В студию вошла Ирина.
– Елена Андреевна, – сказала она. – Этот номер был два года назад зарегистрирован на имя Ломакиной Агнии Константиновны, тридцать девятого года рождения, проживавшей в Гжели, по адресу Вторая Северная, дом двенадцать.
– А квартира?
– Вероятно, частный дом, – отозвалась Ирина, после чего неслышно испарилась.
– Вот тебе и бабушка из Красногорска, – мрачно произнесла Лена. – Как я и предполагала… Бабушку возьмешь на себя, – обратилась ко мне Тигрица. – Потом, как я уже говорила, Ладу, жену Игоря – тоже. Я попробую аккуратно вскрыть «Обсидиан», а заодно через прокуратуру узнаю, кто такие эти Леха и Олег в действительности. Пришли мне список адресов… И еще… И еще скажи точно, где и кем работает твой сосед по квартире. На него можно детектива натравить – это обойдется почти даром, а свое время лучше потратить на более интересные вещи.
С этим поспорить было невозможно. За исключением одного момента: я хорошо знал, что услуги частных сыщиков обходятся отнюдь не почти даром. Однако я счел за лучшее оставить свое мнение при себе.
* * *
От разговора с Минкеевой у меня осталось ощущение неловкости и легкого стыда. И дело, как легко можно понять, вовсе не в том, что я получил денежную подачку от женщины. И даже не в том, что я впервые в жизни вступил в интимную связь по настоятельной рекомендации со стороны. По «указке»… Возможно, мне стало не по себе от осознания того, что мне никогда не иметь и сотой части того материального, чем владеет Лена Минкеева, а может быть, просто от понимания всего абсурда ситуации: вот работяга из Подмосковья и вот «олигарша» с Рублевки, связанные одной целью. И цель эта – найти убийцу средней руки чиновника. Но мои условия в достижении цели оказываются несколько усложненными: во-первых, я ответствен за то, чтобы не навредить ни в чем не повинным людям. Во-вторых, мне нельзя терять время: я хорошо помнил, что сказал капитан Головчук про указания, поступившие от его руководителей: «пока есть мнение, что надо искать настоящих исполнителей», и ключевое слово в этой фразе «пока». Потому что ставки в этой игре на выжигание велики, настоящих исполнителей найти практически нереально, а из человека, подписавшего свое обещание не выезжать из Москвы, в любой момент можно сделать козла отпущения чужих грехов.
Немного радовало, что пистолет мне эти мерзавцы отдали. Немного обнадеживало, что у них, если они не врут, конечно, имеются какие-то рычаги для давления на полицию. Но легче почему-то от осознания этих вещей не становилось. Разве что я надеялся на то, что у Лены рычаги окажутся посерьезнее. Номер того пистолета, кстати, я ей продиктовал, чтобы Тигрица пробила оружие по своим каналам. Оставил ей и записную книжку Игоря, которую мне выдали при выписке – авось найдется что-нибудь интересное. При выписке мне еще выдали чудом уцелевшего котофея и неизвестно чей ключ, тоже, должно быть, выпавший при аварии из кармана Игоря. Эти вещи я Минкеевой отдавать не стал – а зачем?
…День продолжался делами нудными и бессмысленными. Я вывез изуродованную «Гранаду» на авторазбор; из двадцати обзвоненных только один разборщик согласился принять подобный раритет. Мне пришлось оплатить работу эвакуатора, а за труп «Форда» деньги я получил довольно смешные. Затем последовала беседа с биг-боссом «Норденшельда». Аркадий Ильич долго сипел, убеждаясь, что правой рукой я мало что могу делать (о том, чтобы, к примеру, поменять процессор, речь вообще даже не заходила), но будучи человеком порядочным, насколько это вообще возможно для бизнесмена такого пошиба, согласился дать мне две недели оплачиваемого отпуска. Учитывая, что «белый» оклад у меня такой, что житель столицы на него сможет прожить, только если не будет есть вообще, а пить только воду, да и то чужую, нетрудно понять, что намного мое состояние не увеличилось.
И все же, когда дома я сел за стол, и убедился, что ноутбук мой цел, интернет работает, а в холодильнике есть еще початая бутылка водки и пакет пельменей, настроение улучшилось. Я пересчитал наличность, полученную в инстанциях, включая деньги Минкеевой, и убедился, что отпуск вполне смогу провести очень даже весело, если не ходить в казино и не устраивать оргии… После третьей рюмки, выпитой соло (Эдик отъехал по делам, вроде бы служебным) правая рука обрела некоторую подвижность, и я решил даже попробовать прикурить от спички. Сигарету я поджег довольно ловко, но вот коробок после этого удержать не сумел, и спички с сухим шорохом рассыпались по столу. Вспомнив, как хорошо спички помогали думать Штирлицу (согласно фильму), я принялся выкладывать на столе плоские фигурки зверей, примерно как это делал наш разведчик. С той лишь разницей, что у меня, кого бы я ни пытался изобразить – кошку, лисицу или лося, всякий раз почему-то получалась свинья. А поэтому, наверное, и думалось плохо. И действительно, подумал я, опрокинув пятую. Вроде все уже проанализировано и решено. И если бы не Лена, сидел бы я, наверное, сейчас тихо, не сопротивлялся, и с безнадегой ждал, что либо приедут за мной опера, либо наступит двадцать первое ноября. И то и другое – крышка. Спасибо Лене, помогла мне увидеть, что есть и третий вариант. Сопротивляться.
* * *
Бабушка из Гжели оказалась примерно такого типа, как мы с Леной и представляли: плохо слышащая, и немногим лучше соображающая. Потеряв полдня на бестолковую поездку, я потерял еще примерно столько же, найдя Ладу и наткнувшись на весьма холодный прием. Информации я получил ноль.
Между тем двадцать пятое подходило к концу, а я ни на минуту не забывал, что сегодня, вернее, завтра в первые же ночные часы, должен загореться дом в Старокаменном переулке. Пока я размышлял, каким образом предотвратить проблемы хотя бы одного отдельно взятого хорошего человека, из раздумий на поверхность реальности меня извлек запах.
Вероятно, вам этот запах тоже хорошо знаком. Вы его часто можете ощущать на вокзалах или около них, чуть реже в транспорте. При виде источника этого запаха вы обычно отводите взгляд и пытаетесь увеличить расстояние между собой и генератором амбре. Впрочем, какое там амбре: от типа, одетого в вытертую кожаную куртку, черную лохматую кепку и обвисшие некогда бежевые брюки несло банальными человеческими испражнениями, хорошо выдержанными и крепко настоянными. Поскольку субъект ехал, как и я, в вагоне метро, не слабо заполненном народом, то оказавшимся поблизости от него было не так просто покинуть зараженную зону. Лица мужчин, оказавшихся в ней, словно окаменели, женщины же задавали немой вопрос: «Ну почему ЭТО у нас пускают в метро?»
Немытый субъект показался мне знакомым. Где-то я его видел, притом совсем недавно, и не в самой лучшей ситуации… Ну да, конечно же, на хате в Люберцах! В той самой берлоге, где мне чуть было не проломили голову. А этого пропойцу называли Амир… Странно, он совсем не похож на азиата, да среди них и пьяниц-то почти не бывает. Погоняло, наверное, просто такое.
На Арбате Амир вдруг засобирался на выход, народ постарался освободить ему дорогу, я же решил проследить за этим типом, поскольку пока ничего более умного в голову не приходило. Амир прошел вдоль перрона, поднялся по эскалатору в верхний вестибюль (полицейские сурово следили за ним взглядами, но приставать не решились), затем оказался на улице, освещаемую в этот час только электрическим светом. Шел этот нелепый человек ни от кого не скрываясь, но я его вряд ли потерял бы даже и в более плотной толпе – запах вел меня словно нить Ариадны. Вот только куда?
И ответ на этот вопрос я получил довольно скоро. Как и полагается, Тесей рано или поздно должен был повстречать Минотавра. Я же встретил сразу двух – то были знакомые львы у подъезда работы моего знакомого Зарецкого. Львы оскалились на Амира, который на секунду остановился возле подъезда и окинул дом взглядом. Затем побрел дальше, свернул в подворотню и, найдя в проходном дворе старую, облезлую скамейку, уселся на нее, нахохлился и прикурил сигаретку, натянув кепку поглубже.
Вот ведь дела! Случайно ли это ходячее чмо оказалось поблизости от дома, которому уготована участь Рейхстага? Что же Амир затевает?
Я рискнул позвонить Лене, но та была чем-то очень занята, и сказала лишь «я перезвоню». Мне только и осталось, что отправить СМС, в нескольких словах изложив ситуацию.
Время шло. Прохожих становилось все меньше, шум с близкого отсюда Арбата постепенно стихал. Около половины двенадцатого в проходной двор, со стороны, противоположной Старокаменному переулку, вполз свет фар, и возле скамейки, на которой дремал Амир, остановилась старенькая «копейка». Из нее вышел некто, открыл багажник и выгрузил рядом с вонючим типом две упаковки полуторалитровых бутылок по шесть штук в каждой. Амир даже не шевелился. Некто захлопнул багажник, сел обратно в машину, и «жигуль», стеная изношенным мотором, покинул двор.
