Уж если это заявляют дамы, понимающие, что к чему, и при этом умалчивают, о каком отце идет речь, можете считать, что известность вам обеспечена.
Со временем они покинули маленький замок на Рейне и отбыли в Чехию, где молодой Леопольд, эрцгерцог Моденский, принял участие в нескольких охотах, на которых ему был вручен ряд крупных сумм в поддержку сословных требований дворянства. Здесь он завел знакомство не только с крупными землевладельцами, но и с богатыми оптовиками-колбасниками, а также с известными политическими деятелями и даже обедал однажды с председателем правительства. Этот республиканец с пониманием отнесся к требованиям некоторых представителей древних родов; таким образом, можно сказать, что Леопольд все-таки остался верен и торговому сословию: только торговал он не мануфактурой, а обещаниями и звучными именами. И это оказалось весьма прибыльным делом.
Иногда на Леопольда находила тоска по родному дому, но господин Кекуле считал, что для таких глупостей у них пока нет времени. Нужно ковать железо, пока горячо. Им еще предстоит съездить в Бельгию, потому что тамошняя правящая династия Саксен-Кобург по праву сочла бы себя обиженной невниманием - ведь через принцессу Стефанию, супругу кронпринца Рудольфа, они связаны такими тесными родственными узами! Господин Кекуле не без оснований полагал, что этот визит основательно подкрепит неподтвержденные слухи об отцовстве кронпринца...
Тем более что Стефания давно уже вышла снова за венгерского аристократа Элемера фон Лонья. Через бельгийский монархический род, породненный с Гогенцоллернами, Леопольд познакомился с неким Вильгельмом, князем Гогенцоллерном, обаятельнейшим молодым человеком, который и в изложении удивительных историй не раз брал верх над Леопольдом.
В очередной раз они повстречались в Берлине. Союз ветеранов решил вверить свои сбережения достойным представителям знатнейших родов: Габсбургов и Гогенцоллернов.
Однажды вечером, когда господин Кекуле уснул, эти два отпрыска столь великолепных родов отправились в гостиницу "Адлон", чтобы шикарно там поужинать.
Ресторан "Адлон" у Бранденбургских ворот считается не только самым большим, но и лучшим из лучших заведений. Владелец "Адлона" был в восторге от визита двух высокородных господ и буквально лез из кожи вон. Шампанское было выше всех похвал, а омары таковы, что даже привередливый Вильгельм Гогенцоллерн воскликнул:
- Magnific![ 10 ]
Французский коньяк был не только в самом деле французский, но и старый, и под его влиянием Леопольд Моденский ударился в ностальгию.
Когда к утру оба они оказались под столом, так как удержаться в неудобном положении на стуле было никак невозможно, Леопольд запричитал:
Какая мне радость, что я родственник испанскому королю, если мне домой хочется.
А мне, думаешь, нет? Я, приятель, прихожусь родственником Бурбонам, а через Фридриха Евгения и через этих Бурбонов - даже самим Чарторыйским, а это знаешь какие толстосумы! Но проку мне от этого никакого.
Леопольд снова выпил, и душа его размякла еще больше. Слезы брызнули из его глаз, и ему захотелось пооткровенничать. Но на всякий случай свою наболевшую правду он сообщил этому Гогенцоллерну по-чешски:
- А ты знаешь, что никакой я не Габсбург? Я Польда Перглер из Брно, а папаша мой там торгует штучной мануфактурой.
- Чего ты ревешь, олух царя небесного, - отвечал ему князь Вильгельм Гогенцоллерн, тоже по-чешски, - у моего бати трактир в Пардубице, а зовут меня Карел Петрасек.
И оба они долго смеялись.
Тем не менее с тех пор Леопольд Моденский принципиально избегал общения с любыми Гогенцоллернами, и старый граф Турни-Таксис высоко оценил эту крайне дальновидную политическую позицию; он говорил, что, если бы так же вел себя Франц Иосиф, последний император австрийский и король венгерский и чешский, мировая война могла бы закончиться более удачно.
С тех пор эрцгерцог Леопольд Моденский прослыл еще и проницательным политиком.
Господин Кекуле не лгал: годовые доходы действительно достигли половины миллиона, и такая сумма радует душу, даже если ее делят на двоих.
А время шло. Перед Леопольдом возникали совершенно непредвиденные затруднения: то и дело его знакомили с какой-нибудь принцессой на выданье, и он лишь ценой больших усилий воли уклонялся от принятия окончательного решения. Не то чтобы эти Аделаиды, Марии Терезии или Луизы Амалии были уродливы как на подбор, вовсе нет. Некоторые были даже богатыми. Но для свадьбы, которая бы материально обеспечила его на всю жизнь, требовались неподдельные гражданские документы. Господин Кекуле умел изготавливать старые пергаменты, но официальный документ у Леопольда был один-единственный: дорожный паспорт на имя Леопольда Перглера из Брно, выданный Чехословацкой республикой. С таким документом никак невозможно жениться на титулованной аристократке.
Поэтому оба рассудили, что разумнее всего будет временно сойти со сцены высшего света. Тем более что здоровье господина Кекуле несколько пошатнулось; унаследовав от венской тетушки не только небольшую сумму в наличности, но и большую квартиру, облюбованную девицами определенного поведения, он решил посвятить себя новой, более спокойной профессии.
Леопольд вернулся в Чехию. Но только теперь он понял, как трудно пребывать в неизвестности, если ты эрцгерцог Леопольд Моденский!
Он провел несколько приятных месяцев у барона Надгерно-го, в имении Шварценбергов, в поместьях нуворишей, у которых отсутствие титулов возмещалось наличием толстых бумажников, а в один прекрасный день отправился в Прагу на слет бывших стрелков и ветеранов войны. Для мероприятий такого рода у него имелся отличный мундир гусарского полка, который господин Кекуле раздобыл некогда в каком-то театре; украшали его ордена Золотого руна и Подвязки, купленные на аукционе в Вене.
Леопольд не догадывался, что эта прогулка окажется для него роковой.
Он не учел, что в тот самый день, когда он отправится в своей униформе на праздник стрелков, чтобы получить солидную сумму для борьбы за признание дворянских привилегий, в Прагу прибудет король египетский Фуад.
В республике королевский визит вызвал огромную радость, на которую способны только записные республиканцы. Через много лет на улицах Праги опять появится самый настоящий король - от этой мысли трепетали сердца даже у лидеров социал-демократии. Войска почетного караула выстроились вдоль всей Вацлавской площади, по которой должен был проследовать кортеж с господином президентом и королем Фуадом. Прибытие кареты, запряженной тройкой белоснежных коней, ожидалось сверху, со стороны Вильсонова вокзала. На тротуарах толпился народ.
Там, где толпится народ, непременно появляются карманники и прочая шушера, поэтому в тот момент на Вацлавской площади было немало и сотрудников "четверки". Котелки их были начищены до блеска, а пан полицейский советник Вацатко вынужден был обрядиться в парадный мундир при сабле, которая очень мешала ему, путаясь под ногами. И господа полицейские комиссары тоже появились в парадных мундирах, вселяя трепет даже в самих детективов, не говоря уже о карманниках. Похоже было, что в этой торжественной обстановке никаких неприятностей не предвидится. Тем более что большинство нежелательных личностей господа из полиции для большей верности посадили в кутузку еще вчера. Как только король уедет, их опять выпустят. А то ведь этакий Добеш из Жижкова, не ровен час, стащит египетскую королевскую корону прямо с головы у монарха.
В эту минуту, столь же торжественную, как и нервозную, из отеля "Шроубек" вышел эрцгерцог Леопольд Моденский. Его блестящий мундир отлично вписывался в праздничную атмосферу.
В изумлении разглядывал он непривычную кутерьму, а люди, привыкшие уступать дорогу любой униформе, с готовностью расступались перед ним, и девушки уже начали махать ему цветами. Леопольд, предварительно подбодривший себя несколько больше, чем следовало бы, прошел через воинский кордон.
Тут его заметил какой-то молодой поручик, командовавший ротой. Решив, что человек в такой блестящей униформе, скорее всего, королевский адъютант, он скомандовал:
- Рота, смирно! Равнение налево! На караул! Энергичная команда была выполнена не менее энергично, и
рота застыла, пожирая глазами Леопольда.
У него еще было время сообразить, что ситуация становится щекотливой, он еще мог повернуть и скрыться в дверях гостиницы. Увы, Леопольд был слишком избалован всеобщим вниманием, ему казалось, что эти почести вполне соответствуют его титулу; вот почему он не повернул назад, а, наоборот, выпятил грудь колесом и взял под козырек. Тут командир соседней роты сообразил, что пришла его очередь отдавать команду.
"На караул!" - перекатывалось все выше вверх по Вацлавской площади, новые и новые шеренги солдат застывали по стойке "смирно", сверкая штыками.
