по будням. Рейчел подбросит вас обратно, как мы закончим.
Я некоторое время разглядывал полицейского, пытаясь понять, о чем он думает. Левое ухо у него было деформировано, как у игрока регби, а под нижней губой белел шрам. Глаза были очень светлого голубого цвета и абсолютно ничего не выдавали. До этих выходных я никогда не разговаривал с полицейскими дольше, чем нужно было, чтобы узнать дорогу, а за последние три дня, это был уже третий полицейский в моей жизни.
Если они действительно из полиции.
– Я понимаю, что звучит глупо, но не должны ли вы показать мне удостоверение или что-то в этом роде?
На лице Нейлора появилось выражение обиды.
– Вы что, не верите, что я офицер полиции, мистер Линч?
– Нет. В смысле, верю. Просто последние дни все кругом так запутано, я уже сам не знаю, кому можно доверять.
Над нашими головами пролетели гуси, перекрикиваясь друг с другом. Нейлор продолжал изучающе на меня смотреть.
– Серьезно? – С этими словами он достал удостоверение в прозрачном кармашке. Я быстро взглянул на имя, должность, номер жетона, герб лондонской полиции. – Тяжелые выходные?
– Тяжелые – не то слово.
В конце концов, я сел на заднее сиденье полицейской машины, и детектив-сержант Рейчел аккуратно развернулась, чтобы выехать с парковки.
– Сочувствую, – сказал Нейлор через плечо.
– Я почему-то решил, что сюда приедет тот молодой офицер, с которым я разговаривал в субботу. Не думал, что они отправят двух детективов.
– Ну, с субботы произошли кое-какие изменения.
– О чем вы?
– Давайте поговорим в участке.
Остаток дороги прошел в тишине.
Глава 30
Уже второй раз за последние три дня я оказался в полицейском участке Килберна. На стульях дремали пара бомжей, а за стойкой скучал дежурный сержант. Он кивнул Нейлору, когда мы вошли. Редфорд набрала код на замке, и тяжелая металлическая дверь открылась в голый коридор, по обе стороны которого виднелось еще по три двери. На третьей двери слева висела табличка «Комната для допросов 3». Внутри был стол, вокруг него четыре стула. Редфорд указала мне на один из них.
– Чай или кофе хотите? – спросила она доброжелательно.
Я даже проникся к ней симпатией. У нее был какой-то неуловимый акцент, точно не лондонский. Что-то южное.
– Чай, если можно. С молоком и без сахара.
Редфорд кивнула и скрылась за дверью.
До прошедших выходных я бывал непосредственно внутри полицейского участка всего один раз, когда в прошлом году на Хэрроу-роуд регистрировал велосипеды. Там было так же мрачно, как и в Килберне. В комнате для допросов были голые стены, четыре безликих пластиковых стула и стол с пластиковой столешницей, покрытой отметинами от потушенных об нее сигарет. Следы времен, когда еще можно было курить в помещениях.
Мой телефон молчал, ни сообщений, ни пропущенных звонков. Я задумался, что же случилось с Беном в парке. Может, он увидел полицейских и запаниковал? Наверное, не стоит попадаться с дробовиком в спортивной сумке. Я быстро набрал сообщение.
Почему ты сбежал из парка?
10:30
В дверях снова появилась детектив Редфорд с пластиковым стаканчиком, от которого шел пар, в руках. Она поставила его на стол передо мной, и я невольно выпрямился, ожидая, что сейчас начнется разговор.
– А ваш коллега к нам присоединится? – спросил я ее.
– Да, но ему нужно разобраться с парой мелочей. Мы подойдем через минуту.
Она снова вышла и закрыла за собой дверь. Я посмотрел на часы. В 10:34 понедельника я должен был бы разбирать роман Стейнбека «О мышах и людях» с десятиклассниками, но вместо этого сижу в задрипанном полицейском участке и жду, когда меня будут допрашивать о судьбе Бена, мать его, Делейни. Я встал и подошел к зарешеченному окну. За парковкой полицейского участка виднелась железная дорога, а еще дальше возвышались серые небоскребы. Капли дождя медленно сползали по стеклу. Телефон упрямо молчал. Я набрал еще одно сообщение.
Что ты вообще устроил в парке утром? Хочешь что-то мне сказать, так скажи нормально.
10:35
Дверь открылась в очередной раз. Нейлор и Редфорд сели напротив меня за столом, у каждого в руках по кружке с чаем. На кружке Нейлора виднелась надпись крупными красными буквами: «Собственность БОССа». У Редфорд под мышкой была зажата картонная папка и блокнот. Нейлор пододвинулся на стуле вплотную к столу, ножки громко заскрежетали об пол.
– Простите, что заставили ждать. Давайте начнем.
Он достал из кармана миниатюрный цифровой диктофон и положил на стол. Красная лампочка уже мигала.
– Вы не против? – спросил он. – Чтобы не тратить время на писанину.
– Да, конечно.
– Отлично! – продолжил он, положив руки на стол и сцепив пальцы. – Итак. Бенджамин Делейни. Насколько вам известно, жена заявила о его исчезновении в пятницу, и мы пытаемся установить его местоположение. Спасибо, что зашли к констеблю Хану в субботу, и за то, что предупредили насчет сегодняшнего утра. Я прочел ваши показания, а также показания вашей супруги и миссис Делейни, после чего у меня появилось несколько вопросов.
– Задавайте.
– Вы дружите с мистером Делейни, верно?
– Дружил.
– Почему в прошедшем времени?
– Больше не дружу.
– Но дружили?
– Наши жены учились вместе. Мы пересекались на свадьбах, крестинах и тому подобных мероприятиях в течение десяти лет. Но реально общаться начали только последний год, когда он перебрался в Лондон.
– Значит, скорее, вы были просто знакомыми.
– Через Мел, – ответил я, пожимая плечами.
– Как часто вы встречались?
– Наверное, раз в полтора-два месяца. Мел или Бет устраивали обеды, барбекю или что-нибудь такое.
– А, например, в паб выпить вы с мистером Делейни ходили?
– Нет.
– Никогда?
– Если честно, у нас с ним не так уж и много общего.
Точнее, не было. А теперь у нас точно есть что-то общее.
– Вы имеете в виду, что у вас разные интересы?
– Несколько месяцев назад он приглашал меня на игру в покер. Жена хотела, чтобы я пошел, продемонстрировал свою доброжелательность.
– Мистер Делейни большой любитель покера, да?
Я пожал плечами:
– Он хороший игрок. Знает, когда можно блефовать, а когда нужно остановиться, потому что карта не идет. А еще он разбирается в людях и при этом денег у него больше, чем у всех остальных игроков за столом вместе взятых. Так что да, он любитель.
– А вы?
– Пробовал один раз, покер – не мое.
– Проигрались?
– Немного. Не умею блефовать.
– А что тогда «ваше»?
– У нас сыну четыре года. Он только-только пошел в детский сад. Я посвящаю все свободное время ему. А еще хоккей –
