— Ты говоришь, что она любит правду и чистоту и редкий халдей сравнится с ней в этом? Когда ты рассказывал о ней, я постигал ее душу и теперь уверен, что мне удастся завоевать ее расположение.
— Будь осторожен. Недавно Гамадан приходил К нам и выспрашивал меня, не видел ли я в Оливковой роще персидских шпионов. Потом он попросил одолжить ему на время кинжал, который я унаследовал от дяди Синиба, потому что в нашем роду, кроме меня, нет мужского потомства. Этот кинжал мы со слугой нашли сейчас на том самом месте, где твоя стрела настигла жреца. Отдай ей кинжал обратно — и она заколет тебя, для этого он и дан ей Гамаданом. Она хладнокровно заколет тебя — так поступают халдеи с ногами.
— Твои страхи преувеличены, — засмеялся Устига, — и я готов поставить половину Персидского царства против Деревни Золотых Колосьев, что мне удастся найти общий язык с Нанаи честно и открыто. Этой ночью, когда она будет вынуждена остаться в нашем лагере, я сделаю первую попытку. Ты можешь убедиться в этом, если придешь сегодня ночевать к нам.
— Мне придется поручить ее твоим заботам, князь, потому что этой ночью под покровом темноты к нам приедет верховный вавилонский судья и наш наставник Идин-Амуррум.
Верховный вавилонский судья, который одновременно является членом государственного совета, хочет добровольно отказаться от благородного титула, чтобы иметь возможность стать членом народного совета. Это справедливый человек. В Вавилонии только представители знати могут занимать государственные посты, заседать в совете и в коллегии жрецов. Только им принадлежит право представлять интересы страны. Под нажимом Набусардара и при поддержке двух сановников молодой царь учредил народный совет для защиты интересов простого народа. С этих пор лишь постановления народного совета могут считаться проявлением води народа. Но пока их всячески обходят. Народный совет имеет право выносить решения, касающиеся разных мирских дел, но они подлежат затем утверждению правительства, которое, конечно, может и злоупотребить своей властью. И все же у совета есть одна важная привилегия: своим вмешательством он может приостановить исполнение любого чиновничьего распоряжения, если оно несправедливо к людям простого звания. По этой причине верховный вавилонский судья и хочет: отказаться от своего фамильного титула. Он намеревается стать членом народного совета, чтобы действовать против взяточников чиновников. Судейская коллегия, несмотря на протесты верховного судьи, оправдала убийцу и развратника Сибар-Сина, а жену раба приговорила заживо бросить на растерзание львам, сослав ее малолетних детей на тяжелые работы в рудники. Верховный судья хочет пробудить совесть Вавилона. Он намерен опротестовать решение коллегии, подкупленной Сибар-Сином. Он может сделать это, лишь став членом народного совета. Этой ночью верховный судья хочет поговорить с некоторыми старейшинами нашей общины. Если они заверят его, что он будет избран от нашей деревни, то он откажется от своего теперешнего поста и войдет в состав народного совета.
— Ты думаешь, его там примут?
— Мы давно мечтаем об этом. Народ видит в нем защитника обездоленного люда. Его мудрость принесет пользу народному представительству, потому что, пока оно состояло из одних бедняков, оно не имело большого веса.
— А не нанесет ли это ущерба нашему делу? — осторожно осведомился Устига.
— Напротив, — заверил его Сурма, — это лишь подкрепит его и борьбу вашего могущественного царя Кира. Верховный судья будет способствовать публичным выступлениям против несправедливости и беззаконий на улицах Вавилона. Народный совет сплотит вокруг себя простой народ и заставит даже даря прислушиваться к голосу простых людей, как это уже заведено у вас в Персии.
— Да, но…
Устига подумал: «Если вы сами дадите народу права, вы лишите нас возможности убеждать его, что он получит их от Кира. Если халдейский люд получит права, он дружно обратится против нас».
Однако Устига не мог открыться Сурме — от этого зависела безопасность всей персидской тайной службы, — что цель Кира не только восстановление справедливости, но прежде всего объединение народов под своим владычеством и создание мощной преграды для грядущих завоевателей из Нового Света.
Устиге оставалось проглотить горькую пилюлю и выжидать. В конце концов верховному судье предстояла длительная, сложная борьба, тем временем Кир уже окажется под стенами Вавилона, если не в самом городе.
Поэтому внешне он вполне примирился с планами народного совета и сердечно пожелал Сурме успеха в задуманном деле. Совместная борьба за идеалы справедливости еще сильнее скрепит их дружбу.
Сурма обещал подготовить старого Гамадана к тому, что Нанаи вернется домой только завтра; он постарается что-нибудь придумать, чтобы Гамадан не догадался, где находится его дочь.
Стараясь не шуметь, Сурма на цыпочках прошел в соседнее подземелье, где лежала Нанаи. Она спокойно спала.
— Прощаясь с Сурмой, Устига попросил у него кинжал Нанаи. Ему хотелось вернуть его ей, чтобы она не чувствовала себя беззащитной в присутствии чужеземца.
— Князь, ты в самом деле совсем не дорожишь своей жизнью, — только и смог заметить Сурма и недоуменно покачал головой, явно не одобряя этого великодушного жеста.
Очнувшись, Нанаи в первый момент не поняла, где она и что с ней. Она с трудом восстановила в памяти утренние события, стычку со сборщиками дани. Вспомнила о ранении и попробовала ощупать плечо. Кто-то уже позаботился о ней и перевязал рану. Она чувствовала острую боль в плече и страшную слабость.
Потом Нанаи внимательно осмотрела помещение со сводчатым потолком и изрядно попорченными изразцовыми стенами. На стенах висели ковры. Комнату освещали светильники из желтой меди и два ярких факела у входа.
Свет не проникал сюда снаружи, и Нанаи понятия не имела — день сейчас или ночь. Повсюду царила глубокая тишина, в которой Нанаи слышала только биение собственного сердца и свое горячее дыхание.
Она выжидала, стараясь не уснуть. В углу комнаты Нанаи заметила водяные часы. Она посмотрела, как падает капля за каплей и как вода неслышно стекает по стенке стеклянного сосуда.
Когда это занятие ей наскучило, она повернула голову в другую сторону и стала изучать висевший над ее ложем ковер. На нем было выткано изображение бога или царя в человеческий рост. Фигура в шлеме и мантии по самые щиколотки четко вырисовывалась на фоне мощных крыльев, которые являлись символом божества. Внизу слева направо протянулась клинописная надпись на чужом языке, родственном языку Нанаи, и она мало-помалу разобрала ее.
Вот что она означала: «Я, Кир, из рода Ахеменидов».
— Я Кир, из рода Ахеменидов, — в изумлении прошептала она и впилась глазами в изображение персидского царя.
В первый момент ей показалось, что она погружается в сон, в тот сон, который зовут вечным. Грудь сдавило. Она собралась позвать кого-нибудь, как вдруг в освещенном проеме двери на пол упала колеблющаяся тень идущего человека. Ею овладел еще больший страх, силы оставили ее.
Тень на полу комнаты росла, и теперь она явственно слышала шаги. Но вот тень остановилась. В дверях комнаты появилась фигура статного мужчины. При всем желании окликнуть его, узнать, где она находится, кто он, этот пришелец, и почему он смотрит на нее, Нанаи не могла выдавить из себя ни звука. На ее бледных щеках выступили красные пятна, когда она увидела опоясывающий незнакомца меч.
Устига тотчас заметил ее смятение и сказал:
— Я не сделаю тебе ничего дурного, не бойся. Он произнес это на родном языке Нанаи, в котором она уловила персидский выговор.
— Где я? — отважилась спросить она, услышав звук человеческой речи. Устига молчал.
— Кто ты? — спросила она и сделала попытку сесть на своем ложе.
И вновь Устига ничего не ответил, но приблизился к ее постели, чтобы помочь ей.
— Больно? — спросил он и осторожно потрогал повязку на ее плече.
Она поняла, что попала к персам, и потому ответила с оттенком презрительного высокомерия:
— В нашем роду не принято жаловаться на боль от раны мечом.
— В таком случае честь вашему роду, — улыбнулся он, — ты в самом деле вела себя мужественно, когда я врачевал твое плечо. Ты не издала даже стона. Может быть, еще и потому, что была без сознания. Ты потеряла сознание и упала, когда тебя задела одна из моих стрел. Из этого я могу заключить, что представители вашего рода чувствительны не к мечу, а к стрелам.
В его словах угадывалась насмешка, но она не обратила на это внимания. Гораздо больше ее занимало то, что ей открыл незнакомец. Значит, перед нею тот самый человек, который поразил отравленной стрелой жреца и тем спас ей жизнь.
— Так это тебе я обязана своей жизнью? — сказала она. — Я постараюсь, чтобы мой отец по достоинству вознаградил тебя. У нас в доме есть золотая цепь пожалованная мне царем Валтасаром. Стоимость ее велика, и она будет тебе достойной наградой.
