прямо перед сценой…
Когда в последний раз звякнули медные тарелки и что-то невнятное пропел басовитый геликон, публика стала вновь рассаживаться. Митя дождался, когда зал успокоился, а вслед за этим объявил:
– Следующим номером нашей программы… Господи! Да что я говорю! – Митя очень уж картинно, по-бабьи всплеснул руками, словно оправдываясь, и продолжал: – Мы ведь уже договорились. Не будет ни апрельских тезисов, ни программы партии. Зачем нам эта головная боль? – и сделал приглашающий взмах рукой, слегка наклонившись в сторону партера: – Илья Борисыч, окажите милость! Убедительно прошу!
Все снова встали. Зал взорвался овацией. Это продолжалось несколько минут. Илья Борисович тем временем поднялся по ступеням и вот теперь стоял, переминаясь с ноги на ногу, на сцене. Видимо, сознание неизбежности подобного проявления всеобщего восторга не вызывало у него положительных эмоций. Слиться с массой, лобызаться с кем попало, быть ослюнявленным с головы до ног – такая перспектива его не увлекала. Самое главное – сохранять дистанцию. Надо дать понять, кто он и кто они. Впрочем, для демонстрации единства и сплочения можно было изредка и отступить от такого правила – вот, скажем, в августе, на берегу Москвы-реки…
Овации, как по команде, стихли. Публика заняла свои места. Зал замер в ожидании. Что-то будет… И он сказал:
– Дамы и господа! Коллеги! В этот торжественный момент, в эту годину тяжких испытаний, когда решается судьба не только нашей партии, но всей страны, я обращаюсь к вам с призывом: все на выборы!
– Бис! Браво! – раздалось из зала.
Оратор переждал овации и продолжал:
– Нам надо отбросить взаимные претензии и разногласия. Забыть про гнусные оскорбления, кровные обиды и грязные плевки. И, не взирая на превратности судьбы, идти вперёд, к светлому зданию всеобщего благоденствия и свободы. Пойдём же все вместе, в едином порыве, нас никому не запугать!
– Мы с вами, Илья Борисыч! – донеслось из разных концов зала.
– Спасибо! Спасибо вам, друзья! – Илья Борисович вынул платок и приложил к глазам, делая вид, что прослезился. Затем, немного помолчав, он продолжал: – Впереди у нас серьёзная, напряжённая работа. Я допускаю, что не каждому из здесь присутствующих она окажется по силам, по плечу. Однако на место упавшего бойца сразу же встанет другой. Случайно оступившегося мы поправим. Ну а предателям место у расстрельной стены! – и тут же, криво улыбнувшись, уточнил: – я, конечно, фигурально выражаюсь.
– Долой! Долой! – кричали из зала.
А я подумал: до чего ж красиво, чертяка, говорит! Наверное, юные студенточки в восторге от его лекций. И всё же… И всё же должен откровенно вам признаться, я даже думаю, что это кого-то огорчит: речь лидера не произвела на меня желаемого впечатления. То есть ничего особенного я не ожидал, однако надеялся разъяснить для себя кое-какие краеугольные вопросы.
Увы, мэтр по сути так ничего и не сказал. Мышление лозунгами меня ничуть не возбуждает. Я глух к сентенциям, основанным на весьма поверхностных, очень приближённых знаниях, и совершенно равнодушен к выводам, если так и не услышал аргументов. Увы и ах! Каюсь, я, кажется, даже задремал…
– Делай раз!
Я вздрогнул. Да нет, даже подскочил на месте. Что? Где? Кого? Я открыл глаза.
Тут снова повторился крик:
– Делай два! – и вслед за тем стоящий посреди сцены Митя поймал брошенную ему из-за кулис пачку, на первый взгляд, то ли входных билетов, то ли прокламаций, сорвал упаковку и, размахнувшись, что есть силы, бросил в зал.
И тут же снова кто-то крикнул:
– Делай три!..
Пачки летели одна за другой и тут же переправлялись в зал, веером разлетаясь над головами публики. Но удивительно дело, ещё в полёте бумага зеленела на глазах и даже кое-где на ней проступали водяные знаки.
– Класс, класс! – восхищенно закричали в зале, пытаясь поймать летящие листы.
Тут даже в задних рядах произошло движение. Оттуда послышались радостные голоса:
– Стой!
– Погоди!
– Да это ж доллары!
Тем временем, сидящий в партере солидного вида гражданин вскочил на спинку кресла, подпрыгнул верх и вырвал из потока летящих ассигнаций целую пачку, ещё не распечатанную и с надписью на непонятном языке. Рухнув с двухметровой высоты на головы соседей, даже не извинился, а стал срывать банковскую упаковку. И вдруг как заорёт:
– Мать честная, да здесь же фунты стерлингов!
На галерее начался переполох. Самые нетерпеливые уже пытались перелезть через барьер и прыгнуть вниз. На их счастье, вмешались бдительные контролёры. Тут же раздались разгневанные голоса:
– А нам!
– А как же мы!
– Пустите нас в партер, а то ведь не достанется!
Так начиналась фракционная борьба…
Не без труда выбравшись из зала, я поспешил в буфет, рассчитывая, что стакан холодной сельтерской внесёт некую ясность в мой ум и даже позволит разобраться в происшедшем. Немало проплутав, поскольку не у кого было спрашивать дорогу – ни в коридорах, ни в фойе уже не осталось ни души – я, наконец, нашёл, что было нужно.
На первый взгляд, буфет был пуст. Вот только бармен неторопливо разбавлял водою пиво, нахально глядя мне в глаза. Воняло тухлой колбасой. Витрину украшали засиженные мухами бутерброды с сыром…
– Что, не досталось? – послышалось позади меня.
Я поглядел по сторонам. В дальнем углу, за столиком сидели Илья Борисович и Митя, вполне довольные собой. Ну да, уже успели принять по рюмке коньяка…
– Так что же, ты совсем пустой?
Нет, одной рюмкой здесь не обошлось, судя по развязному тону.
– Да ладно тебе, Митя! – усмехнулся Илья Борисович. – Не видишь, человек в расстройстве. Кстати, рановато покинули зал. Там вот с минуты на минуту начнутся выборы, как же без вас?
Собутыльники расхохотались.
А мне захотелось им сказать… Сказать непременно грубое и едкое, так чтобы… И я сказал:
– По-вашему, это и есть подлинная демократия?
– Ну да!
– То есть, ничего отвратительнее не смогли придумать?
– Да что пристал? – оскорбился Митя. – Не знаешь, что ли? Народ выбирает тех, кто им будет управлять. Всё по закону, согласно процедуре…
– Митя, не спеши, – вмешался Илья Борисович. – Товарищу надо разъяснить не торопясь. Он ведь у нас, насколько помню, из Саратова?
– Причём тут Саратов? – озлился я. – Вы мне по сути готовы отвечать?
– Извольте! – еле сдерживая улыбку, согласился Илья Борисович и налил мне рюмку коньяка.
Я залпом выпил коньяк и так сказал:
– Вот предположим, я дурак.
Тут Митя радостно осклабился. Впрочем, ничего другого я не ожидал.
– Да, да. Дурак дураком! И доверяю вам, умным, представлять меня во власти. Проще говоря, от моего имени руководить страной.
Илья Борисович одобрительно кивнул. Митя на этот раз не нашёл, что возразить.
– Итак,
