страшно, но если вот так еще потаскают — заживление будет небыстрым, дня на три растянется…
Кто же вы, такие умелые? И такие могущественные, раз решились на силовую операцию вблизи Магической академии?
Ответ получаю быстро.
— Без сознания! — докладывает по рации боец. — Да, князь Леон! Уже едем!
Князь Леон. Этого я знаю. Глава службы безопасности клана Меньшиковых. Давали в ориентировке, когда брал Роя Збарского. Меньшиковы… вот вы-то мне и нужны. Князь Кирилл где-то у вас же отирается? Да и вообще… если воевать с кланами, начинать надо с сильнейшего. А с остальными и драться незачем, подожмут хвосты и лягут. В Старом Донце сильнейший клан — Меньшиковы.
Глава 12
А ничего такая резиденция у Меньшиковых. Помпезная. С намеком на величие владельцев. Каменная резная ограда, фонтан во дворе, под ногами не асфальт, а натуральный вечный гранит, и сам дворец в стиле дорого-богато. Цветные витражи, высоченное парадное крыльцо, входные двери в три роста. И мрамор, мрамор кругом. Только статуй основателей клана не хватает. Обнаженных. Идиоты, лучше бы фамилию сменили. Меньшиковы — они и есть Меньшиковы, в Старом Донце, конечно, главная сила, а в Москве… Меньшиковы, ничтожества из ничтожеств. В Москве правят Долгоруковы, Скуратовы, Князевы! Вот они умные, правильные фамилии для кланов подобрали, а ведь были изначально жалкие Песковы, Захаровы и прочие Герасимовы!
Меня шустро тащат вверх по мраморным ступеням. Голова отмечает встречу с каждой. Как бы не перестарались, череп мне необходимо поправить, но не настолько же! Ладно, пусть тащат. Лечебный каркас на череп поставить несложно даже в моем состоянии.
Нет, хозяин явно стукнут манией величия. Как можно жить в таких огромных залах? Полы каменные, ледяные, б-р-р! Камин — на машине можно заехать. Представляю, какой сквозняк он создает зимой! А ведь старик здесь живет безвылазно, что-то я не слышал, чтоб патриарх Меньшиковых выбирался в свет.
Меня бросают перед инвалидным креслом на колесиках. Старик сверху наклоняется и смотрит пронзительно. Реально пронзительно, с применением магии. Что-то вроде того взгляда, которым князь Кирилл пытался прощупать на искренность одну отставную фрейлину, только на порядок мощнее. Ну-ну, флаг ему в руки. О куна-чакре маги не подозревают, а на тело хоть засмотрись, нет меня там.
— Живой, — с подозрением бормочет старик.
Вот же проницательная скотина. Живой, да, тут я прокололся. Простолюдин на моем месте уже преставился бы. Полукровка… наверно, тоже. А я вот живой. А что поделать? Мне помирать нельзя, я девочкам обещал клан и счастливое будущее.
— Он полукровка, — доносится сбоку почтительный голос. — Возможно, в этом причина. Сила, скорость, здоровье выше нормы. При захвате прыгал так, что еле по нему попал.
— Леон! — морщится старик. — Ну ты же второй по старшинству, когда будешь думать сам⁈ Почему он живой? Почему живой, я спрашиваю!
— Отец, ты же сам сказал, чтоб доставили живым!
— Я сказал, а ты его убил своим дебильным диском! Но он живой! Почему⁈ Семнадцать детей, семнадцать, и хоть бы один из них умный! За что мне такое наказание…
Леон. Вот и воздушный маг-стрелок определился. Хотя Меньшиковы — все воздушники. И старик зря орет. Его сын вовсе не дурак, вон как операцию правильно рассчитал, аж я попался. Думать его Леон начнет, когда патриарха не станет. Сидит, паук, давит всех волей, но требует самостоятельности! То ли дело Вера. Вот она — правильная родительница, она просто своих детей любит, даже такое ничтожество, как Роя Збарского!
— Что-нибудь странное при захвате отметил?
— Шестому, Девятому и Третьему располосовали рожи, — неуверенно говорит невидимый Леон. — До кости. Третий, наверно, глаз потеряет, если к целителям не отправим. Но это не пацан, мама вступилась. Бывшая фрейлина, ее царапаться наверняка во дворце учили. Раскидала досмотровую группу и заперлась с дочками в квартире. Мы ломать не стали без приказа.
— Оставьте их, — проскрипел старик. — Пусть живут. Сектор Ярыгиных, договаривались только на захват сопляка, ни к чему нам лишние обиды.
Он разумен, этот старик. Пожалуй, с ним можно иметь дело. А мама — супер. Вынесла трех клановых бойцов в броне! Куда только подевались благородство и милосердие! Вера, я тобой горжусь!
Неведомая сила сжимает меня и вздергивает вверх. От удивления чуть не выпадаю из куна-чакры. Это еще что такое⁈
Исследую окружающее. М-да. Совсем забыл. Вера же говорила, что патриарх Меньшиковых — левитатор. По слухам. Ну вот они и подтвердились. И теперь ясно, почему левитаторы — уровень магистров. Потому что это не только безобидное умение порхать над цветочками. Если левитатор может поднять себя, то он, при определенной тренировке, сделает то же самое и с противником. И никакие защиты, щиты и пологи тут не пляшут. Поднимет вместе с защитой и шваркнет об землю с высоты. Не убьет, так загонит в грунт метров на двадцать. Оказаться заживо похороненным — страшноватая смерть.
А старик разглядывает мою потрепанную тушку с болтающимися ногами настороженным и недоверчивым взглядом. И изучает, изучает.
— Обычный полукровка, — наконец еле слышно скрипит он. — Буратина. И вот из-за такого ничтожества погиб Ален? Судьба…
И швыряет меня через весь зал в стену.
На лету укрепляюсь до максимального, как будто все кости переломал. Это не полноценная магическая защита — обычная Живучесть зверя, усиленная до крайности. Говорят же, что у кошки девять жизней? Ну вот, у меня их сейчас два десятка. Авось поможет.
Хрясь!
Два десятка жизней улетают, как их и не было. Череп трещит сразу во всех местах. Поспешно укрепляю его дополнительным лечебным каркасом. Как бы мозги не расплескались по стенке. Будет тогда мне Ален Дюпон во всей красе. Вот урод этот старик! Понимаю, что любил младшенького. Может, даже искренне любил. А о Вере подумал? Она меня, между прочим, тоже любит, прямо сейчас это до меня дошло, одновременно с ударом!
Но старик обо мне уже забыл. Развернулся и уплыл на своем инвалидном кресле. У, упырь. А убирать мусор — дело слуг. Меня хватают, загружают в пластиковый мешок и тащат. Интересно, в реку выкинут или в бетон закатают? Если в бетон — плохо. Оттуда не выбраться. А мама Вера все же привыкла к облику сына, когда заявлюсь к ней в другом теле, может не понять. Или не принять, что более печально. Я им все равно помогу, но… привык уже к семье. Такое странное и незнакомое чувство. Приятное.
