– Потом... Потом... Ты займи его... Не вводи сразу... А лучше бы спровадить...
Гоги повернулся и пошел на кухню.
– В чем дело? – спросил я, обращаясь к Нано.
– Сейчас не время,– зашептала Нано. А потом отчетливо, чтобы было слышно в приемной: – Сюда, Ираклий! Гость ждет тебя в приемной.
Я призвал на помощь весь свой адвокатский опыт, чтобы овладеть собой и придать лицу независимое выражение. Улыбаясь, я переступил порог. Нано шла следом за мной.
Гоги не ошибся. С кресла и в самом деле поднялся шеф жандармов и назвал свое имя.
Одет он был по-европейски. Внушительного роста, с подтянутостью худощавого человека. Глубоко посаженные глаза поблескивали умом, а улыбка была не лишена приятности и благорасположения. На всем облике – печать аристократизма, а бледная тонкая кожа говорила о жизни, которая текла в кабинетной тиши.
– Очень рад, ваше сиятельство,– сказал я как можно оживленнее. – Вы даже не можете себе представить, как удачно вы избрали время для своего визита!.. – Я обернулся Нано: – Вот познакомьтесь – госпожа Нано Парнаозовна Тавкелишвили-Ширер... В соседней комнате сейчас будет накрыт сказочный стол, и я смогу через считанные минуты познакомить вас со своими прекрасными друзьями, чтобы ознаменовать ваше посещение лукулловым пиром! Разрешите, ваше сиятельство, вам помочь...
И я дотронулся рукой до его пальто в твердой надежде, что он отведет мою руку, откажется и уйдет.
Но не тут-то было.
– Не беспокойтесь, князь,– услышал я в ответ, при этом он сбросил пальто и добавил улыбаясь: – Я только потомок венгерского графа, а в Венгрии, да будет вам известно, на пять человек по одному графу, такова статистика.
– Но в Грузии на двух человек по одному князю, так что мы обскакали вас, граф!
Я пытался скрыть смущение, шеф жандармов, оказывается, вовсе не думал уходить.
– Князь,– заговорил он снова. – Я пришел просить как раз о том, что вы сами только что предложили.
– О чем просить? – Я ничего не понимал.
– Просить, чтобы вы разрешили мне посидеть за вашим дружеским столом. Не спорю, это странная просьба для незнакомого человека. Но, честное слово, я не буду вам в тягость, а быть может, даже сумею позабавить и развлечь.
Мне показалось, что граф Сегеди даже чуть-чуть волнуется, стараясь быть непринужденным и простым. Но все-таки, согласитесь сами, это вторжение в мой дом – невероятная наглость! Что мог я ответить ему?
– Конечно... О чем говорить,– сказал я, ощущая фальшь, которая вязла в моих словах.
Я провел его в гостиную, и он все с той же улыбкой, исполненной внимательного расположения, опустился в одно из кресел.
– Я слышала, что вы прекрасный пианист,– обратилась к нему Нано. Видно, готовилась завести с ним длинный разговор, чтобы задержать подольше на этой половине, как того хотел Гоги.
Но граф Сегеди почуял, верно, ненатуральность нашего поведения.
– Вы, сударыня, волнуетесь так же, как и я,– сказал он. – Я уверен, что и ваши друзья взвинчены не меньше вас. И совершенно напрасно. Меня привела сюда мирная цель, мирная, но не простая. И я не смогу ее осуществить, пока в доме этом не воцарится покой и доверие. И вас как женщину я прошу помочь... Ведь вы одна среди стольких. Начните вы, постарайтесь вести себя со мной как со старым знакомым, это снимет тяжесть с вас, с меня и поможет остальным найти верный тон. – Он засмеялся и добавил: – Вы скоро сами убедитесь в доброте моих помыслов.
Нано молчала, не зная, что сказать, а я извинился, пробормотал, что должен наведаться на кухню, и оставил их вдвоем.
Я зашел в свою спальню и подошел к окну. Хотел собраться с мыслями, но мысли прыгали, не зацепляясь друг за друга. Нет, я не понимал, что случилось, но понимал, что может случиться что-то очень страшное, опасное для моей жизни. Я выглянул в окно: перед подъездом, рядом с экипажем Нано, стоял еще один экипаж, и в нем сидел незнакомый мужчина в котелке, нахлобученном на лоб. «Человек Сегеди», – подумал я. А так на улице было пустынно.
Я отправился на кухню. Арзнев Мускиа как ни в чем не бывало колдовал над кипящим котлом, а Гоги и Элизбар насупленно и сосредоточенно молчали. Мне показалось, что мое появление застало их врасплох, в их молчании была какая-то неловкость.
– Как вы объясните все это? – спросил я.
– Сами ломаем голову,– ответил Гоги.
– А он что говорил? – подал голос Элизбар.
Я передал им то, что услышал от графа Сегеди.
– Ну, и что тут такого? – воскликнул Арзнев Мускиа.– Прослышал, верно, про мой эларджи и пришел отведать... Ясно как день божий... Не думаю, чтоб твой люля-кебаб смог его завлечь!– Лаз повернулся к Элизбару Каричашвили.
– Да, это эларджи притянуло его, – согласился Гоги.
Мне стало грустно, потому что я понял: все, что нужно было сказать, они сказали без меня. И я закипел от негодования.
– Если того, что вы говорили, – воскликнул я, – вы не хотите повторить при мне, то поделитесь со мной хотя бы выводами, к которым вы пришли!
– Мы не пришли ни к каким выводам, – сказал Арзнев Мускиа.
– Но ведь Гоги ради чего-то спросил меня, есть ли в доме еще один выход?
– Ради человека, которому мы обязаны этим визитом,– ответил лаз.
– Ну! Что мы, заговорщики, что ли? – воскликнул я.– Ведь это каким надо быть преступником, чтобы сам шеф жандармов являлся за ним на дом!
Скажу откровенно, я очень волновался и пытался шуткой прикрыть свой испуг, уговорить себя и их, что нам нечего бояться.
Но они не приняли моей шутки, не тронулись мне навстречу. Арзнев Мускиа по-прежнему стоял над котлом, Гоги смотрел в пол, а Элизбар насаживал на вертел мясо, но руки его, я заметил, дрожали. Может быть, они и хотели мне что-то сказать, но никто не решался начать, каждый уступал место другому. Молчание тянулось не так уж долго, но мне на душу оно легло бесконечной изматывающей тяжестью и пробудило малодушие, испуг, предчувствие неминуемой катастрофы. Сейчас я могу назвать все своими именами – и знаю, что то была мгновенная вспышка панического страха, страха за свое благополучие. Будто кто-то швырнул сейчас об пол мою безоблачную жизнь и она вот-вот разлетится на мелкие куски. Не уверен, могла ли сила воли обуздать тот ядовитый клубок чувств...
Все кричало во мне... Да, да, вы вместе совершили что-то страшное, втянули меня в роковую бездну. Но я не хочу... Я не знаю... Я не с вами... Я не хочу страха и риска. Я не борюсь с царским строем, я вижу в нем не одно зло, вижу и добро! Я не хочу... Уходите сами и уведите эту отвратительную змею, которая из-за вас вползла в мой дом, в мою жизнь, в мою душу, в мое будущее... Кто этот человек?
– Наверно, я тот человек, Ираклий! – раздался в этот момент голос лаза.
– Ты? Какой человек? – спросил я, но мне показалось, что это сказал не я, а кто-то другой.
– Тот человек, из-за которого пришел граф Сегеди.
Знаете, меня не смутили его слова, как будто я заранее знал все, что он может сказать, будто держал их в памяти после первой встречи, семь дней тому назад. И эти несколько мгновений принесли мне опыт долгих лет жизни. В эту секунду я понял, что человек, стоящий передо мной, – прекрасен, что он не может совершить преступления против людей и мира, и, значит, он ни в чем не виноват передо мной, и Нано, Гоги, Элизбар – тоже не виноваты, что справедливость – на его стороне, а мое место там, где справедливость. И я обрел спокойствие, чувства мои подчинились разуму, а разум требовал вмешательства, такого действия, которое при этом причудливом стечения обстоятельств было бы самым уместным.
– Арзнев, – сказал я, – ты должен поступить только так, как будет лучше для тебя. Не думай о нас, мы готовы на все.
Глаза Арзнева Мускиа блеснули благодарной теплотой, но он сказал с беспрекословной твердостью:
– Я должен поступить, брат Ираклий, так, как будет лучше для всех. Я здесь не один, и я никуда отсюда не уйду!.. Мы выйдем к графу вместе! – И, чувствуя мою неуверенность и колебания, добавил: – Да, так будет лучше! – Он подошел к умывальнику, вымыл руки и, поправив полы чохи, сказал:
– Веди нас, Ираклий! Ты – хозяин!
Мы молча двинулись в комнаты.
Когда мы вошли, Сегеди поднялся со своего места. Что было делать? Я представил ему каждого. Все, как заведено, – вежливые улыбки, легкие поклоны... Очень приятно... Очень приятно...
Я попросил всех присесть, пока не будет готов стол. Опускаясь в кресло, Сегеди не сводил глаз с Арзнева Мускиа, уставился так, будто встретил старого знакомца, с которым не виделся целую вечность.
Но лаз, словно не чувствуя этого взгляда, как ни в чем не бывало повернулся к Нано:
– Вы знаете, эларджи удалось на славу, очень вкусно, почти так, как я обещал вам.
А Сегеди, будто отвечая своим мыслям, сказал по-грузински:
– Такое сходство я встречал только у близнецов! – С этими словами он опустил голову, будто чрезвычайно заинтересовался замысловатыми узорами ковра, лежащего на полу.
