Вдоль низкого периметра тянется коридорчик, а внутренность круглого отсека рассечена прямыми рядами стеллажей, собранных из металлических швеллеров. Понизу стеллажей тянутся толстые жгуты проводки, а на полках установлены сотни разновеликих блоков с мириадами мигающих желто-зелено-белых ламп…
«Господи! – гляжу на веселенькое хозяйство. – И ведь кто-то во всем этом разбирается!..»
Анализ после короткого визуального изучения сводится к следующему: палуба основательно забита; если полезу меж стеллажей, то начисто лишусь обзора. Какой, к черту, обзор в узких проходах? Небольшой сектор вперед и такой же назад, а что же делается слева или справа – не разобрать даже на расстоянии вытянутой руки.
Решаю для начала пройтись по кругу. Перехватываю поудобнее автомат и поворачиваю налево. Я всегда иду налево, если не знаю точно, куда идти…
Осторожно двигаясь вдоль периметра, заглядываю за каждый стеллажный ряд. Все проходы пусты, не считая мелкого мусора на полу: кусков изоляции, обрывков проводов, деталей крепежа…
Половина окружности позади.
Слева у самого пола временами что-то слабо искрит; нос улавливает запах горелой проводки. Я с радостью обесточил бы неисправный блок, да не знаю, как это сделать. К тому же с детства приучен не лезть туда, в чем ни хрена не разбираюсь.
Двигаюсь дальше.
Пусто. Пусто. Пусто…
Намереваюсь посмотреть вправо за очередную конструкцию, но сзади вдруг раздается щелчок и брызжут искры.
Останавливаюсь и пару секунд любуюсь миниатюрным фейерверком: «Все-таки помер блок окончательно!»
– Евгений Арнольдович, с вами все нормально? – кричит снизу напарник.
– Да, порядок.
– А что это было?
– Замыкает в каком-то блоке…
Снова треск. Теперь из динамиков трансляции. Неудивительно, что ими напичкана вся лаборатория – с их помощью делают важные объявления, вызывают нужных специалистов, объявляют тревогу. В точности как на кораблях и подлодках.
После треска опять врубается музыка. До чего же она достала!..
Поворачиваюсь, чтобы закончить свои исследования и… невольно делаю шаг назад. Прямо на меня стремительно надвигается багровая тень.
Глава третья
Российская Федерация, восточное побережье Байкала. Наше время
Во время разговора с командиром «Фрегата» Горчаков по старой привычке удалил всех посторонних – то, что полагалось услышать ему, не должны были слышать все остальные. По крайней мере до прояснения ситуации, которая оставалась крайне запутанной.
Закончив сеанс связи, он первым делом приказал местному начальству отправить вниз четырех пловцов-охранников.
– Снарядите самых подготовленных – не «курьерами» идут прохлаждаться, – добавил он, нахмурив седые брови.
Во время спешной подготовки к погружению генерал стоял у борта, нещадно дымил сигаретами и размышлял…
Вскоре четверо крепких парней спустились по трапу, получили последние указания от старшего и плюхнулись в воду. А еще минут через десять на поверхности показались боевые пловцы из «Фрегата», до последнего мгновения не покидавшие своих постов.
– Докладывайте! – нетерпеливо потребовал Горчаков.
– На глубине тихо. Никакого движения, – успокоил капитан третьего ранга Жук.
– С их стороны ничего подозрительно не заметили? – кивает босс на плавучую американскую лабораторию.
– И в той стороне спокойно.
– Странно… – Старик почесал затылок. – Ладно, переодевайтесь, обедайте, отдыхайте. Но будьте наготове – ваша помощь может понадобиться в любой момент.
* * *
«Итак, что мы имеем? Произведенный Ребровой анализ дал положительный результат – в воздухе лаборатории содержатся остатки «Тайфуна». Кем и с какой целью он был распылен – пока неизвестно. Остается открытым и следующий вопрос: подавались ли в лабораторию закодированные команды? А если подавались, то опять-таки кем, какие и каким образом?…»
В горле уже першит от табачного дыма. Облокотившись на перила, Сергей Сергеевич вглядывался в темные байкальские воды. Солнце перевалило через зенит и направляется к горизонту – время в заботах и переживаниях летит незаметно.
«Далее. Согласно докладу Черенкова вторая емкость с газом исчезла вместе с секретной документацией. Человек он глазастый, внимательный, да и Реброва не из «пустышек» – значит, так и есть…»
С отвращением отшвырнув очередной окурок, генерал тяжело вздохнул. Информации и фактов накопилось много, но в логический ряд все это укладываться не желает. А без этого ряда клубочек не распутать.
«Из девяти человек найдены семь. Пятеро убиты, две женщины уцелели. Остается выяснить судьбу Маргариты Паниной и Николая Амбарцумяна. Причем последнего Евгений как будто бы видел лежащим в центральном модуле. Лежал-лежал товарищ, вдруг встал да сбежал…»
В висках стучало, в затылке ломило от вороха мыслей и от выкуренных сигарет. Он распрямил спину, закрыл глаза и, представив себя стоящим посреди густого леса, сделал двенадцать глубоких вдохов. Старый и многократно испытанный способ помогает – боль постепенно отступила, сердце работает ровнее.
«Подведем предварительные итоги. Скобцова не в счет – она появилась в лаборатории после странных событий. Значит, остаются три кандидата на неприглядную роль злодея: Амбарцумян, Панина и Соменкова. Да, и Соменкова тоже. Довелось мне за долгую карьеру повидать немало талантливых негодяев, выдающих себя за сумасшедших…»
Горчаков в последний раз посмотрел в предвечернее небо, развернулся на каблуках и поспешил к трапу.
* * *
Покинув палубу, генерал нашел научного руководителя и в категоричной форме потребовал представить для досмотра каюты троих подозреваемых. Тот в недоумении, но вынужден подчиниться.
Ближайшим оказалось жилище Амбарцумяна. Досмотр его вещей сопровождался большим количеством вопросов…
– Нет-нет, что вы! – исступленно тряс головой и подкашливал Иноземцев. – Николай Амбарцумян – серьезнейший человек, известный ученый!
– Его ученость тут ни при чем, да и серьезность тоже. Я ни разу не встречал изменников родины, похожих на клоунов. Все были умными, серьезными, положительными – хоть портреты на Доску почета вешай.
– Нет, Коля не мог наделать таких глупостей! – упрямо твердил Иван Ильич. – Я скорее поверю в инопланетных пришельцев, чем…
«В пришельцев?… – Осмотрев содержимое шкафа, Горчаков невольно задержался у иллюминатора. Сквозь круглое стекло великолепно видно судно-лабораторию под американским флагом. – Десять к одному, что без иностранных пришельцев в этом дельце не обошлось. Десять к одному!..»
– Иван Ильич, надеюсь, ваши люди не берут на глубину сотовые телефоны?
– Конечно, нет! Зачем они в лаборатории? Связь и на поверхности не всегда бывает устойчивой, а уж там…
– В таком случае, мне хотелось бы взглянуть на телефон Амбарцумяна.
– Пожалуйста, – развел тот руками, – надо так надо…
Отыскав аппарат в ящике небольшого письменного стола, Сергей Сергеевич сунул его в карман и направился к двери.
– Пойдемте в каюту Паниной. И заодно расскажите о ней.
– Вы знаете, Маргарита настолько тиха и незаметна, что я затрудняюсь назвать особенности ее характера, – семенил рядом Иноземцев. – К тому же она занимается исследованиями в закрытом для нас модуле и, даже находясь в одной смене, мы почти не встречаемся.
– Как не встречаетесь?! Живете под водой по две недели в замкнутом объеме из пяти сфер и не видите друг друга?
– Ну… видим, конечно. В основном за общим столом центрального модуля.
– И все-таки напрягите память.
Наморщив лоб, Иван Ильич справился с дверным замком с помощью запасного ключа и пропустил внутрь генерала ФСБ. Тот по-хозяйски перешагнул через порог, бегло осмотрел обстановку каюты и направился к рабочему столу.
– Вспомнил! – едва не закричал ученый. – Есть одна особенность: она обожает музыку и почти не расстается с маленьким плеером.
– Это такой электронный приборчик с наушниками?
– Да-да. Сам плеер она носит в кармане, а наушники всегда болтаются на виду: либо торчат в ушах, либо свисают из кармана.
– Негусто. Кстати, что это за музыка постоянно врубается по трансляции?
– Вы и про музыку знаете?
– По роду деятельности, Иван Ильич, я знаю почти все, – усмехнулся Сергей Сергеевич и, наклонившись, прошептал: – Даже о вашей внебрачной дочери Полине, проживающей с мамой в Штабном переулке города Одессы.
Ученый проглотил вставший поперек горла ком.
– Что вы хотели узнать о музыке?
– Почему запись включается и выключается сама собой?
– Запись воспроизводится центральным компьютером по одной композиции в десять-пятнадцать минут. Такой режим не напрягает народ.
