Джинсы! Чеченки в джинсах не ходят. Да и в брюках тоже. Никогда.
Значит, я живой и невредимый все-таки вырвался из войны. После стольких бед и приключений. Меня не убили и не ранили. А здесь уже не стреляют…
У меня ослабли ноги. Я присел на хлипкий грязный белый пластмассовый стул, который стоял рядом, но на который я не хотел садиться, чтобы размять тело, уставшее после сидения в кабине. Не чокаясь с дядей Сережей, я одним махом выпил свой стакан. Водитель неодобрительно посмотрел на меня.
– А мне девушка улыбнулась… – пробормотал я задумчиво, – впервые за три месяца, представляешь?
Дядя Сережа понимающе крякнул и налил мне еще.
* * *
Обратно я вернулся в срок, опоздав всего лишь на пару дней, и без приключений. Только уже на другой машине, которая была загружена дефицитными в то время стеклопакетами. В общежитии меня встретили довольно приветливо, чему я несколько удивился. Каждый считал своим долгом подойти ко мне, похлопать по плечу, пожать руку и радостно обматерить. Все отмечали мой посвежевший вид, наклонялись ко мне ближе и по-свойски интересовались, скольких девушек я успел за это время трахнуть. Мне пришлось отшучиваться и вертеться в кольце гогочущих и хлопающих меня по плечу мужиков. А когда я позвал помочь ребят выгрузить еще несколько ящиков водки и нарзана, то общая приветливость сразу же превратилась в бурю явного и неприкрытого восторга.
Один ящик я самолично занес в комнатку, где жил бригадир с мастерами. Заботливо убрав водку под кровать и заслонив ее от нескромных взглядов тумбочкой, усатый Гриценко (Пан атаман Таврический, как мы называли его) отвел меня в сторону, оглянулся, кашлянул, взял меня за верхнюю пуговицу на рубашке и принялся с задумчивым видом покручивать ее. Это означало, что он размышляет. Этот его жест обычно раздражал меня, но не всегда человек может вести себя с начальством так, как ему хочется.
– Я тут подумал… – гнусаво проговорил он и умолк.
Я, пользуясь тем, что он не смотрел мне в глаза, неприязненно рассматривал его переносицу и ждал продолжения речи. Что он там подумал, мне было все равно. Другие заботы и мысли одолевали меня в этот момент.
– Я закрыл тебе все дни, что ты был в отъезде. Половину мне отдашь, – проговорил он и вскинул на меня красноватые, с прожилками глаза, явно ожидая горячих слов благодарности.
– О чем речь, Петрович! – не обманул я его надежд. – Да ты просто выручил меня!
Бригадир оглянулся на свою кровать.
– Да это подарок, Петрович! – поспешил заверить я его. – От чистого сердца! Никаких денег не надо!
– От ты гарный хлопец, не обманули меня, когда про тебя говорили! – искренне обрадовался бригадир, потряс мне руку и, отходя, на прощание добавил: – Идрис заболел.
– Да ну, – непритворно удивился я. – И что с ним?
– Давление, что ли. Ты бы съездил, проведал его.
– Да можно, только я после работы не поеду, комендантский час, сами знаете.
– Я тебе машину утром дам. Для хорошего человека ничего не жалко! Да и заодно песка привезешь. Водитель знает, где… – снова улыбнулся Петрович и пошел к двери. – Хорошо выглядишь! – вдруг обернулся он. – Свеженький, как молодой порося… Сразу видно, что не лопатой работал… – Он хитро сморщился, оглянулся по сторонам, шагнул ко мне и спросил: – Ну что, а сколько деву… – тут он спохватился, крякнул и досадливо махнул рукой.
– Ты о чем, Петрович?
Бригадир еще раз махнул рукой, шумно вздохнул и сказал:
– Отдыхай пока, все равно я тебе норму закрыл на сегодня.
Проведывать больного мне надо было завтра, а сегодня можно было отдохнуть и поразмышлять. Я улегся на свою знакомую продавленную кровать, застеленную солдатским одеялом, закинул руки за голову, закурил и принялся думать и вспоминать события последних десяти дней.
Передача посылки прошла без осложнений. Я отдал ее молодому темноволосому угрюмому чеченцу, который открыл мне дверь по заранее выученному мною наизусть адресу. Мы едва обменялись с ним парой слов. Я спросил, дома ли Джульетта, а он ответил, что она пошла в больницу с ребенком. И когда я несколько растерянно замолчал, обдумывая ситуацию, чеченец спросил, не я ли буду Сергей, и после того, как я в знак согласия кивнул, сказал, что я могу оставить сумку, его уже предупредили о моем приходе.
Я скинул ему тяжелую сумку под ноги, он молча поднял ее и захлопнул дверь. С этой стороны было все в порядке.
Когда я вышел из подъезда и закурил, меня обогнал какой-то неприметный мужик в ношеной кепке, с авоськой в руках, заглянул мне в лицо, остановился, сунул руку в карман (я непроизвольно напрягся и слегка присел, расставив сжатые кулаки) и вытащил пачку дешевой «Примы».
Я ругнулся про себя, подумав, что все-таки нервишки придется подлечить.
– Прикурить дайте, молодой человек, – просипел мужик и наклонился к моей зажигалке. – Не дергайся, капитан, – произнес он внятно мне в лицо и втянул в себя дым, – завернешь за этот дом, там такси стоит, зеленая «девятка», сядешь… Да успокойся ты! Виктор Павлович переживает за тебя, чтобы ты свои ноженьки не утомлял. – Он усмехнулся и, не глядя по сторонам, пошел своей дорогой.
Таксист сразу молча тронулся с места, хотя адреса я ему не говорил.
Я жадно рассматривал свой город, свои улицы, своих земляков, вдыхал всей грудью свежий ветерок с Волги, пахнущий водой, но радости не чувствовал. Я приехал рано утром, нашел нужный адрес, отдал посылку, сел в это такси и понял, что моя работа только начинается.
– Пассажира возьмем, вы не против? – единственный раз слегка усмешливо поинтересовался водитель, когда мы проезжали по набережной. Я решил повредничать и тоже смолчал. Интересно, что он сказал, если бы я был против…
В машину сел плотный широкоплечий мужчина в сером чистом костюме без галстука.
«Майор, минимум…» – навскидку оценил я его возраст и предполагаемую ступеньку служебной лестницы.
– Ну, здравствуй, Сергей! – добродушно улыбнулся мне контрразведчик.
– Добрый день… – пробормотал я, невольно ловя себя на мысли, что улыбка у него была искренняя и радушная. Специально их там учат этому, что ли? «Им» бы только в Голливуде сниматься – улыбка на миллион. Почему-то я ощущал раздражение, хотя видимых причин для волнения не было.
– Зови меня просто Виталиком, вот и все. И запомнить легко, и забыть в случае чего. – «Пассажир» снова улыбнулся, но тут же перешел на серьезный тон: – Времени терять не следует. Я буду тебя «вести» здесь, подсказывать и помогать. Ты парень понятливый, сам оперативник, я думаю, что проблем с тобой не возникнет. Да и Виктор Павлович тебя хорошо охарактеризовал. Ты только глупости не делай. Домой к себе не показывайся, мы родителей твоих в санаторий отправили, на всякий случай, ты уж извини. В твоем паспорте прикрытия другой адрес, мы подобрали квартиру на противоположном конце города, чтобы свести к минимуму возможность встреч со знакомыми. Сейчас тебя туда отвезут… «Семерка» будет с тобой рядом постоянно, ты только головой не крути и не высматривай их, мы ребят толковых подобрали. Седьмой отдел осуществляет службу наружного наблюдения. Они же засекут проверку и слежку за тобой, если она последует. А «они» должны тебя проверить. Хоть там профессионалов нет, но на всякий случай… А случаи всякие бывают… Вообще никаких звонков и встреч со своими знакомыми… – Он помолчал, затем сунул мне визитку. – Это телефон. Если что-то срочное, я или мой напарник подъедем в течение получаса… Ну, вроде пока все. Отдыхай, развлекайся, но в центре не показывайся. Да и вообще просчитай все варианты на непредвиденные обстоятельства, не мне тебя учить. Я забегу к тебе потом, конечно, поговорим еще. Ну а пока рабочий Кохалев на отдыхе, вернулся с деньгами из командировки, вот и веди себя соответственно!
Я подавленно молчал, глядя на знакомые улицы. Люди, прохожие, да и весь город жил простой, как мне казалось, жизнью, совершенно не волнуясь о проблемах чеченской войны, взрывах, убийствах и ночных обстрелах.
А вот у меня было такое ощущение, что я еще не вернулся. Что я еще там… Я не чувствовал себя так, будто все осталось позади. Наоборот, у меня глубоко внутри сидело, крепло и росло внутреннее убеждение, что основные неприятности еще впереди. И инстинкт мне подсказывал, что особенно расслабляться не стоит. Хоть даже я и у себя дома, но для меня война еще не кончилась. Такого ощущения я совсем не ожидал, не был готов к этому и нервничал.
В моей душе вдруг темным, нехорошим чувством поднялась зависть. К кому? Да хотя бы вон к тем ребятам, которые удобно устроились вокруг стоячего пластмассового столика на открытой веранде летнего кафе. Даже из машины я видел, что они пьют пиво. Пьют не торопясь, спокойно покуривая, а прохладные бокалы стоят рядом в горке очищенной рыбьей чешуи. Они смеются, и сразу видно, что им абсолютно нет дела до Чеченской Республики с ее проблемами. Решать их они не станут. Пусть им завтра на тяжелую работу, но они будут отлично спать ночью, потому что их голова не забита тем, как жить в своем родном городе и при этом стараться не попасться никому из знакомых на глаза.
