Воронины слова меня глубоко огорчили. Мало того что я – не интеллигент. Теперь выясняется, и стиль мой уже известен каждой второй шпане. Скоро просто на улицу не выйдешь без того, чтобы кто-нибудь из прохожих тут же не начал объяснять всем остальным: это вон Яков Семенович, шлангом прикинутый. Должно быть, идет на задание… – Рр! Уж кому-кому, а частному детективу слава без надобности. Ну, разве что посмертная, для потомства.
– И какой же у меня фирменный стиль? мрачно спросил я у Вороны.
– Вы как человек-невидимка, – отпустил мне Ворона завистливый комплимент. – Сроду не догадаешься, в каком виде вы появитесь и откуда вас можно ждать…
Комплимент мне понравился. И нравился до тех самых пор, пока я не припомнил кое-какие подробности из книжки про человека-невидимку. Там в конце описывался способ, как сделать этого друга видимым. Очень простой способ: садануть железным прутом по макушке.
– А скажите мне, господин Ворона, – сахарным голосом полюбопытствовал я, – вчера в машине «Скорой помощи» сидели тоже ваши пацаны? Которые, конечно, все делают сами, без вашей команды и вообще мерзавцы… Ну, ваши?!
В ту секунду, когда я без паузы перешел с сахарного тона на металлический, Ворона аж подпрыгнул на сиденье.
– Какая «Скорая помощь»? – изумленно прогундосил он. Мне почудилось, будто на его гнусавый нос нацепили еще и большую прищепку. – Я не понима-а-а…
– Обыкновенная «Скорая помощь», – объясни я этому недоумку. – Неужели никогда не видели Такая белая, с красной полосой и красным крестом на боку. Вздумала со мной поиграть в кошки мышки.
– Нет-нет, Яков Семенович, это не мои! – Ворона отчаянно всплеснул руками и чуть не заехал мне по носу. – Мы тут ни при чем, ей-богу, бля буду, ни при чем…
Как ни странно, но последнему Воронину утверждению я вдруг поверил. Надо было быть Смоктуновским, чтобы так мастерски сыграть изумление. Ворона же весь был как на ладошке, аж противно.
И сейчас он не соврал. Скорее всего тут действительно кто-то другой. Или что-то другое. И по-прежнему непонятна причина. То есть их наверняка не меньше сотни, и самых разных. Но мне бы хотелось знать всего одну – и настоящую. Чтобы больше не прыгать, как зайчик.
– Верю, – устало оборвал я его признания в совершеннейшей невиновности. – Этому – верю, но только этому.
Ворона просиял, словно я произвел его в генеральский чин. Он попытался еще что-то сказать, но я неделикатно отмахнулся.
– До города еще неблизко, господин Ворона, – зевнув, сообщил я. – Подремлю-ка я пока. Разбудите меня, когда доедем до Измайловского парка. А еще лучше – довезите меня сразу до Рижской. Вас не затруднит?
– Об чем базар! – обрадованно загнусавил Ворона. – Может, вас прямо до дома подкинуть?
– Я бы был вам крайне признателен, – медленно и отчетливо проговорил я, – если бы вы меня подкинули именно до Рижской.
– Понимаю-понимаю, – закивал Ворона. – Не беспокойтесь, Яков Семенович. – Он сделал суетливый жест рукой, как будто поправлял несуществующую подушку. Этот жест я еще увидел, но затем плотно прикрыл глаза, чтобы не видеть Воронину физиономию, на которой подобострастие едва заметно мешалось с почтительнейшей ненавистью. Спать я не собирался, просто хотел подумать в тишине, без гнусавых Ворониных жалоб на судьбу-индейку. Не собирался, однако заснул, и проснулся только от осторожного шепота в ухо: «Яков Семенович, приехали. Рижская».
Я взглянул на часы и мысленно за себя порадовался. Успеваю. Теперь мне только две остановки проехать на 18-м троллейбусе, и я у цели. Будем у генерал-полковника в назначенный срок. Даже с пятиминутным опережением, если троллейбус не подведет.
– Будьте здоровы, – попрощался я с Вороной, его шофером и телохранителем, вылезая из авто. – И мой совет: не делайте больше глупостей. Сегодня на арбитраже я промолчал, но завтра кто-то обязательно не промолчит.
Ворона с готовностью кивнул, но наверняка, пропустил мои слова мимо ушей. Он, похоже, из тех, кто живет только сегодняшним днем. Ну, как знает. Даже великодушие Якова Семеновича имеет свои границы. В следующий раз его «самодеятельные» пацаны могут упасть не в люк, а, допустим, с десятого этажа. Тогда и реанимация не понадобится…
Троллейбус не заставил себя ждать, а потому я подошел к дверям скромного особнячка на Сущевском валу ровно за десять минут до назначенного генерал-полковником срока. Я надеялся, что десяти-то минут мне хватит, чтобы добраться до знакомого кабинета без номера. В прошлый раз хватило ведь. Правда, в прошлый-то раз моим провожатым был бравый майор, а теперь мне пришлось в одиночестве преодолевать кордоны вооруженных леопардов с «кедрами» и «кипарисами». Причем каждый так и норовил профилактически съездить стволом по ребрам подозрительного носатого визитера. И, хотя пропуск мне был заготовлен, меня протащили сквозь сито обысков и проверок личности, после которых металлоискатель становился уже совершенно ненужной инстанцией. Я порадовался за наши спецслужбы. Раз уж так здорово охраняют тех, кто сам охраняет Президента, то, должно быть, безопасность Первого Лица у нас на высочайшем уровне. Что приятно. Ради этого можно и стерпеть невежливых леопардов.
В конечном итоге в кабину лифта я попал уже в те минуты, когда должен был бы входить в генерал-полковничью приемную. Соответственно и в приемную я угодил на десять минут позже срока, по пути еще поблуждав в коридорах второго этажа: оказалось, что доску одиноких объявлений – мой единственный ориентир – куда-то дели, и я дважды сворачивал не там, где надо. Лабиринт какой-то, а не коридоры Службы ПБ. Только Минотавра мне здесь не хватает для полноты ощущений.
За секретарским столом в приемной сидел все тот же вьюноша с техническими наклонностями. В прошлый раз он чинил телефонный аппарат, а сегодня пытался отремонтировать разбитый стул, у которого из четырех ножек осталось две. Видимо, здесь и впрямь похозяйничал Минотавр.
– Добрый день! – отрывисто сказал я, еще не отдышавшись. – Моя фамилия Штерн. Мне назначено.
Юный секретарь Иван мельком глянул на меня и попытался дотянуться до телефона, не выпуская из рук стула-инвалида. Стул немедленно вырвался и упал с грохотом на пол. Тут же без постороннего вмешательства ожил селектор.
– Что за шум? – спросил строгий генерал-полковничий голос.
– Пришел человек по фамилии Штерн, – пискнул в микрофон секретарь Ваня.
– Хулиганит? – с тревогой осведомился генерал-полковник.
– Это я стул уронил, – честно признался секретарь. – Случайно.
– Тогда Штерн пусть войдет, – распорядился голос Сухарева из селектора. – И так опоздал.
Я бодрой рысью проскользнул в кабинет. Кабинет и его хозяин господин Сухарев были, как прежде одинаково величественны. И, как и в прошлый раз генерал-полковник при первом моем приближении задвинул ящик своего номенклатурного стола. Я успел лишь заметить в ящике что-то белое и без фотографий. Значит, не порнуха. А может, я все навыдумывал, и Его Превосходительство просто-напросто прячет от меня секретные документы? Скажем, меню Президента.
– Хорош! – покровительственно сказал генерал-полковник, знаком указав мне на кресло.
Я сел и вопросительно поглядел на Сухарева. Если это было приветствие, то довольно странное.
– Костюм у тебя хорош! – уточнил генерал-полковник. – В прошлый раз ты в комбинезоне приходил. Я думал – выдрючивается парень. А теперь вижу, что вкус есть. Одобряю. На заказ шил?
Я уже собирался признаться, что костюм свой я купил в ГУМе на дешевой распродаже и ношу его уже третий год, но тут дверь кабинета растворилась. Без стука и без приветствия ворвался крайне озабоченный седовласый полковник с картонной папочкой и, подбежав к Сухареву, что-то встревоженно забубнил ему прямо в ухо. Мне сразу стало не по себе. Уж не случилось ли чего с Президентом, пока его начальник охраны ослабил бдительность? Я уже представил вой сирены, треск телефонов и беготню леопардов с автоматами, готовых стрелять во всех подозрительных личностей…
– Ничего не разберу у тебя! – раздраженно проговорил Сухарев. – Говори нормальным голосом.
Седовласый полковник тревожно зыркнул мою сторону, но приказ есть приказ, и неприятна новость была изложена нормальным тоном. Сам того не желая, я узнал о коварном демарше начальника Таманской дивизии генерала Дроздова. Оказывается, Дроздов только что дал интервью еженедельнику «Слово и дело» и на вопрос о любимом своем занятии дерзко ответил, что, мол обожает пить чай с сухарями. С сухарями! Явно камень в огород генерал-полковника.
Я полагал, что после этих слов генерал-полковник немедленно вытурит взашей седовласого балбеса, однако Сухарев принял новость близко сердцу.
– Сволочь! – выругался он сквозь зубы. – Чай он, значит, любит, фуфло афганское. Сухарями похрустеть ему охота…
