составят приказ о назначении временно исполняющим обязанности первого заместителя директора НИИ, – инструктировал Демидович. – Формально будешь под Кольцовым, а неформально – наоборот. Задача понятна?
– Так точно, – коротко отвечал Платон, мысленно потирал руки в предвкушении и готовился приступать к новым обязанностям.
– Ты про мое предыдущее задание тоже не забывай, – напомнил Демидович. – Кольцов поможет. Я с ним вскользь переговорил, он согласен предоставить техническую базу института.
– Ясно, – Платон нахмурился от необходимости совмещать оба поручения.
– С Михалычем заодно познакомишься, – добавил Котов, с любовью поглядывая на стоящий в углу коробок с жидким черным содержимым.
Выйдя от Демидовича, Платон не стал откладывать дело в долгий ящик, схватил портфель с засевшими в печенках институтскими справками и на служебном автомобиле укатил в НИИ.
Как и предполагалось, новость о происшествии уже распространилась среди жителей и гостей города. Толпа краепоклонников стояла напротив здания с новыми плакатами и агрессивно выкрикивала лозунги в окна института.
– Безумие постигнет каждого, кто возомнит себя равным творцу! – кричал самый старый из них с длинными грязными косичками на бороде. – Не останутся без кары дела греховные! Не разрушай дом, в котором живешь! Не пили сук, на котором сидишь!
От краепоклонников исходил пренеприятнейший запах многодневной немытости. По задумке, это символизировало стремление к естественности, близость к природе, нестяжательство, самоограничение и другие красивые слова, не вызывающие ничего, кроме сотрясения воздуха.
Платон поморщился. Общественные движения и организации досаждали беспощадной бессмысленностью, но он прекрасно знал: нельзя прибегать к силе для разгона – они этим питаются. Тут нужно или постоянно что-то обещать, или последовательно игнорировать в надежде на самостоятельное рассасывание.
Кольцов встретил Платона на пороге приемной. Директора проинформировали о нововведениях в управлении института, и теперь в его глазах читались одновременно испуг, тоска и желание угодить руководству.
– Входите, проходите, заходите, посмотрите, – суетился Кольцов, показывая Платону его новый кабинет, в котором еще утром сидел ничего не подозревающий Мухин. – Размещайтесь здесь. Мебель, включая шкаф, в вашем полном распоряжении. Если мало, все достанем. Обращайтесь, не стесняйтесь…
Слова сыпались из Кольцова нескончаемым потоком.
Платон изображал суровость нового начальника, добиваясь, чтобы директор в его присутствии ощущал себя максимально дискомфортно. Для достижения указанного эффекта Платон воспользовался самым простым и очевидным способом – выслушивал молча с таким каменным лицом, что Кольцов запинался и терялся, не видя ответной реакции.
Ознакомительная экскурсия продолжалась.
– Это наша секретарь Наталья. Она тоже в вашем распоряжении.
Она оценивающе взглянула на них поверх очков и продолжила сосредоточенно подпиливать пилочкой ногти.
Платон сохранял многозначительное молчание. Кольцов краснел и бледнел от количества событий, за утро свалившихся на его седеющую голову. Он нервно хватался за мочку уха и поглаживал переносицу.
– А где ваш бешеный? – наконец спросил Платон, решив, что директор достиг нужного уровня нервозности.
– Самойлов? В больнице под успокоительными лежит. Приходит иногда в сознание, но продолжает проявлять агрессию, – Кольцов поник и с вселенской грустью в голосе добавил: – Наш лучший специалист, столько тем мог одновременно вести. Надеюсь, его смогут вылечить.
– Это интересно, – сказал Платон, которому было совершенно неинтересно. Мало ли отчего люди с ума сходят, пусть и лучшие специалисты. – Тяжелые условия для работы?
– Очень, – грустно согласился Кольцов. – До умопомрачения. Но у нас есть спецпитание. Хорошее.
– Молоко? – предположил Платон.
– Кефир. Молоко в наших условиях мгновенно скисает. Молокозавод однажды намеревался с нами заключить договор на производство кефира… – Кольцов замолчал, и конец истории завис в воздухе, словно гамма с несыгранной последней нотой.
– И? – не выдержал Платон.
– Что «и»?
– Договор заключили?
– Нет, конечно. В министерстве обороны не одобрили и подняли нас на смех. Сказали, что так мы и до мясоперерабатывающего комбината докатиться можем, – Кольцов запнулся. – Поэтому запрос на сотрудничество с мясокомбинатом мы решили им не посылать, хотя у нас как раз чисто случайно находились в разработке многообещающие темы касательно искусственной оболочки для колбас.
– Случайно?
– Абсолютно, – заверил директор. – Такое иногда случается. Побочные продукты исследований.
– Смотрю, вы активно ищете способы заработать, – закинул удочку Платон.
– Зато у нас полная самоокупаемость, – не без гордости отметил Кольцов.
– Я видел отчеты. Я, кстати, их с собой прихватил, – Платон махнул портфелем для демонстрации. Портфель возмущенно булькнул.
Вспомнил поручение Демидовича и понял, что готовый на аферы Кольцов – именно тот человек, который нужен. Но для виду требовалось заняться происшествием.
– Что с ранеными?
– С кем? – растерялся Кольцов от быстрой смены темы. – А-а, с ранеными… Хорошо. Швы наложены, больничный выписан. В качестве компенсации выдадим премию. Премия у нас хорошая.
– Деньгами, надеюсь, – пошутил Платон.
– Иногда и деньгами, – ответил рассеянно директор.
Зашли в бывший кабинет Мухина. Платон оглядел новое рабочее место. На столе лежали вещи предыдущего хозяина – потрепанные картонные папки с тесемками, бумаги в пухлых скоросшивателях, увесистый телефонный справочник и два телефона цвета серого шифера – с кнопками и без. По деревянной линейке ползала муха и всячески привлекала к себе внимание, мечтая, чтобы за ней побегали со свернутой газетой.
– Что с Самойловым? – спросил Платон.
– Да кто же его знает, не понятно ничего. Внезапное помешательство без всякой видимой причины. Ходил себе человек, трудился, постигал тайны природы, а потом – р-раз – и он уже с ножом бегает. Переработался, видать. У нас в соседнем доме почтальон один работал, тоже вежливый такой, тихий, мухи не обидит, всегда здоровался, на балконе цветочки разводил. А потом – р-раз…
– Убил кого-то? – предположил Платон.
– Да ну что вы! Типун вам на язык! – возмутился Кольцов. – Пытался, конечно, но не успел, прямо в почтовом отделении задержали. Чужая душа – потемки. Смотришь на человека, а он тебе улыбается во все тридцать два, а сам думает, какая же ты гнида. И ведь ему в черепушку не заглянешь, чтоб узнать, что в его башке творится.
– Это может быть связано с работой Самойлова?
– Конечно. Они же химики, у них всякое может быть. И еще химреактивы эти… Но вы не волнуйтесь, уже подписан приказ о создании комиссии для проведения внутреннего расследования. Люди компетентные, соберут пробы, сделают анализы.
– А внешнее расследование?
– Милиция? – лицо директора приобрело такой вид, словно у него случилась внезапная зубная боль. – Демидович обещал замять. Это одно из условий… – он сглотнул, – …вашего пребывания здесь.
– Понятно.
Платон уселся в когда-то хорошее, но теперь порядком потрепанное кресло. Левый подлокотник шатался, а спинка удручающе скрипела при попытке пошевелиться. В целом, особых признаков роскоши не наблюдалось.
«Могло быть и хуже», – подумал Платон и разложил пыльные папки по стопкам, чтобы расчистить рабочее пространство.
– Смотрю, понемногу осваиваетесь. Когда будете готовы, я вам ознакомительную экскурсию проведу, – пообещал напоследок Кольцов и исчез.
Платон покрутился на кресле, открыл засаленный телефонный справочник с наполовину оторванной обложкой. На желтой странице для заметок предыдущий владелец выписал самые важные телефоны по институту, но в них давно не заглядывали – странички от сырости слиплись и не желали отделяться одна от другой.
Он выглянул в приемную, где
