– Нужна работа?
– Да… Нет. Я позвонила просто потому, что мне нравится «Жизнь женщины». Возвращаться в рекламное агентство не хочется, а все журналы, как ты сам сказал, дышат на ладан. Я подумала, что, если позвоню тебе, хуже не будет.
– А как дела в «Декоре»? Ты говорила с Энгусом Олдриджем?
– Да. Ничего не вышло, – призналась я, и Джон кивнул в ответ. Похоже, они всегда оставались соперниками, но пользоваться этим в своих целях мне и в голову не приходило. Нет, все-таки честность – лучшая политика…
– Джулия Вейнтрауб…
Какая еще Джулия Вейнтрауб? О чем это он, черт побери?
– Вейнтрауб? – переспросила я, надеясь, что Джон повторит слова, которые я пропустила мимо ушей.
– Ты должна ее помнить. Вы вместе делали пару номеров. Рождественский и…
Конечно, я помнила Джулию, но не могла понять, какое она имеет отношение к нашему разговору.
– Я сказал, что на прошлой неделе она сломана таз и пролежит пластом месяца два, если не все три. Джин Эдварде и еще две девушки делают все, что могут, но не справляются. Я уже подумывал над тем, чтобы взять кого-нибудь им в помощь – дня на три-четыре в неделю. Надеюсь, ты сумеешь подбросить им пару идей? Может, это и не совсем то, что тебе надо, но мне бы не хотелось, чтобы ты трудилась с утра до ночи. Рабочая неделя неполная, и у тебя останется время, чтобы побыть с дочкой. Что ты об этом думаешь?
Что я думаю? Что думаю? Вот что: видно, кто-то где-то молится за меня. Аллилуйя! Ах, Крис!
– Джиллиан, прекрати улыбаться и скажи что-нибудь! – Джон не выдержал и рассмеялся. Ответ был написан у меня на лице.
– Дорогой мистер Темплтон, на меня таки свалилось яблоко! Я принимаю предложение, и с превеликим удовольствием. Хочу сказать… Нет, это потрясающе! Как во сне!
– Сможешь выйти в понедельник? – Язык у меня отнялся, и я лишь кивнула в ответ. – Отлично. Значит, по крайней мере на два месяца ты работой обеспечена. Но тебе надо будет потолковать с Джулией и выяснить ее замысел. Мы сейчас работаем над мартовским номером. Вот пока и все, что тебе нужно знать. Об остальном, в том числе и о деньгах, поговорим в понедельник.
Я продолжала улыбаться, благословляя таз Джулии Вейнтрауб.
– Отлично, Джон. Просто отлично! – Казалось, улыбка навсегда приклеилась к моему лицу.
Джон встал, мы пожали друг другу руки, я подхватила пальто и вылетела из кабинета как на крыльях. Секретарша в бежевой прихожей больше не имела предо мной никаких преимуществ, лифты пели победную песню, а бронзовые цифры 353 делали это неприветливое здание похожим на дом родной. Итак, со следующего понедельника я выхожу на работу.
Вернувшись в отель, я подумала, стоит ли звонить Крису. Вдруг он не поймет, вдруг остудит мой энтузиазм, останется равнодушным и безразличным? А мне хотелось сочувствия. Половину удовольствия от нового платья может испортить то, что скажет о нем твой принц. Ты с трудом дожидаешься его прихода и с придыханием говоришь, что никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. А он отвечает, что платье замечательное, но, чтобы его надеть, тебе придется похудеть фунтов на десять, или что оно бы великолепно смотрелось на девушке с более пышным бюстом, или что у тебя для этого фасона слишком короткие ноги… Ты мигом спускаешься с небес на землю и чувствуешь себя мокрой курицей. Так же и с работой… Я не желала, чтобы мне вылили на голову ушат холодной воды, но поговорить с Крисом хотелось отчаянно. Колебания кончились тем, что в четыре часа я не выдержала и набрала номер. Послышались длинные гудки. Я затаила дыхание и ждала целую минуту, ощущая растущее разочарование.
– Да? – Фу, это он… Я переживала, как четырнадцатилетняя дуреха, звонящая своему кумиру.
– Крис? Это я. Я нашла работу. Стилистом в «Жизни женщины». Выхожу в понедельник. Месяца на два – два с половиной. Заменяю редактора, который попал в больницу. Разве это не здорово?
Я выпалила все новости одним духом. Почему нельзя было произнести то же самое взрослым, рассудительным и спокойным тоном? От возбуждения и смущения я говорила с Крисом словно глупая девчонка. А почему «словно»? Может, я и на самом деле была такой?
– Очень хорошо, Джилл. Какое-то время ты будешь занята. А почему бы тебе не поискать что-нибудь более постоянное? Ведь через два месяца все придется начинать снова.
Вот так. Не с твоими ногами носить мини. Что ж, прекрасно…
– Слушай, Джилл… Я думаю, тебе больше не следует сюда звонить. Не волнуйся, ничего особенного не случилось. Это только на время. У меня появилась квартирантка. Она будет платить свою долю за жилье, а это совсем не лишнее.
– Квартирантка? Что? Давно? И с какой это стати она будет запрещать мне звонить? Ты что, сдурел? – О господи, зачем я это говорю, какое мне дело? Почему меня всю трясет, а в глазах становится темно? Третья сигарета… Кого интересует мое возвращение в журнал, когда у нас с Крисом все кончено? Королева умерла, да здравствует королева…
Слушай, Джилл, какая разница? Ты ее все равно не знаешь. Да это и ненадолго. – Подлый ублюдок… Сукин сын…
– Похоже, я ее знаю. По твоему голосу слышу. Кто это? Ты сам сказал, что ничего особенного не случилось, так назови ее. Просто ради любопытства. Кто она? – Я была близка к истерике.
– Мэрлин Ли. – Проклятие! Именно о ней он говорил на пляже. Та самая единственная, которая для него что-то значила. Но он же сказал, что с ней покончено. А оказывается, ничего подобного. Она вернулась.
– Эй, Джилл, остынь, успокойся. Я же говорю, это ненадолго. Она позвонила вчера и сказала, что поживет здесь пару недель. Может быть, месяц, но не больше. Так что все пустяки.
– Будь добр, перестань долдонить: «Пустяки, пустяки!» – В моем голосе снова зазвучала истерическая нотка. – Если это пустяки, то почему мне нельзя звонить? Боишься разозлить ее, Крис? Думаешь, она будет волноваться из-за моих звонков? Она что, ревнивая? С чего бы это? Она ведь знает тебя несколько лет, так что должна была успеть привыкнуть.
– Я прошу тебя, успокойся. Если будешь волноваться, это повредит ребенку. – Ребенку? Ах, ребенку… С каких это пор он стал таким заботливым?
Ладно, Крис, забудем обо всем. Живи как знаешь. Я только хотела сказать, что нашла работу. Сейчас я повешу трубку. Не переживай. Крис… Я больше не буду звонить. Желаю счастья. – Дура, идиотка, разговариваешь как второкурсница… Ну почему ты не можешь говорить спокойно и разумно, как взрослая женщина? Он ведь слышит твой плач, старая задница!
– Джиллиан… Малышка, я люблю тебя, ты ведь знаешь…
– Скажи это своей Мэрлин. Крис… – И тут я разрыдалась от унижения. Зачем выпрашивать любовь?
Почему я такая? Почему? Я ненавидела себя, но не могла остановиться.
