Наталья продолжала пилить ногти.
– Есть у вас тут такой… Михалыч? – он замялся, представив, сколько во всем НИИ может быть михалычей и как среди них вычислить искомого.
– Имеется, – вальяжно ответила она, поглядев на него поверх очков. – Вот так и сразу?
– В смысле?
Наталья снисходительно взглянула на него еще раз, на мгновение прекратив мучить ногти.
– Исключительно рабочий вопрос, – уточнил Платон, догадавшись, что его записали в пьяницы.
Она пожала плечами, мол, дело ваше, мы здесь не для осуждения слабостей сильных мира сего.
– Вы к нему пойдете или вам сюда вызвать?
22.
Без всякого стука в кабинет вошел то ли карлик, то ли гном. Он на ходу вытирал грязные ладони о потрепанный синий фартук, натянутый поверх красной рубахи с короткими рукавами. На обнаженных руках темнели следы многочисленных ожогов и ран, с успехом заменявшие татуировки. Огромные глаза карлика пугающе глядели в разные стороны, а длинные седые волосы торчали дыбом, колоритно довершая клиническую картину городского сумасшедшего.
Платон вопросительно посмотрел на гостя с надеждой, что это не какой-то маньяк с улицы, чудным образом сумевший пройти через институтскую охрану.
– Что вам надо? – спросил он встревоженно.
– Я. Есть. Михалыч, – пробасил карлик низким голосом, после каждого слова вставляя увесистые паузы.
В противовес Кольцову Михалыч вовсе не отличался разговорчивостью, скорее наоборот, информацию из него доводилось вытаскивать клещами по слову за раз, причем сами слова краткостью походили на загоняемые в доску гвозди.
– Вот оно как, – удивился Платон внезапному ходячему сюрреализму, представшему на пороге.
– Звали, – то ли спросил, то ли уведомил Михалыч.
– Да, – ответил Платон, не зная, как действовать дальше.
Общаясь с кем-либо, он предпочитал иметь на этого человека хотя бы скромное досье, чтобы располагать возможностью манипулировать. Кого-то припугнуть, кому-то посулить награду – метод кнута и пряника столетиями доказывал свою действенность. Причем, что интересно, кнут стимулировал лучше, дешевле и прямее, хотя и не так приятно для самого объекта стимуляции.
Платон понятия не имел, чем побуждать к сотрудничеству Михалыча, и у него наступила растерянность. Любопытно, у него есть имя и фамилия, или он с рождения с одним отчеством ходит?
Наконец, он извлек из портфеля настойку.
– Ваше?
Михалыч резко протянул руку, сильным движением выхватил бутылку и приблизил вплотную к правому глазу. Почудилось, что Михалыч ее обнюхал, словно пес.
– Моя.
Платон со второй попытки вырвал бутылку из цепких пальцев-крючков стеклодува, не спешившего ее выпускать.
– Нужно много, – прокричал он громко и отчетливо, словно говорил с глухим или иностранцем.
– Пять? – уточнил Михалыч.
– Сотни, тысячи, – Платон широко расставил руки, будто хотел охватить это невообразимое количество воображаемых бутылок. – Миллионы!
– Не могу.
– Мы поможем, – пояснил Платон, – сырье найдем, людей привлечем, техникой обеспечим. Нужно наладить массовое производство, понимаете?
– Понимаю.
И Михалыч снова замолчал, будто ему мучительно сложно говорить, так невыносимо, что его карликовых сил хватало не более чем на три слова. Платон внутренне выругался, предчувствуя, что разговор в подобном ключе будет тянуться вечность.
– Дайте, пожалуйста, список сырья, необходимого для приготовления настойки. Вы же можете?
Платон ожидал встречного вопроса «А зачем мне это надо?», но Михалыч без затей сказал:
– Хорошо.
Слишком легко, подумал Платон. Так не бывает.
– Нужен полный рецепт, – уточнил он.
– Хорошо.
Правый глаз Михалыча, до того скакавший без останова, замер и уставился на муху, продолжавшую храбро бегать по столу, несмотря на то, что Платон уже безуспешно пытался от нее избавиться перед приходом стеклодува.
– Пожалуйста, – повторил Платон, не веря своему счастью, – запишите и принесите рецепт.
Михалыч вроде бы понял, кивнул и задом попятился из кабинета.
Едва Платон успел по телефону заказать Наталье кофе и положить на место трубку, как дверь снова без стука открылась, и стеклодув опять появился на пороге, держа в руках промасленный листок в клеточку с оборванным уголком.
– Вот.
«Как-то слишком быстро», подумал Платон, осторожно взял бумажку двумя пальцами и прочитал каракули, по недоразумению заменявшие Михалычу буквы. Видно, ему не часто доводилось писать. Платон прищурился и с подсказками разобрал верхние строчки.
Надо признаться, что часть позиций в рецепте настойки удивили, и он решил, что, если дело выгорит, полный состав указывать на этикетке не следует.
– И из этого всего… – он показал на список, – получается это? – он указал на еще не спрятанную в портфель настойку.
– Ага.
– Любопытно, – Платон с неудовольствием заметил, что говорит такими же короткими рублеными фразами, как и стеклодув. – Это можно вычеркнуть или заменить?
Михалыч посмотрел на пункт, куда указывал палец Платона.
– Никак невозможно!
– Плохо, – заключил Платон и отпустил Михалыча, по нахлынувшей усталости чувствуя, как выматывает общение с этим странным человеком.
К счастью, пришла Наталья и принесла на подносе кофе. Когда ставила чашечку на стол, Платон оценил мастерски удаленные кутикулы и идеальную форму свежеокрашенных в нежно-голубой цвет ногтей.
Он положил перед собой лист с рецептом, просмотрел список ингредиентов, мысленно прикидывая, где и у кого можно приобрести компоненты. По всему выходила не самая простая задача, в которой еще требовалось решить вопрос финансирования.
Пугал и сам автор этого безобразия – Михалыч. Таилось в нем что-то жуткое и несуразное, отчего общаться с ним хотелось, как можно, меньше, но получалось, что первое время придется держать его на роли главного технолога. Странной казалась та легкость, с какой Михалыч поделился рецептом со случайным человеком, пусть и руководителем. Не довелось прибегнуть ни к кнуту, ни к прянику, и оставалась непонятной выгода для самого стеклодува.
Но главный вывод заключался в том, что наливку невозможно произвести вне института.
Следующие дни Платон потратил на вхождение в курс дел по НИИ. Кольцов, как и обещал, провел экскурсию по всем этажам, представляя руководителей и вкратце описывая работы, закрепленные за группами. Платону с его экономическим образованием половина произносимых терминов казалась бессмысленной, но он предпочитал руководствоваться принципом «молчи – за умного сойдешь» и делал вид, что внимательно слушает, время от времени вежливо кивая. Сотрудники смотрели на нового человека из руководства с безразличием или настороженностью, к чему Платон привык за годы в инспекции и относился равнодушно.
В действительности его интересовала только группа Тальберга, но Кольцов представил ее последней, когда они побывали во всех прочих закутках и лабораториях.
К удивлению Платона, кроме главного корпуса в состав института входило довольно большое число вспомогательных зданий и сооружений, о существовании которых он догадывался, но недооценивал серьезность масштабов.
– Наша группа по получению краенита, – сообщил директор перед тем, как открыть дверь. – У нас на нее большие планы.
Платон, прочитал на табличке «рук. Тальберг Д. Б.» и сказал:
– У нас тоже.
Кольцов вежливо постучал и вошел. Для него последние три дня составляли сплошную полосу стресса, и он, периодически поглядывая в зеркало, заметил, что седеет и лысеет еще быстрее, чем обычно. Сопровождая по кабинетам Платона, он переживал, чтобы в очередной лаборатории не оказалось какого-то непотребства, на которое в обычные времена никто и внимания не обращал, например, игра в карты в обеденный перерыв или несанкционированное
