вдоль шеренги партизан, круто повернулся и рубанул рукою воздух.
— Но у нас мало оружия! Поэтому Центр в Льеже разрешил рискованную операцию. Вы должны присоединиться к отряду из «Арме Секрет».
Кардашов из-за спины командира сделал предостерегающий жест, призывая к порядку.
— Повторяю: вы пойдете и скажете, что решили служить в их войсках! — тоном приказа продолжал Дюрер. — Тем более что они сами нам предлагают это. Фернан! Ты слышишь меня?
Маленький остроносый бельгиец неуверенно шагнул вперед. Он бойко заговорил о том, что недавно его навестил Рене Крафт, с которым они до войны работали на заводе в Шарлеруа. Крафт намекнул, что имеет отношение к «Арме Секрет» и что там охотно приняли бы к себе партизан за исключением «чересчур красного Дюрера».
— И что ты ему ответил?
— Сказал, что понятия не имею о партизанах. Он похлопал меня по плечу и рассмеялся в лицо. «Не прикидывайся дурачком, о тебе-то, Фернан, нам все давно известно».
— Этот Крафт не хвастался, — подал голос Кардашов. — Разведка у них действительно на высоте.
Дюрер остановил Николая жестом руки.
— Ваша задача — войти к ним в доверие и выяснить, где и когда Лондон сбрасывает оружие. Через две, самое большое, через три недели возвращаетесь сюда, на базу. Но чтобы без драки там — ясно? Помните: это — приказ.
— А что, если Фернан — провокатор? — спросил тихо Довбыш. — Ты меня слышишь, Антон?
— Слышу...
— Комиссар с вами не пойдет, — заключил Дюрер. — Они слишком хорошо знают его по Льежу. Командантом группы назначаю лейтенанта Щербака. О связях договоримся отдельно...
3
Крафт, доброжелательный, белокурый увалень, с которым связался Фернан, привел нас к одинокой ферме на отрогах плоскогорья, а сам куда-то исчез.
Ферма не выглядела заброшенной, хотя Крафт и сказал, что владелец ее живет теперь в столице и за последние два года сюда не заглядывал. В доме фермера все — от картин в прихожей до посуды в кухонном буфете — осталось нетронутым, будто еще вчера пользовались этим добром.
— У этого господинчика, видать, не пусто в кармане, — проговорил Довбыш. — Не последнее же оставил!
— Его зовут Ван-Бовен, — сказал Фернан. — У него таких ферм... Крупный землевладелец.
— Откуда знаешь? — удивленно спросил Егор. — Ты ему кум или сват?
— Когда в тридцать восьмом, после забастовки, меня выгнали с завода, я батрачил у Ван-Бовена. Хитрый как лиса! Вокруг пальца обведет — и не заметишь, — хмуро разъяснил Фернан и вдруг вскипел: — Слушай, Георг, какого дьявола тебе от меня надо?
— Прекратите, — сказал я. — Что вы не поделили между собой?
— Да землю же Ван-Бовена! — засмеялся Савдунин. — Как ты думаешь, Егор, хороший из тебя получился бы фермер?
Довбыш процедил сквозь зубы в ответ что-то неразборчивое и хлопнул дверью.
— А я бы, к слову сказать, не отказался, — Фернан положил на стол узловатые, в синих жилах руки, грустно оглядел их, хрустнул пальцами. — Ради себя и своей семьи эти руки еще поработали бы.
Я вышел во двор. Солнце плавилось в стеклах рубленого флигеля. Над потемневшим от дождей штакетником нависали налитые весенним соком ветви яблонь. В небе кружил сокол. Егор сидел на горбыле у крыльца и листал какую-то книжку.
— Может, это западня, Антон?
— Не думаю... А Фернана ты оставь, по-моему, он свой парень, хотя в какой-то мере и ограниченный мечтами о собственном домишке в горах. Дюрер за него поручился. Что это у тебя за книжка?
— Не знаю. Взял в шкафу, там их до черта. Языком вот научился ворочать, а грамоты ихней до сих пор ни в зуб... — пожаловался Егор. — Рисунки красивые, приятно полистать.
В рисунках было что-то знакомое, хотя где я их мог видеть? И все-таки... Бородатое лицо, лукавые глаза, на плече — сова...
— Постой... Да это же легендарный Тиль Уленшпигель! Знаменитый гез!
— Ты мне лучше скажи, — усмехнулся Егор, — он за Гитлера или против?
— Против, мсье Довбыш, еще и как против!
Мне вдруг вспомнилось, как Дезаре сказал в Серене: «Пепел Клааса стучится в мое сердце...» Тогда я не обратил внимания на его слова, моя память просто не соединила эти два понятия...
Учился я, кажется, уже в пятом, когда роман де Костера попался на глаза. Я попросил эту книгу в библиотеке, но Ядвига Зигмундовна сказала: «Рано тебе еще, не осилишь». Такие слова только разожгли мой интерес к загадочному Тилю, и я в надежде, что подслеповатая библиотекарша не заметит моей хитрости, сунул тайком книжку в портфель.
Ядвига Зигмундовна была, пожалуй, права. Я восхищался смелостью Тиля, потешался над его остроумными выходками, а все остальное казалось мне слишком мудреным, и я пропускал целыми страницами. Через несколько лет еще раз прочел эту книгу и очень удивился. Давние события в незнакомой Фландрии я увидел теперь уже в новом свете, и пепел Клааса постучал в мое сердце. Я пришел к Ядвиге Зигмундовне, во всем ей признался: как украл тогда «Легенду» и лишь сейчас понял, что была она права. Она засмеялась, на сухоньком ее носу вместе с морщинками запрыгали и очки.
— Я все видела, Антось...
Никто никогда не называл меня так смешно и так ласково. Я покраснел, хотя был уже почти взрослым.
— Видели и не остановили меня?.. Простите!
Она покачала маленькой седой головой, и в голосе ее почему-то послышались нотки грусти.
— Вот ты и вырос...
Вокруг меня теперь лежало покрытое ранними травами скалистое плато. Вдали, на склоне горы, синели сосны, слева, за террасой, угадывалась долина, над которой зависла дымка тумана. Бельгия... Земля отважных гезов, по ней когда-то крепкие молодые ноги носили Тиля — совесть и мудрость многострадального народа...
Крафт вернулся вечером. Он приехал на немецком «цундапе», и не один: из коляски проворно выскочил длинноногий мужчина в берете и в кожаных крагах. Полосочка холеных усиков, холодный взгляд, армейская выправка. Небрежно бросил пальцы к берету.
— Капитан Гро!.. Почему не выставлены посты?
Руки не подал. Мы с
