закурил.
– Хотела бы я оказаться на месте вашей Зины, – отворачиваясь, прошептала Агата. – Идемте. – Она схватила его под локоть и почти потащила вдоль ограды. – Вот мой дом, – она указала на четырехэтажное угловое здание. – У меня есть чудесный китайский чай, но вряд ли вы подниметесь, если я предложу?
Маршал удивленно смотрел в блестящие черные глаза. Эта женщина определенно его интриговала – только что битый час выслушивала его стенания о другой, а теперь сама приглашает подняться. Ночью. К себе, незамужней женщине.
– Вы обещали мне совет.
Девушка грустно усмехнулась:
– Вам не понравится мой совет. Он будет слишком эгоистичным.
Константин Павлович вопросительно приподнял бровь. Агата приблизилась к нему так, что расстояние между ними стало совсем неприличным, запрокинула голову, глядя прямо ему в глаза:
– Ваша Зина права: вы болван и тупица. Но мне очень жаль, что вы – ее болван и тупица. Ах, если бы вы сегодня забыли о ней и просто… Просто… – Она приподнялась на цыпочках, обхватила руками его лицо, прижалась к его губам своими, несколько мгновений ждала ответного движения, не дождалась, отступила на шаг, отвернулась. – Простите.
Константин Павлович стоял с таким видом, будто на него упала колокольня Смольного собора, и в голове теперь гулко отдавался чугунным звоном голос Агаты. Он рассеянно дотронулся до того места, где только что была ее горячая ладонь, дернулся ей навстречу, но она отступила еще на шаг.
– Уходите, Константин Павлович. Ступайте к ней.
Она развернулась и спокойным шагом скрылась в арке, а он смотрел ей вслед, так и не решившись окликнуть.
Глава 17. Кто такой Кровяник?
Константин Павлович провел рукой по лицу, отгоняя ночные видения. Опять снились сумбурные кошмарные сны.
Сначала он бегал по всему Петербургу за длинноруким человеком в черном пальто и черной шляпе, а тот, не оглядываясь, через плечо или из-под руки, швырял в него кривые ножи. Каждый бросок достигал цели, но, к изумлению Константина Павловича, не только не лишал его сил, но и вовсе не оставлял следов. Иногда он почти догонял черную фигуру, но всякий раз возникал какой-то поворот, преследуемый скрывался за углом здания, а когда Маршал спустя мгновение тоже сворачивал в переулок, выяснялось, что они уже совсем в другой части города и расстояние между ними то же, что и в начале гонки.
Наконец у самой биржи Маршал настиг злодея, загнал к реке между колонн, где никаких стен не было, и уже вытянул руку, чтоб схватить его за ворот, но тот, так и не обернувшись, перепрыгнул через парапет и исчез из виду.
Константин Павлович перегнулся через гранит, вглядываясь в свинцовые волны, увидел плывущее к опорам моста лицом вниз тело и бегом спустился к воде. Вытянул тяжелого утопленника, уложил на нагретые солнцем камни, обессиленно плюхнулся рядом. Ему было очень важно увидеть лицо того, кого столько дней преследовал, но он медлил. Было страшно, но понять причину своего страха он не мог.
Наконец, собравшись с духом, он повернулся к неподвижно лежащему на спине человеку, откинул шляпу. Мокрые длинные волосы спутались, точно водоросли, закрыли лицо. Он осторожно начал отодвигать локон за локоном, щурился, будто слепой, вглядываясь в проступающие черты. Зинино лицо было бледным, широко раскрытые глаза не мигая смотрели в серое балтийское небо.
Константин Павлович поднял мертвое тело на руки, сделал несколько шагов, оступился, упал на колени, прижал к себе Зину и затрясся. Он плакал, как когда-то умел в детстве, как плакал днем ранее на дорожке Таврического сада. Вокруг никого не было, стесняться было некого.
Громыхнула в крепости пушка, потом еще раз. Он недоуменно посмотрел в сторону шпиля.
– Константин Павлович!
Пушка начала палить пулеметными очередями.
– Константин Павлович!!
Он опустил глаза на утопленницу – вместо Зины на него грустно и даже с жалостью смотрела Агата.
– Вы болван и тупица, Константин Павлович. Проснитесь!
И он проснулся. Просто открыл глаза, понял, что в дверь кто-то барабанит и зовет его по имени, провел рукой по лицу, взял со спинки стула халат.
На пороге стоял Владимир Гаврилович с незнакомым молодым офицером в синем полицейском мундире. Маршал проводил утренних визитеров в гостиную, попросил дать ему десять минут и направился в ванную. Спустя означенное время он вошел в комнату умытый, одетый и безукоризненно причесанный. Филиппов и незнакомый офицер поднялись, Владимир Гаврилович представил своего спутника:
– Александр Павлович Свиридов, служит в Охранном отделении у генерал-лейтенанта Герасимова. У него есть интересные сведения по нашему делу. Но сперва несколько слов скажу я. – Они снова сели. – Итак, новость номер один: нашелся Анцыферов.
– Как?! – вскочил опять Маршал. – Он в участке?!
– Константин Павлович, – Филиппов успокаивающе протянул руку, – сядьте. Это не он. Пусть Николай Георгиевич и не имеет алиби на ночь убийства Герус, но совершить нападение ни на Зинаиду Ильиничну, ни на мадемуазель Клотильду он не мог. После визита к нам в отделение, который вы ему устроили, и благополучного избавления от внимания полиции он решил, что пришла пора снова побороться с пагубной привычкой к алкоголю. Я говорю снова, потому что эта его попытка уже не первая. По его словам, он примерно раз в полгода ложится в частную клинику весьма специфической специализации. Там снимают синдромы алкогольной и наркотической зависимости. Пытаются, во всяком случае, по какой-то современной швейцарской методе. Персонал больницы подтвердил, что господин Анцыферов вот уже десять дней проходит у них очередной курс, лежит в палате на четвертом этаже, которая закрывается только снаружи, и пролежит там еще четыре дня – курс двухнедельный. В добавление к этому я, как мы и обсуждали с вами, посетил лавку Бажо. Как я говорил вам ранее, Анцыферова там не видели больше месяца. Не появлялся он там и между покушениями на Зинаиду Ильиничну и Клотильду.
– Как же вы вышли на клинику?
– Просто еще раз внимательно просмотрел документы из квартиры Анцыферова и наткнулся на два одинаковых счета, сопоставил периоды и совершил ранний визит по указанному в них адресу.
– Почему он соврал о том, что был в «Квисисане» в ночь убийства?
– А он не соврал. Не смотрите на меня так, голубчик. Николай Георгиевич рассказал, что был абсолютно искренне убежден в своих словах. И о том, что пропустил ту ночь, узнал только от меня. Но если мы с вами убеждены, что и убийства, и покушения – дело рук одного человека, то это точно не забулдыга-художник. – Маршал хмурился. Было видно, что известие о непричастности Анцыферова выбило его из колеи. Владимир Гаврилович тоже
