Сейчас ей кажется, что месяцы одиночества и молчания сделали свое дело, и поверх зияющей раны наросла новая, хоть и тонкая кожица. Но вспоминать — нестерпимо. Все равно что ковырять рану, разрывать шов, обнажая черную дыру на том месте, где некогда было сердце.
52
— Что? Сын?
Такое ощущение, что голова наполняется свинцом. Слова Анны входят в уши, но не достигают мозга. Я ничего не понимаю.
— Да.
Мы некоторое время молчим, пока я пытаюсь осмыслить услышанное.
— Ты родила сына, и он умер?
— Да.
Хоть я и знал, что с Анной случилось нечто ужасное, смерть ребенка настолько выходит за рамки, что я теряю дар речи и вздрагиваю от внезапного озноба, как будто кто-то провел по моей спине кубиком льда. Я подавляю желание встать и заходить по комнате, сквернословя и пиная стены в попытке сбросить нервное напряжение, которое переполняет тело. Надо дышать ровно, не терять присутствия духа.
По щеке и по шее Анны катится слеза.
— Поверить не… — я качаю головой. — Значит, Бенджамен был твоим сыном?
— И остается им, пусть даже его нет со мной, — отвечает она.
— Анна, Господи… я просто не знаю, что сказать.
— И не говори. Что тут скажешь.
Мы сидим рядом. Анна опять плачет, а я молчу. Действительно, что тут скажешь? Ее беда не укладывается в мой жизненный опыт. Я никогда еще не сталкивался со смертью, но, судя по тому, что я слышал, потеря ребенка — самое страшное, что может случиться. Это немыслимое нарушение мирового порядка.
Глядя, как Анна плачет, я сознаю, какая она красивая и гордая. Она пережила ужасное несчастье. Пока я жил с ней бок о бок, она боролась со своим горем, которое держала в душе, пытаясь в одиночку справиться с огромной бедой. Раньше я считал Анну слабой и от незнания полагал, что девушке просто недостает сил, чтобы побороть тревогу, которая удерживает ее в четырех стенах. А теперь я сознаю, какая она мужественная.
— Я забеременела случайно, — продолжает Анна, вытирая лицо рукавом. — Был такой шок, когда я узнала. Мама и папа умерли, я осталась одна…
Она снова всхлипывает и тяжело вздыхает. А потом начинает рассказывать.
53
Ей было восемнадцать, она лишь несколько месяцев назад закончила школу. Слишком молода, чтобы заводить детей…
Поначалу положительный результат теста показался Анне шуткой, бредом. Она истерически захихикала, когда увидела две полоски. Затем разрыдалась. А когда вытерла слезы и умылась, то решительно зашагала в аптеку за новым тестом.
Она не ходила к врачу. Не говорила Маркусу и Фионе. Перестала пить спиртное и почти отказалась от кофе. Это было несложно, потому что ее в любом случае тошнило от того и другого, и невыносимым казался даже запах. Маркус и Фиона ни о чем не подозревали: Анна брала бокал вина и попросту «забывала» его выпить, а они смеялись над тем, какая она рассеянная. Свою усталость и желание пораньше лечь спать она объясняла постоянным недомоганием.
Анна не нарочно скрывала беременность, просто она ничего не делала. Когда девушка наконец пошла к врачу, она была уже на шестнадцатой неделе.
— Еще не поздно сделать аборт, — сказал врач. — Но будет немного сложнее. Вам, возможно, придется лечь в клинику.
— Но я не знаю, что делать! — Анна потрогала живот. — Я пока не решила.
Доктор добродушно улыбнулся и положил руку ей на плечо.
— А по-моему, решили.
На следующей неделе она впервые почувствовала, как шевельнулся ребенок. Легкий трепет, как будто в животе вспорхнул мотылек.
Еще через неделю Анна рассказала Маркусу и Фионе.
— О Господи, — ахнул Маркус.
— На каком ты месяце? — спросила Фиона, пристально глядя на живот Анны.
— На четвертом. Почти восемнадцать недель.
— То есть ты…
— Да, я намерена рожать, — сказала Анна. — Я твердо решила. Он родится в июне.
Маркус не проронил ни слова. Он кашлянул и сел, потом снова встал, подошел к окну и уставился на улицу.
Фиона раздраженно взглянула на брата, вздохнула и повернулась к Анне.
— Если честно, я просто поверить не могу, — произнесла она, нахмурившись. — По-моему, ты поступаешь легкомысленно. Ты… ты еще слишком молода.
Подруга долго читала нотацию и объясняла Анне, как ей придется трудно, ведь ребенок изменит всю ее жизнь. Анна не перебивала. Она знала, что Фиона волнуется, а вовсе не злится и не осуждает. Пока та говорила, девушка пыталась поймать взгляд Маркуса, чтобы намекнуть — глазами, улыбкой — что ему не о чем беспокоиться. Фионе необязательно знать. Хотя Маркус никогда не говорил этого прямо, Анна догадывалась, что он боится неодобрения сестры. А Фиона уж точно не одобрила бы поступка Маркуса.
Анне хотелось скрыть правду и ради собственного благополучия. Она слишком дорожила дружбой с Фионой и Маркусом, чтобы рисковать ею. Она надеялась и впредь спокойно хранить секрет, не нарушая статус-кво.
Анна и Маркус никогда не заговаривали о ночи, которую провели вместе. Ни одного намека. С тех пор они не стали ближе или хотя бы откровенней. Как будто между ними вообще ничего не произошло. Анна не обижалась. Она знала, что Маркус всегда такой, что скрытничает он вовсе не из-за нее — просто он слишком самодостаточен, чтобы нуждаться в подобных отношениях. Однажды он сказал Анне, что не понимает романтической любви. Анна, в общем, не возражала. Ей нравилось, как они дружили втроем, а более близкие отношения с Маркусом без нужды изменили бы положение вещей. Ребенок ведь не помешает. Да, он от Маркуса, но какая разница? Никто не узнает. Они сохранят секрет. Им необязательно признавать это даже между собой.
— А где отец? — наконец спросила Фиона. — Что он думает?
— О… — Анна беспечно отмахнулась, старательно не глядя на Маркуса. Она надеялась, что не покраснела. — Отца нет. Он не хочет заводить семью. Он… не из таких. Не сочтите меня легкомысленной, но это правда не важно.
Фиона опять вздохнула, и Анна подумала, что сейчас подруга начнет спорить, выяснять, кто отец, и твердить, что он должен разделить ответственность. Но та подошла, встала за стулом Анны и положила руки на плечи девушке.
— Я знаю, что тебе страшно, — сказала Фиона. — Но мы здесь. Мы с тобой. Ты не одна.
Фиона и Маркус переехали к ней, и следующие несколько недель были самыми счастливыми в жизни Анны. Фэрвью преобразился. Маркус и Фиона помогли Анне выкрасить спальню в красивый успокаивающий светло-зеленый цвет. Они повесили новые занавески и купили кое-какие вещи для ребенка. Белую кроватку, красивое постельное белье, мягкий стул, погремушки и кольца.
Шло время, и Анна становилась все полнее и медлительней. Она много спала и с удовольствием бездельничала — ничего не делала, только ждала. Ждала, когда Маркус и Фиона вернутся с работы и составят ей компанию; ждала выходных, когда можно будет поиграть в крестословицу и неторопливо погулять. Ждала, когда наконец родится ребенок.
Анна и Маркус никогда не заговаривали о том, кто отец малыша. Но Анна не сомневалась, что Маркус в курсе. Когда ребенок начал лягаться, Анна настояла, чтобы Маркус положил руку ей на живот. Поначалу он отказывался, стеснялся и ежился, но потом уступил, прикоснулся к туго натянутому животу и подождал. Анна увидела, как у него глаза полезли на лоб, и при виде столь явного изумления она рассмеялась. Когда ребенок подрос и стало видно, как он брыкается внутри, Маркус охотно клал руку Анне на живот, когда та предлагала. Он смотрел на нее как на чудо, как будто до сих пор ни одна женщина в мире не беременела. Пусть даже Анна не сделала ничего особенного — более того, даже не предохранялась, когда занималась любовью: под взглядом Маркуса девушка чувствовала себя особенной. Она гордилась собой.
Схватки начались днем, застав Анну врасплох. Она не сомневалась, что это произойдет ночью, в спальне. Но схватки начались в магазине, кода она покупала детскую одежду — крошечные футболки и носочки, такие маленькие, что непонятно было, как они налезут на настоящего ребенка. Сначала заболела спина; хотя от боли Анне пришлось остановиться и сделать глубокий вдох, она решила, что потянула мышцу или неудачно повернулась. До полного срока оставались еще две недели, и Анна никак не ожидала, что ребенок появится на свет раньше времени. И уж точно не думала, что почувствует это спиной.
Боль не утихла, пока она шла по магазину. Во время схваток Анне приходилось останавливаться и выжидать, прижимая ладони к спине и глубоко дыша. Они условились, что она позвонит Фионе, когда начнутся роды, и та отвезет ее в больницу, но Анна захотела поговорить с Маркусом. Она набрала его рабочий телефон.
— Кажется, началось, — сказала она, когда он взял трубку. — По-моему, я рожаю.
