Ничего удивительно нет и в происхождении ключа. Таганцев, проторчав в офисе «Обсидиана» и поняв, что дело чем далее, тем все сильнее пахнет керосином, спер не только робу в подсобке, но и ключ от какой-то двери, чтобы выйти наружу. Все в общем понятно, и все действительно логично. Вопрос только в том, а что с этого буду иметь я?
Ничего, ответил внутренний голос. Ровным счетом ничего. Нет ни малейшего смысла тащиться фактически с одной рукой в офис транснациональной фирмы, где (и то лишь теоретически) может быть спрятана Марина. «Возле рынка», – сказала Лена. Лена, которая мне с успехом вешала лапшу на уши… А если нет? На какой рынок тогда она могла намекать? Уж не на Черкизовский ли? А если даже и так? Что ждет постороннего в офисе серьезной компании, если он вдруг наберется глупости и сунется туда?
Фейс-контроль и дресс-код. Электронные замки. Телекамеры в каждом коридоре и над каждой дверью. Секьюрити. И, как результат обреченной с самого начала на провал авантюры – четвертый удар по башке, после которого мозги уже точно можно будет собирать где-нибудь в районе Кащенко.
… Эдик громко всхрапнул и принялся выдавать совершенно зверские рулады. Я загасил сигарету в пепельнице и осторожно заглянул к соседу в комнату. Вахрушев спал на диване, нерасставленном и незастеленном, как был, в майке и трениках. Его дорожная сумка стояла на полу недалеко от дивана, открытая барсетка – на столе посреди комнаты.
«Я узнала про твоего соседа массу интересного». Это опять Лена. Что же ты узнала такого про тихого холостого пьяницу, безденежного и безбашенного? Но при этом, как я полагал, человека вполне надежного для того, чтобы передать ему на хранение диск с весьма серьезной информацией.
В барсетке обнаружился паспорт. И не простой, а заграничный. С массой отметок о легальном пересечении польской границы. Вот и последняя виза – не далее как сегодня утром ее обладатель прилетел рейсом из варшавского аэропорта имени Шопена в Шереметьево-2. Это, значит, про Ярославль, Орел и Воронеж Эдик просто вешал мне лапшу на уши. Но зачем?? И что – выходит, намекая на эти его зарубежные поездки, Лена все-таки говорила правду? Голова стала пухнуть от различных, далеко не правдоподобных, предположений. Я вернулся в кухню, вытряхнул новую сигарету из пачки, выволок из-под стола порожнюю бутылку. Тщетно искал я на ней акцизные марки и надписи на русском языке, предупреждающие о вреде спиртного для беременных и водителей. Почти стопроцентно я был теперь уверен, что виски куплено в дьюти-фри аэропорта без оплаты пошлины. Ну хорошо, хорошо, – начал успокаивать я сам себя, поскольку почувствовал приближающийся приступ острой паранойи, – ну даже если Эдик и врет о местах и целях своих поездок, каким боком его польские дела могут быть связаны с Мариной, Игорем и деятельностью «Обсидиана»?
Скорее всего, никаким. И надо быть конченым психом, чтобы полагать, будто бы сосед, с которым делишь квартиру по причине совершенно случайного совпадения, имеет непосредственное отношение к проблемам Саши Жарикова.
Я решил пока (насколько это возможно) больше не думать про Эдика, а разобраться с Леной. Врет она или нет? И если да, то почему там она врет, а здесь нет? И как тогда быть с попыткой поджога в Старокаменном переулке? Конечно, можно заподозрить в каких-то кознях самого скульптора, и это опять будет из области паранойи: среди творческих людей, конечно, как исключение, попадаются и редкостные козлы, порой даже висельники, но с этим, похоже, все в порядке. Ну, катается на черном «Лексусе». Ну, похож на голубого слегка. Но на расчетливого интригана или, того хуже, члена бандитской шайки? Нет, тут мимо.
Поскольку один известный мне телефон Лены продолжал быть недоступным, я включил компьютер и принялся шарить по базам данных московских телефонов. Без особых проблем найдя Лену, я не удержался, глянул на год ее рождения (наверное, моя физиономия со стороны выглядела весьма удивленной), а потом попытался позвонить по «телекомовскому» номеру. Со своего мобильника, с номером, зарегистрированным, как водится, на какую-то «бабушку из Красногорска». Я не сомневался, что на той стороне при вызове сразу же включились скремблер, определитель и устройство записи. Как водится.
«Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста», – послышался знакомый голос женщины по имени Ира. Я помнил, что у меня с ней что-то было, но подобную связь даже профессиональный спортсмен, специализирующийся на борьбе под одеялом, вряд ли стал заносить бы в список своих постельных побед.
«Меня зовут Александр Жариков, – честно сказал я. – Это резиденция Елены Минкеевой?» – «Что вы хотели, господин Жариков?» – «Поговорить с Еленой Минкеевой». – «Кто вам дал этот номер телефона?» – «Сама Елена. Если вы не в курсе, я нанят для технического обслуживания внутренней информационной сети в резиденции». – «Мне об этом ничего не известно». – «В таком случае, спросите у госпожи Минкеевой». – «Я не могу этого сделать». – «Если вы этого не сделаете, я сообщу о вашем отказе госпоже Минкеевой». – «Вы не так поняли. Ее нет в резиденции, и мне, к сожалению, неизвестно, когда она появится. Я сообщу о вашем звонке позже». – «Мне известен ее сотовый номер, который заканчивается на «двадцать два – сорок четыре». Вы не знаете, почему он не доступен?» – «Нет». – «Вам известен еще какой-нибудь ее мобильный номер?» – «Нет, не известен». – «Вы не в курсе, где ее можно найти?» – «Я не могу ответить на этот вопрос». – «Вы можете сообщить мне, когда госпожа Минкеева вернется?» – «Нет». – «Ну, хотя бы примерно?» – «Нет». – «Она не говорила о том, что собирается в длительную поездку?» – «Не… Я не намерена обсуждать с вами дела госпожи Минкеевой.» – «В таком случае, вы можете передать мою просьбу госпоже Минкеевой, чтобы она позвонила мне, когда вернется?». – «Да».
Поскольку я замолчал, потому что больше не мог придумать ни одного вопроса для этого киборга в платье, Ира положила трубку. Разговор прекратился, обернувшись чередой двоичного кода и получив имя файла, доступного для возможного прослушивания в будущем. Как водится.
Итак, Лена не дома, а где-то бродит. Вернее, колесит по Москве на темно-синем «Мерседесе», который у нее является чем-то вроде мопеда. Поди-ка, отыщи такую тачку среди сотен подобных в столице, даже если серьезно озадачишься такой целью и будешь иметь в распоряжении информационную структуру УВД города. Ошизеешь!
Но если тупо сидеть дома, курить и слушать храп Эдика, то ошизеешь с неменьшей степенью вероятности. Я раздавил в пепельнице очередную сигарету и пошел одеваться – уже научился орудовать при этом одной левой. От правой все еще толку не было, она хоть и шевелилась мало-помалу, но от локтя и ниже не чувствовала ровным счетом ничего.
…За знакомым забором не было слышно ни зловещего рычания, ни грохота и лязга цепи, но это вовсе ничего не значило. Возможно, цербер, охраняющий восьмые врата ада, просто притомился, карауля грешные души. Я огляделся и тихонько постучал носком ботинка по доске ограждения рядом с дверью.
Тишина. Странно. Приличный цепной пес уже давно бы зашелся от хриплого лая, а тут… Тут что-то не так.
Улица просматривалась хорошо в обе стороны, немногочисленные человеческие фигуры были далеко, поэтому я без особой опаски и без особой, впрочем, надежды, толкнул дверь в заборе. И – что интересно – она открылась сразу. И опять никто не зарычал и не кинулся. Почему – стало ясно почти сразу же после того, как я рискнул просунуть голову в образовавшийся проем.
Зверь собачьей породы был дохл. Он лежал на боку, вытянув все четыре лапы в одну сторону, вывалив на тропинку напоминающий грязную тряпочку язык и выпучив тусклые глаза. Зрелище неприятное, но безопасное. Я прошел во двор и притворил дверь. Затем прошел рядом с мертвым животным. При жизни оно было не таким уж тощим – значит, не от голодухи околело. Да и не от жажды – заполненный водой на две трети старый тазик с потрескавшимся эмалевым покрытием, косо стоял возле будки. Я потыкал ботинком в поросший косматой шерстью бок – пес окоченел. Значит, издох не далее как вчера. Но и не час назад.
Перед дверью в дом я остановился и напряженно вслушался. Издалека доносился гул большого города, за забором кто-то засмеялся, проходя по улице. За грязными окнами не виднелось никого и ничего. Во дворе шум поднимать было некому. Я постучал в дверь, потом в окно. Позвал негромко «Амир!» Никто не откликнулся, и я крикнул почти в полный голос. Тишина. Ну и ладно.
Запах в сенях совсем не изменился с того дня, когда меня привезли в этот дом Олег с Лехой – воняло так же кисло и тухло. Браться голой рукой за дверные ручки мне не позволяло чувство естественной брезгливости, и я, не снимая перчаток, приоткрыл поочередно двери. Сначала в кухню, потом в комнату, где не так давно схватился с Лехой, и еще в одну, оказавшуюся большим чуланом, пол в котором был покрыт многолетними наслоениями несдаваемых бутылок из-под спиртного и пивных банок. Последняя дверь из холла (или как это называется в таких избах?) открылась с трудом, и я, войдя внутрь, сразу же отшатнулся обратно.
