— тридцать или пятьдесят. Костлявые плечи, под глубокими глазами морщины, юбка подпоясана платком. Маленькая девочка и трое мальчиков примостились друг против друга за столом, перед каждым — деревянная ложка. Восемь глаз с любопытством уставились на незнакомого дядьку в военной шинели, но никто из них не сдвинулся с места, потому что взгляды ребятишек перебегали от гостей к матери — она уже тащила на рогаче из печи тяжелый чугунок.
— Ох, и кондер у нас сегодня смачный! — сказала Фрося, открывая чугунок на загнетке. — Ешьте, детки, да растите скорее.
Четыре руки по очереди опускали ложки в большую, парующую миску, вспотевшие личики сосредоточены, с уст ни у кого не слетело ни единого слова. За столом происходило таинство ужина. Гости тоже молча стояли у порога.
Фрося провела пучком соломы по скамейке:
— Садитесь, в ногах правды нет.
— Чем топить тебе, привезли? — спросил Цыганков. — Вот и хорошо. С воскресенья детсадик открываем, приводи своих орлов.
Хозяйка поклонилась низко-низко до самой земли.
Самохин выскочил из двери, глотнул вечернего воздуха.
— Видал, что в чугунке? Это варево похоже на семенное зерно? Я дал ей пуд отсевок, — глухо объяснил председатель. — И еще таким же бедолагам по полпудика. П‑пойдем дальше?
Самохин достал из кармана письмо с жалобой, с гневом разорвал его на мелкие кусочки.
— Сволочь... Кому-то все же не хватает политграмоты. Не гневайся. Слышишь, Иваныч?..
2
Столетия расступились. Тусклый ранний свет сквозь узкие, как бойницы, окна падал на шлемы и латы рыцарей. Развешенные на стенах алебарды и шпаги, мушкеты и пистоли безмолвно хранили давние тайны. В нишах ощеривали зубы чучела медведей, развесистые оленьи рога заменяли подсвечники. Бесшумно открывались тяжелые дубовые двери, за которыми сияла анфилада мраморных залов. Дух средневековья витал под сводами замка.
— Резиденция графа Лануа, вассала могучего герцога Бургундского, — сказал Крафт. — К сожалению, его отпрыск ныне находится в Лондоне и не может устроить прием.
— Сбежал?
— Он слишком важная особа, чтобы прятаться. А судьбу Леопольда разделить не захотел.
— И немцы не наложили лапу на его собственность? — удивился Щербак.
— Это уже наша забота, — ответил Крафт. — И потом, замок стоит вдали от стратегических дорог, а свалка средневековой рухляди может заинтересовать разве что неразборчивого коллекционера.
— Какое же наше задание? Охранять графские пожитки?
Крафт сделал вид, что не услышал его слов.
— А вот здесь ваши апартаменты, — весело продолжал он, показывая на боковые двери, за которыми оказался лабиринт служебных комнат. Одна из них напоминала казарму, так как была заставлена наспех сколоченными топчанами, укрытыми суконными одеялами армейского покроя; во всю стену — деревянная вешалка.
...Антон оглядел двери, решетчатые окна, затем назначил наряд дневальных.
Первым принял пост Довбыш.
— Латы, Егор, не про тебя кованы, — сострил Савдунин, нырнув под одеяло. — Хватай, если что, алебарду, может, кого огреешь при нападении на казарму.
Вскоре сон сморил партизан.
Только Щербаку не спалось, его одолевали сомнения. Не допустил ли Дюрер ошибки, послав их сюда? Ну, кто они здесь? Чего от них хотят? Крафт, конечно, наверняка знает, зачем их привезли в этот замок. Может, прижать его как следует и... Но поможет ли это выполнению их основного задания?
...Два дня они ели и спали, бродили по замку, восхищаясь его изысканной архитектурой, поднимались по винтовым лестницам в дозорные, обжитые голубями, башни, откуда открывался вид на гористую даль.
— Голубей гоняете! — недовольно ворчал Крафт. — А замок должен выглядеть заброшенным... Вы же военный человек, господин Щербак!
Довбыш предлагал отправить к Дюреру связного. Антон протестовал: отправить недолго, а с чем, с какими вестями?
Когда же пришел конец терпению и Щербака, приехал капитан Гро.
3
Наконец-то мы узнали, чего от нас хотят.
Оказывается, графский замок является базой, через которую Лондон доставляет «Арме Секрет» оружие. Именно здесь, над этим плато, винтовки и боезапас выбрасывают английские самолеты.
Задание нашей группы — подавать сигналы летчикам, разыскивать грузы, доставлять их на склад. Одновременно приказано подыскать и расчистить небольшую площадку, пригодную для посадки самолета.
Гро поинтересовался, нет ли среди нас человека, знакомого с аэродромной службой. Но авиаторов в отряде не оказалось.
— Жаль, — сказал капитан, — такой человек очень пригодился бы.
На этот раз он был в хорошем настроении, не хмурился. Я заметил, что субординация тешит его честолюбие, и решил играть на этой струне.
— Разрешите обратиться, мсье капитан!
Гро снисходительно кивнул.
— Мы просим вас поставить в известность советское посольство в Лондоне о том, что мы...
— Связь строго регламентирована, — перебил меня капитан. — Мы не имеем права в настоящее время засорять эфир разговорами о судьбах отдельных людей.
— Думаю, что наш отряд — это уже не отдельные люди, — едва сдержав себя, сказал я. — Вы солдат, мсье капитан, и вы должны понять нас. Нам хочется, чтобы в Москве знали: мы живы и продолжаем борьбу с врагом, как солдаты. Вот наши фамилии.
Гро пробежал глазами список.
— Кардашов? Но, мне кажется, среди вас такого нет?
— У вас отличная память, мсье капитан.
— Не жалуюсь, — сухо ответил он.
— Николай Кардашов не смог пойти с нами. Он болен.
— Ну что ж, возможно, мне удастся выполнить вашу просьбу. Чуть позднее. — Капитан повертел в руках мой лист бумаги, хотел положить его в карман, но передумал и возвратил. — Я слышал про молодого солдата, которого вы похоронили в Комбле-о-Поне. Говорят, это был отважный парень. Занесите его в список, лейтенант. Пусть список пока будет у вас. Я напомню, когда понадобится.
Несколько дней прошло уже после этого разговора, а он все не выходит у меня из головы. Как я мог забыть про Василька? Гро не знает, как больно ударил он меня, не догадывается и о том, что я благодарен ему за участие. Кто он такой, этот Гро, — ретивый служака или убежденный патриот? Что руководило им — продуманный расчет или порыв души?
