– Прочитал? – не убирая руку, проговорила Рита.
– Прочту! – ответил Виктор.
– Сейчас ты поэт или философ?
– Сейчас – поэт!
– Ну, да, точно как Ибн-Гвироль!
Виктор возразил:
– Ибн-Гвироль на бензоколонках не трудился…
Рита освободила педаль тормоза и выжала сцепление. Теперь дорога, обогнув холмы, спускалась вниз и вышла к равнине.
Виктор подумал о дяде: «Старик, увидев меня на крыше синагоги, страшно удивится. А может, нисколько не удивится? Скорее всего, что не удивится…Возможно, он даже догадается помахать мне рукой…»
– Сейчас покажутся ворота, – сказал Виктор.
– Те самые? – спросила Рита. У неё были усталые глаза и усталый голос.
– Те самые, – Виктор вспомнил о polic и о сидящей на постели Анне, а потом отругал себя, вдруг подумав, что, выезжая с бензозаправочной станции, не попрощался с котом Барсиком.
– Я волнуюсь, – сказала Рита. – Кажется, я очень сильно волнуюсь.
– Думаю, что твои читатели тоже… – отозвался Виктор.
– Я расскажу о людях Кфар-Даром правду.
– Дай-то Бог! – Виктор вспомнил о бородатом поселенце, который убежал из Кфар-Даром с женой и детьми ночью. – Рассказать правду – самое трудное… Люди – они разные, и у каждого правда своя… Одни ищут её смело, истово, другие – подчиняются данности времени или повергают себя в пучину грёз, иллюзий и мифов…
– Зачем в пучину?
– Не знаешь?
– Об этом знают только философы… – отмахнулась Рита.
– Не философы, а психологи, – возразил Виктор.
– Что же ведомо психологам?
Виктор коснулся кармана, в котором лежала губная гармошка.
– О защитных реакциях слышала? – спросил Виктор.
Рита тихо вздохнула.
– Мой профессор Левин говорит, что наша действительность требует того, чтобы мы убрали из современного словаря некоторые отжившие, потерявшие свой первородный смысл слова Кто, если не учителя, писатели и журналисты, обязаны учесть это… Ты учитываешь?
Рита не поняла. Спросила:
– Какие убрать слова?
– Такие, например, как «справедливость», «честь», «совесть»…
– Что-то в этих словах не так?
– Старые они… Отмирают…
– Ты так считаешь? – Виктор покраснел.
– Ладно, – сказал он, – эти три слова пока оставим в покое…
– Слава Богу, – облегчённо вздохнула Рита.
Виктор задумчиво посмотрел перед собой.
Потом Рита сказала:
– Только бы в Кфар-Даром не случилась бойня… Там может случиться бойня?
– Может…
– А может, и нет?
– Может, и нет…
– Хорошо бы, если нет…
– Да, так было бы гораздо лучше… Как бы там ни было, я должен быть там…И я, и полстраны…
– Ты уверен?
Виктор покачал головой.
– Есть вещи, которые нельзя объяснить, и есть вещи, которых объяснять не надо…
– Понимаю…
И вдруг, кивнув на дорогу, Виктор прошептал:
– Гляди!
– Вижу! – Рита сбавила скорость.
Впереди, метрах в двухстах от них, четыре полицейских автобуса и две санитарные машины перекрыли дорогу.
«Стоять! Стоять!» – раздавалось в громкоговорителе, а сержант и трое солдат делали знаки водителям подъезжавших автомобилей, чтобы те съезжали на обочину.
Рита вышла из машины и протянула удостоверение корреспондента газеты «Юг».
– Дальше нельзя! – сказал сержант. – Территория объявлена закрытой зоной.
– Я – корреспондент газеты, – Рита продолжала держать в ладони удостоверение.
– Узрел! – сказал сержант. – Разворачивайтесь!
Виктор тоже вышел из машины, оглянулся. По обеим сторонам дороги, возле машин, обвешанных оранжевыми ленточками, толпились сотни людей. «Позор! Позор!» – выкрикивали они в сторону близлежащих холмов – там выстроились плотные ряды солдат. Многие из них, словно провинившиеся подростки, стояли, опустив головы. Со стороны Кфар-Даром горячий ветер нёс на себе запах горелой резины.
– Мне надо туда, – сказал Виктор.
– Нельзя! – ответил сержант.
– У тебя совесть есть? – спросил Виктор.
Молчание.
– Почему ты молчишь?
Молчание.
– Ты понимаешь, что вы делаете?
Молчание.
– Не молчи!
Молчание.
– Даже с собаками разговаривают…
– Уйди! – сказал сержант.
– Уйти мне?
– Уйди!
– Это всё, чему тебя научили?
Молчание.
– Самому думать не привычно?
– Уйди!
– Скажи, это армия – моя?
Молчание.
– Кто вас прислал?
Молчание.
«Кажется, эти не знают…» – подумал Виктор и вслух сказал:
– Противно!
Откуда-то крикнули: «Дайте пройти!»
Не ожидая команды, солдаты молча расступились, и все увидели, как из ворот Кфар-Даром, вышли несколько человек, неся в руках свитки торы. Они медленно пошли по дороге, уводящей в глубь страны; было заметно, что они стараются идти, ни в коем случае не опуская головы. Вокруг наступила тишина, лишь кое-где слышались слова короткой молитвы. Одна из машин, стоявших на обочине дороги, вдруг круто развернулась, догнала идущих по раскалённому асфальту людей со свитками торы, впустила к себе. А потом вдоль обочин дороги возобновились крики, свист, улюлюканье. Потные, утомлённые лица солдат на холмах пылали не столько из-за обжигающих лучей солнца, сколько из-за долетавших до них слов, наполненных болью и презрением.
– Здесь не стойте! – устало проговорил сержант.
Теперь запах горелой резины, который тянулся со стороны ворот Кфар-Даром, смешался с острым запахом каких-то красок, а к небу жадно прорывались жёлтые языки пламени.
Рита повернула голову к Виктору.
– Что это? – спросила она. Её лицо было напряжённо-озадаченным, на верхней губе показались капельки пота.
– Кажется, это запах изгнания, – ответил Виктор. Его глаза вдруг потемнели.
– Вы тут мешаете! – сказал сержант.
– А вы? – Виктор угрюмо взглянул на холмы.
Недвижные солдаты.
Недвижное небо.
Безжалостное солнце.
Сержант тронул плечо Виктора.
– Что уж теперь? – сказал он. – Лучше уйдите!
– Куда?
Сержант не ответил.
Рита судорожно прижалась к Виктору и замерла.
– Зачем всё это? – не глядя на Виктора, проговорила она.
– Вот именно, – прошептал Виктор. – Может, ты, сержант скажешь?
– Что уж теперь? – повторил сержант.
– Теперь? – Виктор ощутил внезапную слабость. – Теперь этим ребятам, которые на холмах, всю жизнь ходить с опущенными, виноватыми глазами…
– Они не виноваты! – сказал сержант.
Руки Виктора бессильно опали.
– Кажется, ты прав. Виноваты не они… – проговорил он.
Виктор и Рита молча отступили, слились с толпой. Бледнолицый мужчина в тщательно выглаженной рубашке взглянул на часы и, ни к кому не обращаясь, проговорил: «По утрам за океаном распевают: «Господи, благослови Америку!».
Виктор удивлённо оглянулся на мужчину.
– Кажется, твоя победа отменяется, – сказала Рита.
– Кажется, твой репортаж не понадобится, – сказал Виктор.
Люди повернули головы: над Кфар-Даром, трепыхая мотором, повис вертолёт ВВС.
– Уйдём отсюда! – Рита пыталась скрыть своё состояние, но Виктор заметил всё: и её отчаянье, и её беззащитность. Достав из кармана губную гармошку, он принялся наигрывать мелодию похоронного марша Шопена.
Люди обступили Виктора и, опустив головы, слушали молча. Бледнолицый мужчина одновременно и плакал, и аплодировал.
– Уйдём! – снова сказала Рита.
В машине она включила приёмник. Агентство Рейтер сообщало:
«Утром в поселениях сектора Газа началась насильственная эвакуация поселенцев, которые добровольно не покинули посёлки после истечения установленного срока».
«Несколько тысяч солдат взяли в кольцо 65 семей Кфар-Даром».
«Израильские войска вошли в синагогу поселения Кфар-Даром».
«Ранее войска вошли в синагогу в Неве-Декалим, в которой провели минувшую ночь около 1500 поселенцев и людей, приехавших их поддержать».
«Полиция использует водомёты, чтобы убрать людей, находящихся на крыше».
– Выключи! – попросил Виктор.
Рита повернула ручку приёмника; обхватив ноги и уткнувшись в колени подбородком, она сидела недвижная, отрешённая.
– Они вернутся… – голос Виктора прозвучал загадочно и вдруг замолк.
Рита подняла голову, улыбнулась слабой, принуждённой улыбкой.
Сержанта и его двух солдат сменили другой сержант и другие два солдата. Воздух, с раннего утра трепетавший от зноя, теперь всё более и более наполнялся густым удушливым запахом горящей резины, а люди на обочинах дороги, не отрывая взглядов с застывших в небе вертолётов, возобновили поток оглушительных и едких выкриков.
И вдруг людской гомон заглушил тревожный вопль сирены, и из внезапно распахнувшихся ворот Кфар-Даром выкатилась санитарная машина. Набрав скорость, она на большой скорости мчалась мимо ревущей толпы, однако, мелькнувший в окне профиль полковника Шаца, Виктор узнать успел…
Примечания
1
Со мною всё в порядке. (ивр.)
