— Да нет, — мать в замешательстве, поэтому пропускает мою шпильку на мгновение, а затем дёргается и смотрит на меня сердито. — Это что ещё за намёки?
Я присаживаюсь рядом и беру её руки в свои. Смотрю матери в глаза.
— Возвращайся к жизни, мам. Мне очень нужна твоя помощь. И маленькому мальчику Серёже — тоже. Я никому не могу довериться. Только тебе. Я буду знать, что рядом — человек, которого я люблю и который не убежит, не скажет, что ему скучно. Не возьмёт деньги, если будут подкупать.
— Ты куда влез, Артём? — спрашивает она, освобождая свои ладони из моего захвата.
— Я не влез. Я влюбился, — произношу вслух и прислушиваюсь. Нет, не сфальшивил. Нет, не сказал неправду. Нет, я не тороплюсь. Просто никогда со мной ничего подобного не происходило раньше. Стремительно. Не к месту. С женщиной, которая принадлежит другому. И на всё плевать.
— Наверное, это хуже, чем влез, — произносит мать и убирает прядь волос, что упала мне на глаза, — но ты наконец-то вырос, мой мальчик. Поздравляю.
— Спасибо, мам, — отвечаю ей искренне. — Ну, так что?
— Завтра я пойду туда. Постараюсь, чтобы меня взяли.
У матери губы сжаты и подбородок воинственно выдвинут вперёд. Горе тем, кто посмеет ей отказать. И меня немножко отпускает.
Может, ещё немного — и мы начнём друг друга понимать. И я бы хотел, чтобы в этот круг вошли все: и Мари, и Рина.
Но с Риной придётся немного подождать. Ещё не время для знакомств. Надо разобраться в мутном деле Маркова. А заодно и Рину от него освободить.
35. Рина
Когда Артём возвращается, я ещё не сплю. Но старательно делаю вид, что уже в объятьях сна. Артём входит в комнату на цыпочках, долго смотрит на меня, а затем отправляется на кухню.
Я ничего не приготовила. Нет, не разучилась. Долгое время мне приходилось готовить для себя и сестры. Нянек и кухарок в то время нам не выписали. Но сегодня у меня всё валилось из рук, я боялась каждого шороха. Мне всё казалось: кто-то шуршит за дверью, пробует ковыряться в замке, я постоянно замирала и прислушивалась. Руки тряслись, и я решила не испытывать судьбу. Легла в постель голодная и готовить ничего не стала.
Странное дело: в постели, за закрытой дверью, мне стало немного легче. Может, прислушиваться стало не к чему. Но сон не шёл.
И вот Артём дома, я, босая, стою в коридоре и прислушиваюсь к его телефонному разговору.
— Сгорел, значит? Со всей аппаратурой? Прелестно. В автомобильной катастрофе? Замечательно. Накопай на Маркова всё, что сможешь. Информация мне нужна на вчера. А ещё пробей одну особу. Владелицу клуба «Зажигалка».
Он оборачивается стремительно. Видимо, я выдала себя вздохом. Лицо жёсткое, но тут же меняется — глаза становятся ободряющие, губ касается улыбка.
Он отключает телефон. Смотрит на меня долго.
— Проголодалась? Сейчас что-нибудь придумаем.
— Вета — единственное, что у меня осталось из прошлого. Светлое пятно, что ли. Я никогда в ней не сомневалась.
— Скажем так: я не верю в совпадения. Только в закономерность последовательных действий. Никто не собирается вешать на неё несуществующие грехи. Но если она как-то связана с той машиной, что гналась за нами, я хотел бы знать. А то ли она была небрежна, то ли согласилась, чтобы за ней следили, — не важно по какой причине — роли не играет.
Я не хочу с ним спорить. Такие споры ни к чему не приводят. У каждого из нас — свои аргументы. Но мне не хочется думать, что Вета — предатель. Не соединяется это у меня никак в голове. Если бы она хотела меня продать, ей достаточно было рассказать Алексею о моих ночных похождениях. Она единственная знала.
— Это безумно тяжело — подозревать, — всё же говорю, не в силах держать в себе то, что разрывает душу на части.
— А ты и не подозревай, — возится Артём у плиты. — Оставь это мне. Я буду подозревать, а тебе не нужно. Может, всё не так печально, как кажется. А с точностью до наоборот.
Он успокаивает меня. Сам так не думает — я это прекрасно понимаю.
Мне хочется покоя. Избавиться от страха, но когда разевает чёрный рот неизвестность, ничего не изменится.
Я смотрю, как Артём жарит мясо. Рот наполняется слюной — я голодна. А на улице — ночь. И мы здесь, в чужой квартире, висим на ниточке, что готова порваться в любой момент. Лопнуть или кто-то жесткий перережет её не дрогнувшей рукой. Но это будет не сейчас. Позже. Сегодня — передышка.
Не знаю, как я это поняла. Но больше никто не будет скрестись в дверь или примеряться ключами, пока Артём со мной.
Он режет хлеб — душистый, с хрустящей корочкой. Наверное, принёс с собой. Мясо с луком и специями пахнет так, что можно проглотить язык.
Мне немного стыдно: рядом с Алексеем я превратилась не просто в грушу для тренировки его кулаков, но и в избалованную бабёнку. Я давно ничего не готовлю — есть кухарка. Не убираю — есть домработница. Особенности клетки: животное должно быть сыто, свежая подстилка застелена. И, кажется, я привыкла жить в неволе. Почти не сопротивлялась. Не пыталась убежать.
И вот сейчас я не хочу назад. Малодушно думаю: может, Маркова убьют? Случайно или намеренно? И тогда всё решится само по себе.
Это какой-то горький то ли запоздалый ужин, то ли слишком ранний завтрак. Но я ем с аппетитом, будто не ела несколько лет. А может, так оно и было: я давно утратила вкус к пище, меня ничего не радовало. В последнее время единственный мой бунт — это охота на мужиков. Глупое мероприятие — я сейчас немного стыжусь того, что делала.
Мне доставляло удовольствие наставлять Алексею рога. Рано или поздно я бы попалась. И не знаю, что было бы. Может, и хорошо, что меня разоблачил именно Артём.
Он моет посуду. По движениям его я вижу: устал. Нам нужно поспать. Но прежде чем ляжем в одну постель, я хотела бы, чтобы между нами не осталось тёмных пятен. Хотя бы с моей стороны.
— Артём, — зову его и вижу, как поворачивается он ко мне лицом. Я не могу смотреть на него, поэтому опускаю взгляд. Так легче объясниться. — В ту ночь… Ты был не первым, кого я ловила среди ночи.
Он молчит, и это придаёт мне сил.
— Я не знаю, как родилась эта идея: изменить внешность, бродить ночами, искать приключений на пятую точку. Это был какой-то спонтанный всплеск. Я попросила Вету мне помочь. Я не могла выходить из дома в… боевой ипостаси. Я пользовалась вещами и образом кухарки. Уходила через чёрный ход. В общем, конспирация. В некотором роде.
Артём вытирает руки полотенцем и садится рядом. Берёт мои ладони в свои.
Если я скажу, что мне всё это не важно, я совру. Любой бы солгал, потому что никогда не всё равно. Ну, если это не просто развлекалово.
— В тот день ни один из нас не мог знать, чем всё закончится, — возражаю, всё так же не поднимая глаз. — По теории вероятности мы больше никогда не должны были встретиться. А если бы случайно столкнулись, ты не должен был меня узнать.
— Какая теперь разница, почему теория вероятности перестаёт действовать? Почему твоя попытка номер пять провалилась?
Он пытается шутить, и я слабо улыбаюсь.
— Четыре. Ты бы четвёртым.
— Я повысил свой ранг до первого, и не собираюсь никому отдавать первенство, — он продолжает шутить. А может, говорит серьёзно, но сейчас это не имеет значения, пока мы связаны поневоле из-за Алексея.
Я ему не возражаю. Мне нравится, что он пробрался на самую высокую ступень. Пока возможно, пусть будет так.
Артём хочет что-то сказать ещё, но у него вибрирует телефон. Он отвечает. А я наконец могу поднять глаза. Кто может звонить ему так поздно?
Он молча выслушивает, что ему говорят и не сводит с меня глаз. Мне становится неуютно и тревожно от его пристального взгляда.
— Нам нужно уйти, Рина, — говорит он, и я холодею. На меня нападает какой-то ступор, с места не могу сдвинуться. А он хватает наши вещи и тянет меня на выход. Я босая. Растрёпанная. На мне футболка и домашние штаны.
Я дезориентированная, Артём — собранный. Мне остаётся лишь следить, насколько чёткие и выверенные его движения.
