– Ты в порядке вообще? – спросила Маша.
– Нет. – Елисей сделал большой глоток.
– Я вижу.
И он продолжал читать.
ДКВ. Это ты с Нарой на фотке? Ты красивая. Почему ты UGLY?
Ugly. Меня мама так зовет. Это уменьшительно-ласкательное от имени.
ДКВ. Молодец мама. Что же это за имя?
Ugly. Аглая.
ДКВ. Молодец мама. Хорошо хоть не назвала Эворой, чтобы звать уменьшительно-ласкательным WHORE[7].
Ugly. Хех!
ДКВ. Прости, я не хотела смеяться.
Ugly. Норм, я не обижаюсь. Я вообще-то все детство хотела, чтобы меня назвали Никой.
Елисей читал это, и каждая реплика Девочки, Которая Выжила казалась ему умело расставленным силком. Высмеять имя. Похвалить внешность. Подчеркнуть отсутствие контакта с матерью. Извиниться в смысле «я извиняюсь, значит, я друг». Аглая заявила ему, что никакого нейролингвистического программирования не существует. «Пап, не бойся, я норм». Но он боялся. Даже виски ничего не мог сделать с его страхом. И Елисей продолжал читать, сидя в баре, который был уже пуст, если не считать целующуюся пару на диванчике.
– Последний заказ, – сказала барменша Маша. – Поздно.
Елисей протянул стакан за добавкой «Обана». А мужчина с диванчика встал и попросил еще пару «Б-52». И Елисей продолжал читать.
Ugly. Так как там на том свете?
ДКВ. Я не была на том свете. Я была где-то между.
Ugly. Что прям похоже на белый коридор?
ДКВ. Белый, но не коридор, а скорее вокзал. Много места. И много людей, кроме меня.
Ugly. С ними можно поговорить?
ДКВ. Да, со всеми можно поговорить, но все спешат.
Ugly. Они как духи? Бесплотные?
ДКВ. Нет, их можно потрогать. Но люди какие-то другие на ощупь. Как слайм.
Ugly. А как ты вернулась?
ДКВ. Подошел поезд и я уехала.
Ugly. Поезд?
ДКВ. Стеклянный поезд без машиниста. Ты была в цюрихском аэропорту?
Ugly. Да.
ДКВ. Вот такой поезд. Я села в него одна и уехала. А все остальные люди спешили мимо.
Ugly. И куда тебя привез поезд?
ДКВ. Не знаю. Я села в поезд и уснула. А проснулась уже в больничной палате. В реанимации. С трубкой, торчащей из горла. Брррр!
Ugly. Как ты выжила?
ДКВ. Я забыла снять куртку. Куртка немножко работает как парашют. Из-за куртки меня снесло в сторону на деревья и кусты. И было много снега. Короче, надо обязательно снимать куртку.
Елисей читал это, а пара за его спиной встала с диванчика и направилась к выходу. Девушка, вставая, покачнулась на высоких каблуках. Она была пьяна.
– Ой! – Мужчина подавал ей пуховик, и она чуть не упала. – Держи меня!
Мужчина сказал ей:
– Застегни куртку.
– Мне жарко, – она распахнула полы пуховика и стала похожа на белку-летягу.
Мужчина сказал ей:
– Застегни куртку, там снег. Простудишься, умрешь – придется завести роман с твоей сестрой.
Они направились к выходу. Им навстречу с улицы влетело несколько снежинок. За ними, звякнув, закрылась дверь. А Елисей продолжал читать.
Ugly. Кто тебя снимал, когда ты прыгала?
ДКВ. Мой друг. Когда человек выпиливается, надо, чтобы его провожал друг. Так легче остаться в вечности. Нару ведь никто не провожал, верно?
Ugly. Не знаю, я не провожала. Она ничего не сказала мне. Я бы, наверное, попыталась ее остановить. А как провожают?
ДКВ. Она не доверяла тебе?
Ugly. Не знаю. Я думала, что доверяла. Но это она мне не доверила.
ДКВ. Ты думаешь, у нее не было достаточных причин, чтобы покинуть этот мир?
Ugly. Может быть, и были. Но я очень любила ее.
ДКВ. Ты точно знаешь, что любила именно ЕЕ, а не проводить время с ней, то есть себя?
Ugly. Не поняла.
ДКВ. Тебе было хорошо с ней, а ей было плохо. Не именно с тобой плохо, а вообще со всеми. Ты удерживала ее и этим продлевала ее страдания. Ты готова была удерживать, то есть мучить ее и дальше. Поэтому она ничего не сказала тебе. Ушла одна. Никто ее не проводил и ей теперь трудно остаться в вечности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ugly. А как провожают?
Барменша Маша выключила свет. Помещение освещалось только двумя айфонами, Машиным и Елисеевым. Еще немного попадал свет с улицы. От фонаря. Этот свет был рябой, потому что сквозь него валил снег.
– Пойдем, закрылась лавочка, – Маша тронула Елисея за плечо.
– Да-да, – Елисей обернулся и встал, его качнуло.
Они вышли на улицу. Маша присела на корточки, чтобы запереть дверь. Дверь была стеклянная, замок был внизу у самого пола. Пока Маша запирала, Елисей смотрел на ее коленки. Она была в короткой юбке, хоть и снег. И Елисей смотрел на ее коленки. Он был пьян. Коленок было три.
– Дойдешь или проводить? – спросила Маша.
– Это я тебя должен провожать. Красивая женщина одна в ночи.
– Мне в соседний подъезд.
– А мне в соседний дом.
– Ну, тогда, как говорит моя дочь, ня, пока.
Она махнула рукой и пошла. Елисей хотел посмотреть, как она войдет в дом, но снег порошил ему глаза, и он отвернулся. Идти домой было трудно. Ух и набрался же он. Пока прямо, еще ничего. Но когда потребовалось повернуть за угол, Елисея мотнуло, и он бы упал, если бы не схватился за поручень автобусной остановки. Там была автобусная остановка. Он постоял, отдышался и пошел снова. Мотало, конечно. Но в целом курс удавалось выдерживать. Вскоре Елисей пришел домой. Разделся, закурил, налил себе еще виски и стал читать дальше.
ДКВ. Ты взрослая, я не буду нести тебе эту мистическую чушь, которую рассказывают тут тинейджерам. На самом деле все материально. Провожающий берет телефон уходящего, фотографирует его и снимает видео. Потом отдает админу.
Ugly. Видео?
ДКВ. Весь телефон. Все видео, фото, соцсети, переписка. Админ кладет все это на сервер и Машина генерит из этого материала человеку вечную жизнь. Новые записи, фото, ты можешь с человеком поговорить, человек всегда онлайн и никогда не стареет. Это и есть бессмертие души. Нару никто не проводил и материала для ее настоящего бессмертия недостаточно.
Ugly. У меня есть много материалов с ней. Переписка, фотки, видео.
ДКВ. Нужно еще видео с места ухода. Оно открывает профиль.
Ugly. Возможно, там записали что-то камеры. Я попробую достать.
ДКВ. Не обязательно сам уход. Просто видео с места. Можешь хоть себя снять на этом месте.
Ugly. Ок.
ДКВ. И лучше снять видео в 4:20.
Ugly.???
ДКВ. Просто фишка такая. Видео, снятые в 4:20, получают приоритет. Человек, который ушел в 4:20, живет более насыщенной жизнью.
Ugly. Нара ушла в шесть вечера.
ДКВ. Это неважно. Важно, когда записано видео с места ухода.
Ugly. А как это все передать?
ДКВ. Через облако.
Ugly. Я не очень умею с облаками.
ДКВ. Можем встретиться. Прямо на месте.
Елисея бросило в пот. Нара встречалась с Девочкой, Которая Выжила и в тот же день погибла. Его девочка собиралась встречаться с Девочкой, Которая Выжила… Брешко-Брешковский говорил, что Девочка, Которая Выжила – это и есть дьявольская машина… Он открыл холодильник, достал бутылку боржоми и сделал несколько больших, обжигающих холодом глотков. Сунул руку в карман, хотел снова достать телефон, но телефона в кармане не было.
Огляделся, принялся метаться по пятидесятиметровой кухне-гостиной. Где же телефон-то? Где же? Пьяный был, соображал и двигался плохо. Зацепил бедром стол, рассыпались бумаги, в том числе стопка ксерокопий Нариного блокнота. Рисунки лежали в обратном порядке. Елисей нагнулся поднять. Изображение расплывалось перед глазами. И тут Елисей увидел. Никогда не мог достаточно расфокусировать взгляд. Ничего не мог разглядеть в Нарином нагромождении линий, кроме имени Fedor von Yesly в день операции на глазу. А тут увидел – на верхнем, то есть на последнем рисунке Нары, сделанном в день встречи с Девочкой, Которая Выжила, был изображен человек – Матвей Брешко-Брешковский.
