Она слышала, как в спальне Люк по телефону кричит на Кейт. Он поставил на проигрыватель пластинку – оперу, возможно, для того, чтобы она не слышала, что он говорит. Крик наконец прекратился, хотя Люк еще минут десять продолжал говорить.
Когда он вошел в комнату, Нина спросила:
– Как только Кейт тебя выносит?
– Так же, как и ты. Но она не обладает твоими достоинствами. – Он перегнулся через спинку дивана и провел носом по ее щеке.
– Перестань. Я сказала тебе, что хочу сегодня посмотреть партитуру.
Люк уселся на другом конце дивана и какое-то время рассматривал Нину.
– Что ты на меня так смотришь?
– Пытаюсь представить тебя старой и седой.
– Если ты не оставишь меня в покое, я стану такой уже через три месяца.
– Ты и в старости будешь красивой. Колючей, но красивой.
– Тихо! Это лучшее место.
С пластинки звучало страстное сопрано. Нина с партитурой в руках слушала закрыв глаза.
– Я бы могла убить, чтобы мне дали спеть это, – сказала она, когда пластинка кончилась. – Как ты думаешь? – Она попыталась, как Люк, поднять одну бровь, но у нее не получилось.
– До сих пор не научилась? Смотри, как надо, – продемонстрировал он.
– Это нечестно. Ты знаешь, что у тебя преимущество.
– Я думаю, ты бы потрясла их в этой роли, дорогая.
– Если, конечно, я ее получу, – вздохнула Нина. – Хочешь послушать другую сторону?
– Кстати, о работе. Я хотел тебе сказать…
– Та сторона даже лучше…
– Я уже давно собирался…
– Интересно, согласится ли Джорджо работать в Нью-Йорке в следующем сезоне?
– Нина, ты меня слушаешь? – Люк бросил в нее подушку.
– Эй, – воскликнула Нина, – нечестно! Это я придумала. А ты придумай что-нибудь свое.
Люк бросил в нее две подушки.
– Это мои подушки. Осторожно: картина! Что ты делаешь! – Нина буквально зашлась от смеха.
Он бросился на нее, как вратарь, и они свалились на разбросанные подушки.
Нина каталась с ним по полу, задыхаясь от смеха. Все красивые хрупкие безделушки могли свалиться на пол.
– Осторожно! – пыталась крикнуть она, задыхаясь от смеха и его поцелуев.
Он стаскивал с нее юбку.
– Кофейный столик! Не разбей вазу! Люк, осторожно, лампа! – Нина совсем задохнулась: – О-о-о! Люк, можешь еще раз?…
– Что «еще раз»?
– Вот так… – Она стащила с него рубашку, стремясь почувствовать прикосновение его тела. Гладила, ласкала, дразнила. – Щекотно?
– Да.
– Что ты делаешь?
– Тебе нравится?
– Пониже.
– Сама приподнимись.
В отчаянии Люк пробормотал:
– Тебе не приходило в голову, когда ты это все покупала, что здесь может происходить?
– Нет, я думала…
– Что думала?
Нина не могла сосредоточиться. Он делал с ней такое!… Она вообще не подозревала, что подобное возможно.
– Я думала… мы можем… пойти… в кровать… ох! – Нина громко застонала и отказалась от попытки что-либо сказать.
– Наверное, в некоторых штатах это запрещено, – прошептал Люк.
Нине было уже на все наплевать. На какое-то время Люк забыл обо всем на свете.
Уже потом, значительно позже, показывая Нине, как делают запеканку из тунца и вермишели, он снова заговорил об этом.
– Мне непросто сказать тебе, Нина, что я должен уехать. Я не говорил, потому что надеялся, что сумею от этого отбиться.
– Куда? Когда?
– На Западное побережье. На следующей неделе.
– На следующей? Надолго?
– На шесть недель.
– На шесть недель? – Нина широко раскрыла глаза. – Полтора месяца. Тебя не будет здесь на Рождество?
Люк кивнул:
– Мне очень жаль, Нина. Я пытался это отменить, не получается.
«Так вот в чем дело», – догадалась Нина.
– И по этому поводу вы воевали с Кейт? – спросила она.
– Да, – тяжело вздохнул Люк. – Я должен выступать на телевидении на праздниках – это давний контракт – и дать серию больших концертов на Западном побережье до конца января. Мы спорили об этом с Кейт неделями, но она права: я связан обязательством, деньгами. Если откажусь, выплачу огромную неустойку и приобрету репутацию ненадежного исполнителя.
– Я понимаю.
– Кейт говорит, что ты поймешь. – Он положил ей на тарелку запеканку.
Нина недоуменно уставилась на нее:
– У меня, кажется, пропал аппетит.
– Я буду звонить тебе каждый день. Два раза в день. Может, ты сумеешь прилететь ко мне…
– Нет, не смогу. Мы начинаем через несколько дней репетировать новую оперу. Я не могу уехать.
В глазах Люка была озабоченность. Он старался как мог. Нечестно еще больше усложнять положение. Сколько раз в самом начале она грозила, что уйдет! Сколько раз высказывала сомнения по поводу их совместного будущего! Люк всегда казался таким уверенным в себе, но и ему хотелось, чтобы его успокоили.
Нина изо всех сил старалась казаться спокойной.
– Ты прав, мы ведь знали, что рано или поздно так будет. Мы оба должны будем часто уезжать. Придется привыкать к этому.
– Да, – согласился он. – Я пытался отложить это до весны или до лета. Я не хотел бы расставаться сейчас с тобой надолго, – сказал он неуверенно.
– Да… Время не самое лучшее, – призналась она. – Но у нас нет выбора.
Глава 11
Следующие дни были просто сумасшедшими. Люк выглядел усталым от длительных репетиций и долгих ночей любви. Ему хотелось подольше оттянуть отъезд.
В эти роскошные, полные неги и страсти ночи Нина откликалась на нетерпеливые ласки Люка с яростью и отчаянием. Она не могла избавиться от ощущения, что надвигается катастрофа, но не хотела делиться своими предчувствиями с Люком, говорить ему, как ее пугает разлука, – он и так был измотан.
«Нельзя так распускаться», – твердила она себе. В конце концов, чего ей бояться? Жизнь ее будет идти так же. У нее остаются работа, друзья, семья. Она будет очень скучать по Люку, но он уезжал и раньше, будет уезжать и потом. Она сама за время своего брака провела много месяцев без Филиппа, а ведь была намного моложе и менее независима.
Конечно, нелепо сравнивать Люка с Филиппом. Люк – сложный, честный, зрелый человек. Филипп – нерешительный, глупый, эгоистичный. Нельзя сопоставлять ее замужество с отношениями с Люком. Девушкой Нина идеализировала Филиппа; став женщиной, превратила их брак почти в деловое соглашение.
Однако она никогда не идеализировала Люка, а часто вообще считала его самым несносным человеком в мире.
Нина знала его таким, каким он был на самом деле – со всеми его достоинствами и недостатками. Она любила его и в то же время боролась со своим чувством, ведь вся жизнь Люка проходила на публике, а Нине не хотелось, чтобы ее вновь публично унижали. Сейчас эти страхи казались ей смешными. Люк проник ей в самое сердце, заполнил собой ее душу и тело, и публичные оскорбления были просто ерундой по сравнению с разлукой.
