — я, кажется, послала тебя за Кайсаем.
Дева соскочила и тут же низко опустив голову, пряча заплаканное лицо, быстро прошмыгнула мимо Матери вовнутрь. Кайсай поднялся, но никуда не побежал и прятать лицо не стал, а как побитая собака, зарёванный, словно красна девка, взглянул в глаза Райс. Та, тут же шагнула на встречу и преградила ему путь. Взгляд её был до такой степени не понятен, что рыжий, даже не стал его разгадывать.
Ему, вдруг стало так тяжело и обидно, что он не придумал ничего лучше, чем не спеша вынуть кинжал, из ажурного оклада и приставить его себе к горлу, освобождая рукоять и предлагая её Матери. Это была не показуха покорности. Он действительно хотел умереть, так, как в этот момент, не представлял себе жизнь без Золотца.
Он в одночасье, наконец-то, осознал, что безнадёжно влюблён и что взаимная связь невозможна, напрочь забыв о предсказаниях еги-бабы. Мука её отказа и безысходность, разом навалилась на молодого бердника с такой силой, что все испытания, выпавшие ему в жизни до этого, показались простым поглаживанием по голове.
Царица взялась за рукоять кинжала и осторожно вытянула его из руки раскисшего воздыхателя, второй рукой подняв его голову за подбородок, пристально посмотрела в залитые слезами глаза Кайсая.
— Откуда ты взялся на мою голову? — тихо спросила она сама себя, — пойдём ка, погуляем, — предложила царица, отдавая Кайсаю кинжал и разворачивая его за плечо, к выходу из шатров…
Глава пятидесятая. Она. Царица — она и в степи царица
Ещё встречая торговую делегацию из жарких стран, что прятали свои города за песчаными пустынями, представлявшую из себя двух солидных торгашей, прибывших к Агару с караванами, но не убравшихся восвояси после торгов, а настойчиво добивающихся аудиенции у Царицы Степей, Райс была не в настроении. Она, всё же была вынуждена их принять, чтобы, как можно быстрее и по возможности мирно, не вызывая у них подозрения, избавиться от ник, пока те не успели разнюхать, что Матерь не повела свои орды в общий поход Агара, а осталась.
Приняв их, Райс постоянно поторапливала торговых послов, мол, ей ещё догонять орду, так что рассиживаться некогда. Торгаши были очень подозрительны. Ничего такого, что объясняло бы их задержку у стойбища и такое настойчивое требование о встрече, они не продемонстрировали. Их предложения были стандартны, хотя, в некоторых вещах, были для Райс вполне прибыльны, но не более.
Когда в зале переговоров, неожиданно появилась, по-боевому настроенная Золотце, Райс с облегчением проговорила собравшимся, будто только это её задерживало от предстоящего похода:
— Ну, наконец-то, объявились, — и обращаясь к старой ведунье, добавила, — Русава, готовь сбор ордам в поход.
Ведунья, даже глазом не повела, что, мол, это, вообще-то, не её ума дело, а, наоборот, склонив в поклоне голову, схватила свою клюку, покряхтела для антуража и зашаркала к выходу, всем видом показывая гостям свою полную решительность, мигом поднять все девичьи орды в поход на супостатов.
Её золотоволосые коллеги, Матёрые орд и приближённые советчицы, последовали следом, но толи не посмели обогнать старую, толи ещё по каким-то причинам, но выходили крайне медленно, успев при этом, по очереди, поздороваться с Золотцем и внимательно рассмотреть влюблённую парочку, вошедшую за ней следом.
Торговые гости, хоть и не выгнанные прямо, но оказавшись сообразительными, тут же пристроились к общей куче на выход, так, похоже, и не поняв, чем же закончились переговоры. Заключили они договор на поставки или нет?
Но интересоваться этим, посчитали неправильным, да и их, похоже, больше заинтересовали прибывшие, которых заезжие гости, очень внимательно рассмотрели и если девы в этом царстве, были особи привычные, то вот молодой человек, так вальяжно и при оружии, расхаживающий по святому месту, их очень заинтересовал. А когда украдкой оглянулись, уже из прохода, то однозначно, по радушной улыбке золотой царицы, поняли — этот молодец, кто-то, очень особый и не плохо бы навести о нём справки.
С одной стороны, Райс была рада видеть дочь, что позволяло ей избавиться от надоевшего уже посольства, которое однозначно занималось сбором разведданных для её врага, но с другой, вид её, несколько насторожил царицу, а когда в баню завалилась Калли, повиснув на молодом берднике, насторожённость переросла в первые признаки тревоги.
Симпатичный ей рыжий балагур, несколько развеял тревогу своей весёлой речью, но тут же и напряг, намекая на то, что Калли, всё же воспользовалась своим доминирующим положением в Тереме и эта новость, наконец, нахлынула на Райс, почему-то, ожидаемой волной тревоги.
Это обстоятельство беспокоило вдвойне. Она никогда раньше не замечала подобного отношения Калли к особям противоположного пола. Наоборот, мужчины для неё, были нелюдями. Даже ниже животных. И это была не игра на публику, а внутренний фундамент её сущности, непонятно кем и для чего заложенный в ней с детства, а может быть и с рождения.
Дева прекрасно знала свою особенность и скрывала эту извращённую наклонность, пытаясь выглядеть, как все, но артистка из неё, была никудышная и Райс не представляло труда, видеть её истинную сущность, по отношению к мужчинам. Матёрая любавиц, отличалась своей, не знающей границ жестокостью и бессердечностью к судьбам и к самим жизням «яйценостных».
Во-вторых, Калли не могла не знать отношения Золотца к этому молодому воину, уж больно явно, золотоволосая Матёрая, выражала свои чувства к нему и это говорило о том, что, или приёмная дочь сознательно злит родную, нарываясь на конфликт, который, пока, непонятно зачем ей понадобился или положила глаз на этого мальчика для каких-то своих, корыстных интересов. Вот только в то, что Калли влюбилась в Кайсая, царица определённо на верила.
В любом случае — драки между девочками, не избежать и Райс, сверля Калли взглядом, думала не о том, что та творила, а о том, что нужно побыстрее избавляться от «рыжего недоразумения». Только вручив ему золотой ярлык, она хоть как-то, сможет избежать семейного побоища. Ну, или оттянуть его на неопределённое время.
Хотя, тут же про себя, высказалась в благодарность этому рыжему пройдохе, резко переведшему тему разговора на стезю, куда более значимую для неё. И даже тот момент, что Кайсай назвал её девочку запретным именем, царицу не очень обескуражил, каким-то внутренним чутьём осознав, что скандала с дракой по поводу этого, между Золотцем и им, сейчас, да и впоследствии, не будет.
Когда Калли и Кайсай покинули зал, она с облегчением вздохнула, но лишь из-за того, что у неё появилось время обо всём этом, спокойно подумать. Поэтому, оставшись с Золотцем наедине, она не торопила её с рассказом, а какое-то время задумчиво расхаживала перед дочерью, туда-сюда.
Наконец, остановившись прямо пред ней, потребовала:
— Рассказывай.
Та, для начала, сделала вид, что задумалась о чём говорить, хотя, было видно, что для себя она, уже давно проиграла в голове все перипетии своего повествования, заранее решив, что и как говорить и о чём умолчать. Да, и рассказ показался Райс какой-то скомканных и невнятный, что лишь лишний раз подкрепил подозрение, что дочь что-то скрывает.
По не писанной женской традиции, начала Золотце, что называется, с одёжки.
— Вообще, эта развратная особа, сначала, меня, просто взбесила, — приступила к повествованию дева, злобно скривившись, вспоминая лесную ведьму, — представляешь, мама, она без зазрения совести, при всех ходит голой.
— А тебя что, совесть мучит, когда ты при всех раздеваешься? — как бы между прочим поинтересовалась царица, тем не менее, внимательно рассматривая взволнованное выражение лица Золотца.
