прощения.
Похоже, мои слова потрясли ее, и я увидела стыд в ее глазах. Ей по-прежнему было не по себе. И неважно, что это случилось в прошлом и что, по мнению Лукаса, она хотела того, что он сделал с ней. Одного взгляда на лицо Фрэнки было достаточно, чтобы понять: она этого не хотела.
Лукас отнял у нее многое, и я не знала, сможет ли она обрести это вновь. Сможет ли вернуть себе утраченное достоинство, частичку своего сердца. Мне стало понятно: то, что случилось между мною и ее братом, совсем не похоже на то, что произошло с ней, хотя всего минуту назад я думала иначе.
Я была зла на Бека за это, но Лукас действительно причинил этой девушке зло. Была ли она другой до того? Была ли другой ее улыбка? Ее смех?
Неужели она всегда выглядела так, будто ее глаза туманит какая-то тень?
– А я прошу прощения у тебя за Бека.
– Не надо.
Я вскинула руку, пытаясь остановить ее извинение. Я не могла это слышать. Фрэнки не должна просить прощения. У меня оборвалось сердце, когда я это услышала.
– Ты не обязана передо мной извиняться.
В ее глазах отражалась печаль, говорящая мне, что она знает, что я имею в виду. То, что сделал со мною Бек, неправильно, но это не то же самое, что произошло с ней из-за Лукаса. Совсем не то же самое. Я могла бы продолжать извиняться перед ней до конца моей жизни за сводного брата, и этого все равно было бы недостаточно. Ничто не сможет стереть его поступок.
– Ты не обязана передо мной извиняться. Ни ты, ни я не можем изменить того факта, что наши братья относятся к девушкам, которые любят их, как конченые мудаки.
Ее слова ударили меня в грудь, и мне хотелось сказать, что, как бы она ни относилась к Лукасу, это совершенно не похоже на то, как я отношусь к Беку. Возможно, она любила Лукаса, но я не могла сказать так о себе. Я думала, что западаю на Бека, прежде я могла бы даже сказать, что влюблена, но сейчас это казалось мне глупостью. Как я могла любить того, кто с такой легкостью готов причинить мне боль? Это не имело смысла.
Да, я испытываю к нему какие-то чувства. Но я вела себя как полная дура и сейчас не могла сказать Фрэнки, что я, как мне казалось, любила ее брата. Моя ситуация не похожа на ее. Бек не был моим другом до того, как это произошло. Я не знакома с ним много лет.
С момента моей первой встречи с Беком я понимала, что не нравлюсь ему, но все равно запала на него. Он показал, что ненавидит меня, а я отдалась ему и подарила часть себя.
Я переминалась в нерешительности, не в силах подобрать нужные фразы, и по тому, как Фрэнки смотрела на меня, понимала: она в курсе, что мне не по себе от ее слов. Она очень смелая, раз решилась признать, что некогда любила того, кто причинил ей такое зло.
Я не могла себе представить, сколько сил требовалось ей, чтобы вставать утром, а потом оказываться с Лукасом лицом к лицу и делать вид, будто ничего не произошло. От одной мысли об этом у меня вскипала кровь.
Лукас причинил ей невероятную боль, но остался безнаказанным. Просто потому, что он был пасынком моего отца. Тот отмазал его. И неважно, что его собственная свобода равносильна свободе Бека. Это вообще не должно обсуждаться. Мой отец должен был заставить Лукаса заплатить за то, что он сделал. Если он защитил его от судебной системы, ему следовало бы наказать его дома, но Лукасу все это сошло с рук.
Он разочаровал моего отца, ни больше ни меньше. И это в каком-то смысле должно очень расстроить моего сводного брата, ведь он так жаждал произвести впечатление на моего отца, хотел быть во всем похожим на него, но вместо этого оконфузил его перед теми, кем отец правил. Да, которые думали, что все шито-крыто, но в таком месте, как Клермон-Бэй, невозможно скрывать секреты. Все перешептывались, болтали, и в конечном итоге любые секреты выходили наружу.
И тут мне пришло в голову, что как раз поэтому мой отец хотел, чтобы я держалась подальше от Бека. Не из-за того, что он сделал с Лукасом, на это ему, вероятно, наплевать. Но Лукас нанес урон его имиджу, и он знал, что только Бек и его семья могут скрыть этот секрет – в их руках оказался ключ от шкатулки с грехами Лукаса.
Отцу никогда не было дела ни до меня, ни до того, на что, по его мнению, были способны Клермоны. Все – притворство, часть имиджа заботливого и любящего отца, которым он не был.
Понимаю, что это иррационально, но мне казалось, что он так же виновен, как и Лукас. Да, я, скорее всего, не права, наверное, дело тут в моей укоренившейся неприязни к отцу, но я ничего не могла с собой поделать. Не могла изменить своего отношения, своих чувств.
– Знаю, то, что сделал Бек, плохо. – Фрэнки прислонилась к машине и заправила за ухо прядь волос. Она явно нервничала из-за того, что собиралась сказать. Как будто не догадывалась, как я отреагирую на ее слова. – Но ты ему дорога.
Я покачала головой. Она видела Бека так, как ей хотелось. Она его младшая сестра, любящая его, и, по ее мнению, он не мог совершить ничего дурного. Он защищал ее и, скорее всего, являлся для нее чем-то вроде героя. Но для меня он не был героем.
Бек хотел меня, в этом я уверена, но одно дело – хотеть кого-то, и совсем другое – кем-то дорожить. Первое несравнимо со вторым. Даже если во мне теплилась какая-то слабая надежда, надо ее подавить. Я и так уже вела себя слишком наивно, когда речь заходила о Беке, и не могла позволить его младшей сестре заставить меня верить чему-то, кроме того, что смотрело мне прямо в глаза. Бек уже показал, каков он на самом деле, и пора поверить, что так оно и есть.
– Совсем я ему не дорога.
Я опять покачала головой. В глазах Фрэнки было столько сочувствия, что мне пришлось отвести взгляд. Мне не нужно ее сочувствие, я не нуждалась в нем, хотя и сочувствовала ей.
– Ты не хочешь этого слышать, но это правда: ты ему дорога. Просто он стал больным на
