Думаю, я немедленно принялась действовать во многом из-за того, что хотела доказать себе, что поступила бы так давным-давно, если бы только у меня был телефонный номер Дрейков. Это было частью легенды, которую я рассказывала самой себе, чтобы уснуть ночью. Я высунула голову из кабинки — убедиться, что Иэн не стоит где-нибудь поблизости, выхватила из сумочки телефон и как можно быстрее набрала номер. Но, еще не дождавшись соединения, успела сообразить, что звоню с собственного мобильного, по которому полиции ничего не стоит меня обнаружить, и к тому же я понятия не имею, что бы такого сказать Дрейкам, чтобы окончательно не испортить дело, или не огорчить их до смерти, или не оказаться в окружении полиции в ближайшие пятнадцать минут. Я нажала отбой с такой силой, что чуть не сломала большой палец. Убрав телефон в сумочку, я нашла там ручку и переписала номер с футляра на заднюю обложку чековой книжки. Если у меня будет несколько часов на размышление и если в Америке еще остался хоть один телефон-автомат, я наверняка сумею что-нибудь придумать.
Я запихнула футляр от зубной пластины обратно в рюкзак и встала, чтобы рассмотреть в зеркале красное платье. Глядя на свое отражение, я старалась успокоить дыхание и замедлить бешеный пульс. Я повертела бедрами, и юбка взлетела пышным воланом.
В итоге я купила и платье, и все остальное. Возможно, я чувствовала себя богатой. Когда мы с Иэном шли к кассе, я чуть не пошутила вслух, что платье мне пригодится, если вдруг понадобится заняться проституцией. Я вовремя вспомнила, что ему десять.
Вернувшись к машине, мы застали Гленна за курением сигареты — очевидно, третьей подряд.
— Разве это не нарушение закона? — спросил меня Иэн.
— Что? Курение? Нет, — ответила я.
Он быстро помахал рукой у себя перед лицом и, забираясь в машину, задержал дыхание.
Я не курила с университета, но в ту минуту запах дыма казался мне таким сладким, легким и похожим на аромат апельсина, что мне нестерпимо захотелось прижаться губами к противоположному концу сигареты Гленна и вдохнуть в себя пламя, табачные листья и все остальное.
Но вместо этого я вслед за Иэном села в машину и стала терпеливо ждать, пока Гленн докурит. Какая удивительная ответственность, подумала я о самой себе. И вдруг осознала, что, если мне так и не удастся избавиться от Иэна, то впереди меня ждет еще восемь лет вот такой жизни — жизни ответственной одинокой мамаши, которая отказывает себе во всем ради благополучия ребенка. Мне захотелось курить еще нестерпимее.
В машине Гленн рассказал мне историю о приглашенном дирижере, с которым он работал в Чикаго. Это был девяностолетний старик, и за сценой на всякий случай все время стоял дорожный дефибриллятор, и каждый раз, ударяя в басовый барабан, Гленн боялся, что старичок вот-вот отбросит коньки.
— Слушай, это было просто охренительно страшно! — сообщил он.
Я бросила на него многозначительный взгляд.
— Да ладно, парень небось уже слышал это слово, правда, Джоуи? Тебе сколько лет — семь? Восемь?
— Семь, — ответил Иэн.
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Он сидел с самым непроницаемым лицом из всех, какие мне только доводилось видеть у детей.
— Ну вот видишь! — воскликнул Гленн. — Совсем большой парень! Когда мне было семь, я обожал чизбургеры. Ты любишь чизбургеры?
— М-м-м! — донеслось с заднего сиденья.
— Ну так вот, — продолжал Гленн свою прерванную историю. — Я, значит, бью в этот самый барабан и тут смотрю на литаврщика, а он пытается мне губами что-то сказать!
Я отключилась от волны Гленна и вместо его рассказа стала слушать, как поет Иэн. Он оставил в покое австралийский гимн и затянул «Хава Нагила», которую, наверное, и в самом деле выучил в школе. Если так пойдет и дальше, то показания Гленна могут хорошенько запутать присяжных. «Клянусь, ваша честь, это был еврейский мальчик, не старше семи лет. А дядя его был родом из Венесуэлы».
Мы остановились заправиться неподалеку от границы Огайо, и хотя на заправочной станции был телефон-автомат, он стоял у всех на виду, и я не могла воспользоваться им так, чтобы Иэн этого не заметил. Зато я совершила инфантильный поступок — купила себе пачку «Кэмел», просто чтобы иметь ее под рукой. Я испытала большое удовольствие, запихивая пачку вместе с новой пластиковой зажигалкой зеленого цвета в карман сумочки, рядом с паспортом: теперь у меня было что-то вроде никотинового спасательного жилета. Иэн ушел в туалет, а Гленн наполнял три стакана коктейлем из фруктовой смеси с дробленым льдом.
Иэн выпил свой коктейль, еще не успев дойти до машины, и теперь скакал вприпрыжку далеко впереди нас.
— Угарный мальчишка этот твой Джоуи, — сказал Гленн.
— Да уж, с ним не соскучишься!
— Это точно. Я только, это, хотел сказать, что надеюсь, в Кливленде нам удастся немного побыть вдвоем. Ты была в Художественном музее?
Сидя в машине, бóльшую часть времени я лихорадочно соображала, как бы избавиться от Гленна прежде, чем мы попадем в Кливленд. Если бы это было кино, мне бы пришлось его убить. Конечно, это повлекло бы за собой три других убийства, одно отчаяннее другого, а под конец меня бы подвела какая-нибудь ерунда вроде не выключенного света в библиотеке. Но в действительности в голове у меня пока не родилось никакого четкого плана. Самым мудрым было бы просто с ним разругаться, причем особенно хорошо получилось бы, если бы он первым захотел со мной порвать и отстал от нас по собственной воле. Если я вдруг заявлю сама, что больше не хочу с ним встречаться, он может что-нибудь заподозрить и к тому же затаит обиду.
— Да нет, я вообще не очень люблю художественные музеи, — соврала я, рискуя попасть в ад. А впрочем, одним грехом больше, одним меньше. — Я не понимаю, зачем они нужны.
— Ну ничего, там есть и другие места.
Мы шли по парковке, и я вдруг остановилась.
— Послушай, я все хотела тебе сказать, — начала я. — На этой твоей премьере, ну на которую ты меня приглашал. Классная, кстати, премьера.
— Так. — Гленн выжидательно поднял брови.
— Ну так вот, знаешь, смешно, конечно, но ты ведь видел такую рекламу — про «Мистера Блеска»? Ну, старая реклама, ей уже лет сто.
— Так, и что?
— Ну вот, слушай, там поется: «Мистер Блеск, мистер Блеск, та-да-ДА-да, та-да-ДА-да…» Понимаешь?
— Нет!
Он смеялся и качал головой, как будто я рассказываю ему что-то веселое и приятное, а вовсе не сообщаю, что вся его карьера — одна сплошная подделка.
— Я говорю: тут точно такой же мотив, как и в твоей песне. Ну, в том твоем произведении. Мелодия та же.
— Понятно.
— Да нет же, ничего тебе не понятно! — рассердилась я.
— Да понятно мне! Та же мелодия.
Он нагнулся и попытался меня поцеловать.
— Да послушай же ты: та-да-ДА-да, та-да-ДА-да… Ты что, не узнаешь?
Тут он посмотрел куда-то вдаль, как будто пытался что-то припомнить.
— Твою мать, — наконец произнес он.
Я дала Иэну ключи, поэтому, когда мы подошли к машине, он уже ждал нас, сидя на заднем сиденье и, словно бубном, потрясал обувной коробкой. Когда мы с Гленном сели, Иэн поставил коробку обратно на сиденье.
— Ну что ж, Чувак, — сказал Иэн, когда мы снова выехали на шоссе. — Расскажите нам, пожалуйста, о своем новом фильме, Чувак.
Он сунул кулак, изображающий микрофон, между двумя передними сиденьями.
— Я слышал, вы влюблены в Джулию Роберте? — приступил он к интервью.
Но Гленну было не до смеха. Вид у него был такой, как будто он находится где-то глубоко в собственной голове, разбираясь в давних воспоминаниях юности, мысленно переслушивая рекламные ролики тех лет и вслед за ними — собственную пьесу. Он вытянул шею и потер рукой подбородок. В то утро он не побрился, и на щеках и подбородке пробивалась седоватая щетина — того же цвета, что и волосы у него на висках.
— Мисс Гулл, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Чуваком и почему он все время молчит?
Гленн разом вышел из ступора и посмотрел на меня:
— Он, кажется, назвал тебя мисс Гулл?
— Прежде чем Иэн успел что-нибудь изобрести, я сказала:
— У его мамы пунктик насчет уважения к старшим.
Гленн рассмеялся и оглянулся на Иэна.
— Ясно, — сказал он. — С уважением у тебя все в порядке, чувак.
— Только по отношению к женщинам, — уточнил Иэн.
На этом их беседа закончилась, и даже когда мы заехали пообедать в сетевой ресторанчик перед въездом в Кливленд, Гленн не произнес ни слова, если не считать того, что он заказал себе бургер с индейкой и жареные картофельные кольца.
Судя по тому, с каким наслаждением Иэн поглощал шоколадное молоко, в нормальной жизни этот продукт ему не покупали.
— Итак, мистер Чувак, известно ли вам, что у отца мисс Гулл была собственная шоколадная фабрика?
