Последний беглый осмотр верхней части шоферского тыла дал успокоительно-отрицательный результат, хотя, строго говоря, загривок, немало способный поведать о любом другом шофере, в его случае не мог даже измениться цветом. Криспин, или, возможно, какой-нибудь его агент, знал, как выбирать шоферов. Ричард чувствовал, что, сидя рядом с Анной, просто излучает человеколюбие. Он редко позволял такому с собой случиться, поэтому не стал себя сдерживать.
В надлежащий момент великий муж, изъятый из своего чертога не призывным гудком, а скорее каким-то астральным или ультразвуковым сигналом, выступил им навстречу. На Криспине Радецки, Королевском Советнике, Привилегированном Члене Коллегии Адвокатов, был неброско-великолепный костюм в серых тонах, дополненный неожиданной темной рубашкой и более светлым галстуком, изукрашенным научно-фантастическими растениями. Ричард разложил все по полочкам: костюм должен внушить важному человеку мысль о внушительности, значимости, богатстве и пр. самого Криспина, тогда как рубашка и галстук должны подчеркнуть, какая он необыкновенно разносторонняя и художественная натура. Ричарду даже показалось, что для усиления последней темы волосы Криспина подросли с последней встречи примерно на сантиметр. Тут он, Ричард, пресек эти размышления, смиренно решив про себя, что любые выводы, достаточно очевидные для его понимания, непременно окажутся ложными. Еще он понял, что по-прежнему сжимает Аннину ладонь, и они одновременно отдернули руки.
– Салют, салют, – проговорил Криспин в своей язвительной, псевдоармейской манере, машисто усаживаясь на переднее сиденье, – впрочем, не настолько машисто, чтобы лишить их возможности полюбоваться его великолепной выправкой, если им вздумается. – Доброе утро, Анна, – усилил он звук, когда закрылись все дверцы, и круто повернулся к ним всем корпусом. – Надеюсь, вы хорошо спали, – продолжал он громко и отчетливо, кивая головой и улыбаясь, чтобы лишний раз показать, что в его словах нет ни тени презрения или национализма.
– Спасибо, – по-английски ответила Анна.
– Не за что. – Криспин одобрительно кивнул и после короткой паузы обратился к Ричарду, сидевшему прямо за ним: – Боюсь, путь не очень близкий.
– К кому именно мы едем?
– Всего-навсего к старине Стивену.
– К тому самому Стивену…
– Подобный тип скорее повесится, чем станет жить где-либо, кроме Хэмпстеда. Чтобы все думали, что его семейство обреталось там со времен Тюдоров, знаешь, в каком-нибудь дурацком замке с бойницами, рвами и прочей белибердой. Что касается меня, я, честно признаться, не хотел бы жить нигде, кроме как здесь или поблизости. Знаешь, чем дольше я смотрю на Лондон, тем сильнее убеждаюсь, что в нем существуют два совершенно разных вида человеческих существ – те, кому место к северу от Парка, и те, кому место к югу, и с места они не сойдут. Кстати, развивая ту же тему, – продолжал он в том же стиле штабной столовой, – я заметил, что вы с нашей гостьей сильно привязались друг к другу. Я надеюсь, что ты станешь действовать с должной осмотрительностью, при том что это, разумеется, абсолютно не мое дело.
– Разумеется, – от всей души согласился Ричард. – Ну еще бы. – Он чувствовал, что Анна прислушивается к их разговору, хотя вряд ли ей удается уловить его смысл, разве что вычленить отдельные слова, вроде «Лондона» или «парка». Тем же добропорядочным тоном oн добавил: – Надеюсь, все это не так очевидно, как следует из твоих слов.
– Нет, что ты. Вовсе нет. Разве что Ханни догадался. – Криспин указал на шофера, потом бойко глянул на часы и уставился в окно. – Впрочем, должен сознаться, меня одолевает вульгарное любопытство.
– Может, дело не только в нем?
– Очень может быть. Если так, прошу прощения. Впрочем, несколько минут назад мы вспомнили очень подходящий к случаю афоризм: «И с места они не сойдут». Не то чтобы совсем не сойдут, а «с места», конечно, понятие относительное, не стоит воспринимать все так уж буквально. Да и вообще теперь уже поздно об этом говорить, верно?
– Напротив, я бы сказал, еще слишком рано взывать к моей осмотрительности.
– Вот как? Лучше раньше, чем никогда, приятель.
– Опять ты со своими присловьями. Я, кажется, перестаю понимать, о чем вообще идет речь.
– Я, пожалуй, тоже. Но что касается моих присловий, уместно будет вспомнить еще одно: будь внимателен и чуток ко всем, особенно к самому себе. Если я завел этот разговор раньше срока, приношу свои самые искренние извинения.
Ричард то ли почувствовал себя дураком, то ли рассердился на Криспина, то ли и то и другое сразу. Он сделал паузу и продолжал:
– Так это Стивен…
– Я так полагаю, ты знаешь старину как-его-там, ну этого, знаменитого писателя?
– Кого-кого?
– Ну, знаменитого писателя, пишет по большей части романы, раньше жил в Америке, теперь перебрался сюда, накропал великую эпопею, говорят, отказался от Нобелевской премии несколько лет назад, желчный старый пень, ну ты его точно знаешь, – а, вспомнил, Котолынов.
Криспин так исковеркал в произношении это действительно знаменитое имя, что Анна ни за что не поняла бы, о чем идет речь, даже если бы слушала.
– Да, конечно, – проговорил Ричард. – Ну, то есть я-то его знаю, я с ним даже встречался, но он меня вряд ли вспомнит.
– А как тебе кажется, ты достаточно с ним знаком, чтобы завтра отвезти наш степной цветочек к нему в Беркшир?
– Зачем, чтобы заручиться его поддержкой? Да он с ней даже разговаривать не станет. Он никогда и близко не подпускал…
– Станет как миленький. С ним уже договорились. В пятницу утром. Тебе подходит?
– Не уверен. А ты не можешь с ней поехать?
– Я, видишь ли, занят. Кроме того дела, которое поручил тебе степной цветочек и в котором ты ни черта не смыслишь, у меня есть и другие.
– Да что ты говоришь! – фыркнул Ричард, причем, учитывая все привходящие обстоятельства, у него это получилось довольно ловко, – У меня, как тебе известно, тоже есть другие дела.
– Я в этом не сомневаюсь, ваше благородие доктор Вейси. Разница состоит в том, что, если ты пропустишь какое-нибудь дело, результатом будет всего-навсего непоправимый урон для науки, а вот если что-нибудь пропущу я, последствия будут действительно ощутимыми. Tы думаешь, я шучу, но я не шучу. Короче говоря, в пятницу у меня встреча по поводу лошади, причем дело посерьезней, чем просто поставить на нее пятерку.
– Ты ей уже сказал, что она должна туда ехать вернее, спросил, поедет ли она?
– Нет, я подумал, у тебя лучше получится. Оставил тебе простор для маневра. Советую позвонить ему и подтвердить.
Прочие вопросы могли и подождать. Ричарду вдруг пришло в голову, что после своего сюсюкающего приветствия Криспин ни разу не посмотрел на Анну, даже когда говорил о ней, и что он сам ну разве что бросил на нее взгляд. Теперь он повернулся к ней и начал скороговоркой, словно пытаясь наверстать упущенное:
– Прости, то, что я сказал по телефону по поводу – как я там выразился? – особой причины, было страшной глупостью.
На сей раз проблем с пониманием не возникло.
– Ну что ты, не извиняйся. Это вполне естественно и даже лестно. Если бы у нас было побольше времени, я бы тебе рассказала, что сей милейший джентльмен дал мне понять, что я ему нравлюсь, но предпринимать он ничего не собирается.
– Как? Как он тебе об этом сказал?
– Разумеется, не словами. Чтобы такое сказать, как тебе известно, слова совершенно не обязательны. Он позаботился, чтобы я это поняла.
Когда Ричард учился в школе, – там, в дальнем левом углу карты, – у них было принято, если тебе со всеми основаниями доказали, что ты болван и простофиля, отвечать специальным чмокающим звуком, громким придыханием между зубами и губами. Сейчас ему очень захотелось произвести этот самый звук, однако, принимая во внимание ситуацию, он ограничился тем, что принял покаянный вид и пробормотал нечто невнятное.
Анна все поняла.
– У него и дома забот хватает, – проговорила она.
– Ты имеешь в виду пьянство…
– Мне очень интересно смотреть в окно на ваш замечательный город.
Машина уже катила через верхние подступы к Хэмпстеду, и Ричард решил на время выбросить эту мысль из головы. На ее место тут же явилась другая. Он дождался, когда Криспин станет переворачивать очередную страницу того, что со стороны казалось гранками «Путеводителя по ресторанам» на следующий год, и выпалил:
– Так это, значит, старина Стивен…
– У меня тут был совершенно загадочный телефонный звонок, вчера, кажется, – проговорил Криспин, обводя красным что-то на лежащей перед ним странице. – От соотечественника нашей, э-э, юной розы снегов, который и тебя знает. Сколько я понял, ты договорился встретиться с ним в каком-то там баре и не явился.
– О Господи, я совсем о нем забыл. Забыл записать.
– На тебя не похоже. Он спрашивал, не заболел ли ты часом, а я ответил, сколько я знаю, нет, и тогда он сказал, что свяжется с тобой. Он довольно долго рассуждал про телефонные номера, но в конце концов повесил трубку, не сообщив своего собственного. Как я уже сказал, это на тебя не похоже – так вот продинамить человека.
