выстояли, сдюжили!
Разве не о таких битвах слагают былины?!
Вскоре, впрочем, опустошающая усталость вытеснила восторг — не пуская, правда, в душу воеводы и острую боль о потере соратников… А в эти же мгновения Кадан, гневно разоряясь на трусов, промедливших в нерешительности и не вступивших вовремя в бой, вел две тысячи кипчаков к внешнему рву Пронска, отрезая дружине орусутов путь к отступлению.
Посланные на помощь сторожам выпасов кипчаки лишь разобрали лошадей, оседлали их да изготовились к схватке — но на помощь сражающимся у шатра темника тургаудам не пришли! Впрочем, рывок орусутов к сердцу лагеря был действительно стремителен, а время, чтобы изготовить к сече конные сотни половцев джагунам и кюганам потребовалось немало — да и ведь у них самих был приказ чингизида, переданный туаджи! Приказ, за ослушание которого можно было лишиться головы!
Однако же ныне в ярости скрипящий зубами темник был уверен: всех орусутов, посмевших в великой дерзости своей напасть на его лагерь, ждет смерть! А после верные нукеры без труда ворвутся уже в беззащитный град, и возьмут свою добычу по праву, взяв кровью за кровь! И тогда живые позавидуют мертвым…
Правда, у Кадана осталось едва ли полтумены… Но три тысячи хорезмийцев и тюрков уже связали боем атаковавших ставку чингизида орусутов, теснят их пешцев! Гулямов ведь числом практически в полтора раза больше дерзких наглецов, посмевших бросить вызов великим покорителям вселенной!
А уж удар свежих сил половцев однозначно переломит ход битвы…
С этими мыслями темник, изначально рассчитывающий лишь преградить путь отступающим в крепость, решил бросить кипчаков в атаку. Но едва он открыл рот, чтобы отдать властный приказ, как за спиной его вдруг раздался оглушительный рев боевого рога орусутов! В изумлении обернувшись, чингизид с легким страхом, охватившие его душу, увидел, как открываются ворота крепости и из них вырываются на простор свежие всадники врага в сверкающей в первых лучах солнца броне!
Всего несколько секунд колебался Кадан — а после яростно воскликнул:
— Вперед нукеры, пролейте их кровь! Разбейте и заставьте отступить, ворвитесь в город на плечах бегущих! Их не может быть много! Хурраааг!!!
Мгновением спустя в ответ темнику раздался дружный и воодушевленный рев тысяч глоток:
— Ху-р-р-ра-а-а-а-г!!!
Ибо разглядели половцы, что за спиной сотни бронированных гридей из ворот Пронска выбегают уже плохо вооруженные и слабо защищенные ополченцы…
Глава 11
Ростислава с самого начала считала, что оставлять в Пронске довольно крупный отряд ополченцев и целую сотню гридей, было неразумно. Разве сумеют они защитить град, коли дружины отца и брата сгинут в сече?! Не лучше им вступить в схватку всем вместе, оттянув на себя часть сил поганых?! Но понятное дело, что мысли свои княжна держала при себе — попробуй, поспорь с отцом, успевшим за свою жизнь повоевать и с половцами, и с булгарами! Хорошо хоть, если только на смех поднимет!
Когда только начался бой, и могучая рать Пронска атаковала мокшу, сметя ее буквально на ходу, даже не задержавшись, когда запылали пороки, а русичи устремились к ставке темника — неотрывно следящей за ходом битвы Ростиславе казалось, что победа уже близка! Но в постепенно рассеивающихся сумерках перед ее глазами предстала картина ожесточенной, упорной схватки у шатра темника. А после она ясно разглядела и тысячи кипчаков, угрожающих отцовской дружине ударом с тыла…
Тревожно забилось сердце любящей дочери, сестры и… Еще не жены — но уже и не девы, из случайно подслушанного разговора отца и воеводы Мирослава узнавшей, что ее возлюбленный жив, что сумел он задержать ворога на льду реки, а теперь пришел на выручку осажденному Пронску! И ей самой… И вот, над всеми ее любимыми мужчинами нависла смертельная опасность!
Поспешила тогда княжна вниз из крохотной «сторожи», венчающей «шатер» башни — самой высокой ее точки, откуда открывается завораживающий вид на всю округу. Поспешила к воеводе, стоящему у бойниц боевой площадки-«облама», укрытой шатром. А увидев его, тут же горячо воскликнула:
— Дядька Мирослав, веди скорее ратников на помощь отцу, сгинут ведь!
Немолодой уже воевода сам подумывал о вылазке, несмотря на княжеский запрет. Но так и не решился на самоубийственный риск… А сейчас лишь едко усмехнулся да чуть прикрикнул:
— Окстись, Славка, да в дела мужские не лезь! Скажи спасибо, что в сторожу подняться разрешил — да теперь думаю, что зря! Еруслан, ну-ка проводи княжну в терем, ей отдохнуть требуется от переживаний нестерпимых…
Однако как только вездесущий старший дружинник (сумевший остаться в граде!) двинулся к Ростиславе, последняя буквально зашипела и обожгла его таким яростным взглядом, что гридень замер на месте. А дочь Всеволода Пронского резко, отрывисто заговорила — и в голосе ее прорезался ранее не слышимый окружающими металл:
— Коли отец мой падет в сече, как и брат — то я старшая в роду княжеском! И тогда ты, воевода, горько поплатишься и за указ свой последний — и за проявленную трусость! Или думаешь, коли дружина сгинет в поле, то вы град удержите сотней воев, да ополченцами — стариками и молодняком?!
Смутился Мирослав, отвел взгляд от пылающих живым огнем глаз княжны. А та продолжила отрывисто, горячо говорить:
— Сейчас ведь каждый ратник на счету! И коли получится нам победить, да выстоять перед ворогом — так только в поле, пока жива дружина! Ежели нет — всех нас ждет смерть! Но кого-то более скорая… Так что выбираешь, воевода?!
В последних словах княжны, произнесенных особенно ядовито, прозвучала также и неприкрытая угроза. Но Мирослав молчал, обернувшись к бойнице и напряженно, зло наблюдая за движением половцев. Эта пигалица смеет ему угрожать и указывать! Ему — справедливо заслужившему свое положение храбростью и ратной выучкой, смекалкой да знаниями!
Но безудержная смелость — это удел молодых да ранних, еще не научившихся верить в собственную смерть. А умение видеть и правильно оценить ход битвы в голове воеводы заслоняла сегодня простая, очевидная истина — все, кто выйдут в поле из детинца, попытавшись остановить кипчаков, обретут свой конец…
Впрочем, обидные слова Ростиславы все же взбодрили немолодого мужа, заставили его злиться, разогнали по жилам кровь — и позволили посмотреть на происходящее свежим, незатуманенным страхом взглядом! Княжеские гриди живы и сражаются, бьются также и вои, пришедшие на помощь граду и первыми атаковавшие поганых. Бьются — а то глядишь, и сдюжат! Ведь опытные дружинники воюют в обеих ратях… Но если половцы сейчас ударят, то исход сечи предопределен — а уж там и град не удержится, права княжна. Не остановят самые неподготовленные из ополченцев княжества ворога на стенах да у врат, коли татары сломают их… А опытных ратников у него всего горстка против тумены поганых.
И ясно
