— Ты что? Сбежал от него?
— Нет, — притянув ее к себе, Макс заглянул ей в глаза. — Я пришел тебе помочь. И поцеловать.
Она улыбнулась, привстала на цыпочки и поцеловала уголок его рта.
— Помогай!
— Легко, — выдохнул, прижав к себе, и нашел ее губы.
Штопор обнаружился на крючке над мойкой, где ровным рядом развешаны были разные мелочи, и с ним пришлось вернуться в гостиную. Открыв вино и разлив его по бокалам, Макс не рискнул умничать и выдал банальное:
— С наступающим!
Мара взволнованно смотрела на деда, потом переводила взгляд на Макса. И лихорадочно соображала, как найти между ними хоть какие-то точки соприкосновения. Дед выглядел хмурым и напряженным. Даже на собственной территории. Разве что пар из-под крышки не валил и не свистел из носика. Макс сохранял внешнее спокойствие. Мара очень хорошо успела изучить эту его невозмутимость тогда, когда нужно проявить выдержку — даже с ней самой на первых порах. Слишком ярким было воспоминание о первом похищении в Зазимье. Он твердо решился совершить что-то, что было важно для него. И даже дед его не остановил бы. Ее это устраивало. Но за деда волновалась.
— С наступающим! — отозвалась Мара, пригубив бокал. А потом совсем уж по-дурацки добавила: — Как я рада, что вы познакомились!
Дед хмыкнул. Пить не стал, но и бокал не поставил — вертел в руках.
Макс глянул на часы. Либо они уезжают прямо сейчас, либо уже можно никуда и не ехать. Будут развлекать деда.
— Петр Данилович, — начал Вересов, — если позволите — мы поедем. Нам еще до Киева добираться.
Дед снова что-то неразборчиво хмыкнул и сказал Марине:
— Раз опаздываете — поезжайте.
— Дайте мне пять минут! — запротестовала Мара. — Платье!
С этими словами она в который уже раз умчалась прочь из гостиной, молясь про себя неизвестно о чем (впрочем, вполне известно — о чуде, чтобы за время ее отсутствия мужчины умудрились как-то… разобраться, что она их обоих любит).
Платье висело в шкафу в чехле. Наглажено было тоже еще вечером. Она ужасно им гордилась, потому что сидело оно на ней, как влитое. Но одновременно саму себя Мара в этом платье не узнавала. Из темно-синего шелка, расшитое пайетками по краю, отчего при ярком свете переливалось причудливым морозным узором, оно напоминало накидку на одно плечо — второе было обнажено. На талии платье было перехвачено тонким пояском. И открывало ноги. Может быть, даже слишком открывало. Как показаться в этом наряде перед дедом, она не очень представляла. Но слишком велик оказался соблазн, когда она увидела его в витрине магазина. В результате деньги, присланные матерью на праздники, потрачены без малейших колебаний.
Впрочем, теперь уже вариантов не было. Мара решительно переоделась, накинула на плечи пиджак из своих «учительских запасов», чтобы деда хоть голым плечом не шокировать. И в таком виде предстала пред очи так и сидевших в гостиной мужчин.
На этот раз дед крякнул. Макс принялся расстегивать и снова застегивать ремешок часов, поглядывая на коленки Мары. Со словами «Ты будешь самой красивой сегодня!» он подошел к ней, думая, что такое платье, и вправду, надо показывать на вечеринках, в то время как он решил под этим предлогом все-таки затащить Мару к себе в квартиру. Кирилл укатил в Карпаты, Алла Эдуардовна на праздники отпросилась.
— Дед, не скучай, — проговорила Мара, подойдя к Петру Даниловичу, поцеловала его в щеку и протянула коробку с подарком. Триммер куплен был в последнюю минуту этим утром между парикмахерской и поисками вина.
Повертев в руках подарок, дед заявил:
— С таким количеством еды, что ты наготовила, мне скучать будет некогда. Вернешься когда? — спрашивал внучку, но смотрел на Максима.
— Если позволите, я привезу Марину второго, — вежливо сказал тот.
— Если откажу вам — объявите меня старорежимным маразматиком. Но учтите, молодой человек, у меня пока нет оснований вам доверять. Марина три месяца кормила меня разными байками. И теперь я вижу почему.
— Почему же? — спросил Макс.
— Такие, как вы, красиво умеют заморочить девчонкам головы, а потом хвосты поджимают — и в кусты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не давал повода для подобных выводов, Петр Данилович, — сдержанно ответил Макс. — Мне кажется, вы судите предвзято. И не меня.
— Ну вот мы и посмотрим, — и дед повернулся к Марине. — Так когда вернешься?
Мара, красная то ли от стыда, то ли от злости на деда, на этот раз вполне обоснованной, сузила глаза и ответила:
— Второго.
— Ну-ну, — усмехнулся дед.
Она рассеянно чмокнула его в щеку. С Максом они обменялись церемонным рукопожатием. Тем и закончились смотрины.
— Не злись на деда, — натягивая перчатки, уже в подъезде сказал Вересов.
Мара посмотрела на него совершенно несчастными глазами. И с трагизмом ответила:
— И так всю жизнь! — спустилась на несколько ступенек, снова остановилась и добавила, пытаясь успокоиться: — Нет, он меня любит. И бережет. Мама в Португалии, у меня, кроме него, и нет никого… Но сегодня он самого себя превзошел!
Макс повернулся к ней и, стоя на ступеньку ниже, смотрел теперь прямо ей в глаза.
— Ну я бы вряд ли ограничился только словами, если бы кто-то попытался увести тебя от меня, — он резко дернул Мару на себя и проговорил в самые губы: — Так что Петр Данилович еще был довольно любезен. Наверное, потому что Новый год, — хохотнул он и легко поцеловал ее.
— Я что? Коза или кобыла, чтобы меня уводить? Пошли уже!
Мара рассмеялась, обошла его и быстро побежала по лестнице вниз. Макс бросился за ней.
Пока ехали, Вересов усиленно заговаривал Маре зубы под тихое радио, чтобы она как можно позже поняла, что ни в какой ресторан они не едут. Припарковав Прадо на своем месте, он помог выйти Маре и, подведя ее к подъезду, спросил:
— Высоты не боишься? Одиннадцатый этаж.
Она запрокинула голову, глядя на высотку, и уголки губ поползли вверх. Сыпавшиеся с неба снежинки падали на ее лицо, и от этого сделалось совсем-совсем весело.
— Высоты не боюсь. Значит, вечеринка частная?
— Можно и так сказать, — улыбнулся в ответ Максим.
Лифт, ключ, распахнутая дверь.
— Проходи! — он замер на пороге, ожидая ее ответа.
Мара на мгновение остановилась возле него, а потом шагнула в квартиру. Наверное, Хванчкара все еще из головы не выветрилась.
— Не сказать, чтобы я не догадывалась, что рано или поздно ты притащишь меня сюда… Но ты стратег! — тихо засмеялась она.
— Пусть это будет твоим подарком мне, — сказал Макс, закрывая дверь. — Мне очень хочется, чтобы тебе здесь понравилось.
Он провел ее в гостиную, отличавшуюся от гостиной в ее квартире. Мебель в ней была дорогая, елка искусственная, шторы на окне во всю стену дизайнерские. Но вдоль противоположной стены тянулся большой книжный шкаф. И было невооруженным глазом заметно, что книги в нем собирались не одним поколением семьи Вересовых. Да елка выглядела странно. Нет, цыплят с поролоновым клювом на прищепке из детства Макса на ней не было. На ней вообще игрушек не было. Она вся была укутана разноцветным дождиком и лампочками.
Мара прошлась по комнате, словно бы не осматривалась, а привыкала. Словно бы пыталась понять, какая она сама в этом месте. И глупо удивлялась тому, что при кажущемся контрасте между его квартирой и ее собственной, едва ли она может сказать, что здесь ей не по себе. Возможно, потому что понимала, что у него не может быть по-другому. Возможно, потому что они были здесь только вдвоем, без его друзей, которых она, признаться, боялась больше, чем визита в его холостяцкую квартиру. Возможно, потому что важен был только хозяин, внимательно следивший за тем, как она перемещается по гостиной: видно было, что ей понравилась библиотека — расстегивая пиджак, она провела пальцами по корешкам книг и зачарованно улыбнулась; озадачила елка — возле нее она стаскивала пиджак с плеч; вид из окна заставил остановиться, чтобы невольно охнуть от количества огней.
В конце концов, окончив свое незатейливое исследование, она отвернулась от окна к нему и тихо сказала:
