"Это чай? Не может быть - отчего же он такой черный?" Попробовал - в самом деле та же микстура, которую я, под видом чая, принимал в Лондоне.
Что ж, нету, что ли, в Шанхае хорошего чаю? Как не быть! Здесь есть всякий чай, какой только родится в Китае. Всё дело в слове "хороший". Мы называем "хорошим" нежные, душистые цветочные чаи. Не для всякого носа и языка доступен аромат и букет этого чая: он слишком тонок. Эти чаи называются здесь пекое (pekoe flower). Англичане хорошим чаем, да просто чаем (у них он один), называют особый сорт грубого черного или смесь его с зеленым, смесь очень наркотическую, которая дает себя чувствовать потребителю, язвит язык и нёбо во рту, как почти всё, что англичане едят и пьют. Они готовы приправлять свои кушанья щетиной, лишь бы чесало горло. И от чая требуют того же, чего от индийских сой и перцев, то есть чего-то вроде яда. Они клевещут еще на нас, что мы пьем не чай, а какие-то цветы, вроде жасминов. А сами пьют свой черный чай и знать не хотят, что чай имеет свои белые цветы…
У нас употребление чая составляет самостоятельную, необходимую потребность; у англичан, напротив, побочную, дополнение завтрака, почти как пищеварительную приправу; оттого им всё равно, похож ли чай на портер, на черепаший суп, лишь бы был черен, густ, щипал язык и не походил ни на какой другой чай. Американцы, удивляюсь этому варварскому вкусу, пьют один зеленый чай, без всякой примеси.
Но я - русский человек и принадлежу к огромному числу потребителей, населяющих пространство от Скалистых гор до Финского залива, - я за пекое; будем пить не с цветами, а цветочный чай и подождем, пока англичане выработают свое чутье и вкус до способности наслаждаться чаем pekoe flower, и притом заваривать, а не варить его, по своему обыкновению, как капусту."
Кстати, почему "по дороге в Есмеральду"? Исключительно ради дополнительных доходов г-на лейтенанта и господ членов правления. Все командиры каперов были приватно предупреждены, что в случае захвата ценного приза они должны вести его в Эсмеральду, крохотный никарагуанский городок в заливе Фонсека. Чтобы понять интригу необходимо немного разобраться в каперском праве.
Согласно "Правила для партикулярных корсеров" призовое судно вместе с грузом "следует отводу в ближайший отеческий порт или же в порт союзный или же к Российскому флоту", где они "передаются морскому или портовому, или таможенному начальству". В нейтральный порт разрешалось временно укрыться только "в случае бури или другой крайней необходимости… О приводе их немедля должен извещается ближайший Призовой суд, в распоряжение коего передаются задержанный экипаж и документы… Призовым судом является Особая комиссия при флоте, а в союзном порту до ея прибытия - особый дипломатический агент…"
В 1854г. правитель Митков и посланник Стекль (получавший от Компании жалование больше казённого) лихорадочно искали выход из безвыходного положения. Все условия требовали развернуть каперскую войну. Но главным препятствием этому было не нехватка кораблей и людей, а отсутствие свободного порта, куда можно было бы приводить захваченные суда.*(6)
Все западные порты Соединенных Штатов, охотно принявшие бы у себя русского призового агента, были наглухо заблокированы для российских кораблей английскими и французскими крейсерами. При малейшей попытке акредитовать призового агента в мексиканский, чилийский или перуанский порт, порт тот немедленно станет целью союзников.
Выход из этой, казалось бы безвыходной, ситуации нашёлся со стороны самой неожиданной.
19 апреля 1850г. в Вашингтоне был подписан договор Клейтона - Булвера, в соответствии с которым Англия и Соединенные Штаты обязались не добиваться исключительных прав на будущий канал (или железную дорогу) между двумя океанами, гарантировали его нейтрализацию, отказались от всяких попыток оккупировать, колонизовать или подчинить своему господству какую-либо часть Центральной Америки. Практически это означало, что Англия утрачивала свои позиции в Никарагуа и Косте-Рике. СШ при этом ничего не приобрели и даже декларировали своё невмешательство в дела стран этого региона.
В конце 1853г. лидер консервативной партии генерал Фруто Чаморро захватил верховную власть в Никарагуа и при отсутствии большинства своих оппонентов из либеральной партии принял 20 января 1854г. новую конституцию, а сам занял пост президента страны. Эти действия спровоцировали новый вооруженной конфликт, в Леоне было образовано второе правительство, пользовавшееся поддержкой Гондураса и Сальвадора. Войска либералов подступили к Гранаде, но взять ее не смогли. Это заставило лидера либеральной партии Франсиско Кастельона искать помощи за рубежом.
Он нашёл её в СШ. Чтобы обойти договор Клейтона - Булвера правительство Пилля негласно поддержало контракт Кастельона с неким Уильямом Уокером известным авантюристом. Обладатель медицинского и юридического дипломов полученных в университетах Гейдельберга, Геттингена, Парижа, Лондона и Эдинбурга оказался прирождённым авантюристом. В 1853г., вместе с группой сторонников из 49 человек, он захватил Ла-Пас и провозгласил независимую от Мексики Республику Нижней Калифорнии, объявив себя её президентом. Людей у него оказалось явно недостаточно, чтобы удерживать в своих руках обширную территорию. 8 мая 1854 Уокер перешел границу у Тихуаны и сдался властям СШ. За нарушения положения о нейтралитете он был отдан под суд, но оправдан.
Именно такой человек был нужен.
Для финансирования этой авантюры 2-й Национальный банк (в значительной степени контролировавшийся РАбанком) выделил Уокеру 62 000 долл. кредита и 16 ноября 1854г. шхуна "Веста" доставила в порт Сан-Хуан-дель-Сур 64 будущих "колонистов" и партию самых совершенных на то время винтовок и револьверов.
Примечательно, что первым документом, подписанным президентом Кастельоно после прибытия "Весты", было "принятие сеньора Выходова, русского дипломата, призовым агентом в порту города Эсмеральда". И пусть кроме самого самозванного президента и письмоводителя российского посольства в Вашингтоне Ивана Выходова никто этого документа не видел, законность была соблюдена.*(7)
Компания не зря потратила свои деньги. В никарагуанской глубинке трудно найти покупателя на 300 тонн чаю. Вот и приобретал недавно осевший в Эсмеральде компанейский приказчик Соченов 649 тыс.ф. чаю за 150 тыс. руб. или 2500 ф. опиума за 70, менее трети их реальной стоимости.
Затем груз, прямо на месте, вместе с судами перепродавался АРТК, уже за настоящую цену. Сделать это было тем проще, что Соченов состоял также агентом и этой компании. Очень удобно!
Командиры каперов и члены их команд получали с этих сделок щедрые комиссионные, выгодные ещё и потому, что деньги получались на месте и не приходилось дожидаться разрешения на выплату их из далёкого Санкт-Петербурга, как полагалось делать с призовыми деньгами.
Благодаря этому провинциальная и сонная Эсмеральда превратилась в некий аналог Порт-Рояла или Тортуги. Вернее не сам город, а раскинувшийся неподалёку Кампо де Эсмеральда - Лагерь Эсмеральда, как его тогда называли.
"Никогда не видел более прекрасного, дикого и романтического меcта. Kampo de Esmeralda утопал среди деревьев, а жилища были сделаны из парусины, бумажной ткани или веток. Все они украшались шелковыми драпировками ярких цветов, пестрым ситцем, флагами, всевозможными предметами, сверкающими и яркими. Повсюду были разбросаны разноцветные серапы, богатые манги (накидки - А.Б. ), расшитые золотом, самые дорогие китайские шарфы и шали, седла, уздечки, позолоченные и посеребренные шпоры. Эта картина напоминала описание колоритных восточных базаров. В лавках продавались самые роскошные вещи: кружевные мантильи, кашемировые шали, шелковые чулки, атласные туфли."
Моряки, несколько недель, или даже месяцев, проведшие в океане попадали с корабля на бесконечный карнавал.
"Мы пришли на обширную площадь покрытую сотней красавиц. Три оркестра музыки гремели по углам. Палатки были ярко освещены. Все было в движении… завидя нас оркестры дружно, горяче, но с испанскими переливами грянули "Гром победы раздавайся".
Пробывши в море в беспрестанной деятельности, можно ли, вступивши на столь гостеприимный берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие. Чарки мы не чурались. Ром или водка, малага иль мадера - без задержки идут, никто не поперхнется. Все громче голоса, все звонче смех. И вот уже уже кто-то отбирает у музыканта гитару и тронул струны в перебор. Грянем, что ли, братцы, "В темном лесе"?
Гуляют моряки. Кто их попрекнет? Какой ханжа? …
Прав был Батюшков. "Нежные мысли, страстные мечтания и любовь как-то сливаются очень натурально с шумною, мятежною жизнью воина". Люди в большинстве молодые, в полном соку, мы знали, что со дня на день пойдем навстречу опасностям, может быть смерти. Стендаль писал - плох солдат, думающий о госпитале. То же можно сказать и про моряков, а в Есмеральде собрались не плохие моряки. Не о госпитальных, о других койках мы помышляли, и разве лишь траченная молью карга каркала б на нас за склонность к "уединению вдвоем"…
