— Какой-то гад, — ответил Спот, безуспешно пытаясь разглядеть что-то в зеркале заднего вида.
Дайана стиснула зубы. Что за черт? Что за черт мог быть на такой машине? В боковые зеркала бил яркий свет огромных фар. Она выжала полный газ, и машина рванулась вперед. Но преследователь тут же устремился вслед за ней. Она выскочила на проезжую часть; неизвестная машина безжалостно настигала ее. Впереди в темноте показался узкий, дугообразный мост. Когда она очутилась на верхушке мостика, ей показалось, что она на краю света. На широко простирающейся площади вырисовывалась деревенька с аккуратными, словно игрушечными домиками. Пока девушка любовалась этой картиной, темная длинная громадина нарисовалась перед ней, остановилась и открылась дверь. Боковым зрением она заметила водителя. Несколько секунд мужчина находился позади нее, но после она увидела черную маску и знакомую одежду — сияние черного и серебристого. Незнакомец, захлопнув дверь, рванул вперед, в узкую улочку. Она вспомнила, что говорила ей Памела Дин: «Он появится в тот момент, когда больше всего его не ждешь».
Что бы ни случилось, она должна догнать его. Теперь любитель трюков ехал впереди нее так грациозно, словно пантера, сверкая красным светом фар на расстоянии нескольких ярдов. Ей захотелось закричать от раздражения. Этот шутник явно играл с ней.
— Твоя чертова голландская печка будет работать?
Спот молчал, он уснул и спал сном младенца. Его голова каталась по ее плечу, и она яростно пыталась стряхнуть ее. Через несколько миль дорогу окутал лес. Вдруг ведущая машина свернула на проселочную дорогу, а потом скрылась за деревьями. Дайана проехала в лесную гущу и остановилась, погасив фары. Она тут же выпрыгнула из машины на траву. Над головой от ветра раскачивались верхушки деревьев. Она подбежала к другой машине; в салоне было пусто.
Дайана осмотрелась по сторонам. Вокруг было темно, лишь тонкий луч света от ее машины освещал узкую тропинку. Она зацепилась длинной юбкой за колючий Кустарник, выругалась и произнесла:
— Где ты, черт? Где ты прячешься? Не будь ребенком!
Ответа не последовало. Но вдруг где-то вдалеке насмешливо зазвучат высокий, тонкий звук детской свистульки. Мелодия напоминала песенку из детства:
«Том, Том — трубадура сын
Научился играть, когда был молодым.
И единственной песней, что мог он играть
Была: «По холмам далеко путь держать».
«По холмам далеко путь держать,
А ветер мой галстук будет сдувать».
— Как это глупо, — сказала Дайана.
Мелодия казалась какой-то бестелесной, и трудно было понять, откуда она звучит. Девушка побежала на слабый звук, но мелодия становилась тише; тонкие лозы ежевики опутали ее ноги, царапая и раздирая ее шелковые чулки. Она пыталась высвободиться и, раздражаясь все больше, развернулась в другую сторону. Звуки свистульки затихли. Вдруг Дайана почувствовала, что боится деревьев, темноты и этого незнакомого места. Магическое действие успокаивающих и расслабляющих алкогольных напитков исчезало, и взамен приходило чувство страха. Она вспомнила, что у Спота была с собой карманная фляжка, и начала пробираться обратно к машине. Тут фары погасли, и, казалось, ночь стала еще черней; Дайана содрогнулась от ужаса.
Замерев, простояла несколько секунд будто в столбняке, затем побежала в отчаянии; она бежала и громко кричала. Вдруг ей показалось, что чья-то рука схватила ее, она споткнулась и упала, сжавшись.
Тут снова зазвучала та же самая мелодия, она была еле различима:
«Том, Том — трубадура сын...»
Девушка замерла.
— Ужас, который наводит темный лес, — произнес насмешливый голос где-то у нее над головой, — наши предки называли «паническим страхом» или страхом великого Божества Пан. Любопытно отметить, что современный прогресс не отличает страх от сумасшествия.
Дайана посмотрела вверх. Ее глаза уже привыкли к темноте, и теперь в ветвях деревьев она уловила бледное сияние серебристой материи.
— Зачем ты ведешь себя как идиот?
— В основном для саморекламы. Человек должен быть неординарным, тогда он интересен другим. Я всегда неординарен. Вот почему, моя дорогая леди, преследуют меня, а не я. Возможно, вы скажете, что это дешевый трюк, да, так и есть; но, согласитесь, он хорош для тех, у кого мозги пропитаны джином. Для таких, как вы, если вы не против, давайте отбросим формальности.
— Можно вас попросить спуститься вниз?
— Возможно. Но я предпочитаю смотреть на вас сверху.
— Вы же не можете просидеть там всю ночь. Подумайте, как глупо вы будете выглядеть в лучах утреннего солнца.
— О! По сравнению с вами я буду выглядеть утром просто совершенно. Мой костюм больше, чем ваш, подходит для акробатических упражнений в лесной ночной тьме.
— В таком случае, для чего вы их делаете?
— Чтобы доставить себе удовольствие — это единственная причина, по которой кто-либо что-либо делает.
— Тогда вы можете остаться здесь и дурачиться в свое Удовольствие. А я направляюсь домой.
— Ваши туфли совершенно непригодны для дальних прогулок, но, если вам нравятся экстремальные виды спорта, можете добираться домой любыми способами.
— Почему это я должна идти пешком?
— Потому что ключи зажигания от обеих машин у меня в кармане. Простая мера предосторожности, мой дорогой Ватсон. Я так же думаю, что ваша попытка передать вашему приятелю сообщение не увенчается успехом. Он в руках у Морфиуса — могущественного бога хотя не столь древнего, как Пан.
— Я ненавижу вас, — сказала Дайана.
— Вы еще на долгом пути к любви ко мне — это естественно. Мы должны, обязаны возлюбить творения Божий, когда видим их. Вы видите меня?
— Не совсем. Если вы спуститесь, я смогу рассмотреть вас получше.
— И, возможно, полюбить?
— Возможно.
— Тогда мне здесь безопаснее. Все ваши любовники имели неосторожность плохо закончить жизнь. Молодой Кармишель...
— Я ничего не могла поделать. Он очень много пил. Он был ненормальным.
— А Артур Баррингтон?
— Я говорила ему, что у нас ничего не получится.
— Совсем ничего. Но он все равно пытался и однажды вышиб себе мозги. Не то чтобы мозги эти были очень хорошие, но какие были. А Виктор Дин...
— Маленькая дрянь! Я не имею никакого отношения к его смерти.
— Разве?
— Он ведь упал с лестницы, так?
— Упал. Но почему?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Ни малейшего? Думаю, должны иметь. Почему вы не захотели продолжать с ним отношения?
— Потому что он был глупым маленьким занудой, впрочем, как и все остальные.
— Вам нравится, чтобы мужчины были разные?
— Я люблю разнообразие во всем.
— А когда вы находили, что они разные, вы пытались подвести их под одну гребенку. Вы вообще можете назвать хотя бы одного, не похожего на всех?
— Да, вы — другой.
— Только до тех пор, пока сижу на своей ветке. Если я спущусь к вам, я стану как все остальные.
— Спустись, попробуй.
— Я знаю, где я в безопасности. Будет лучше, если вы заберетесь ко мне.
— Разве это возможно?
— Ну конечно, вы не можете. Вы умеете только опускаться и опускать.
— Хочешь оскорбить меня?
— Да, но это очень трудно.
— Спустись сюда, Арлекин, — я хочу видеть твои глаза.
— Что-то новенькое для вас, не так ли? Хотеть то, чего не можешь получить. Вы должны быть благодарны мне за предоставленное разнообразие в жизни.
— Я всегда хотела того, чего не могу получить.
— Что же вы желаете?
— Яркой жизни... Острых ощущений...
— Что ж, сейчас их как раз в изобилии. Расскажите мне все про Виктора Дина.
— Что вы хотите о нем знать?
— Все.
— Если я расскажу, ты спустишься вниз?
— Возможно.
— Оригинальную тему для обсуждения вы выбрали.
— Я знаменит своей оригинальностью. Как вы с ним познакомились?
— Однажды ночью мы с моей компанией поехали на какую-то танцевальную площадку, в какой-то страшный пригород. Мы думали, это будет круто.
— И что?
— Нет, там было довольно скучно. Но там был он, он запал на меня. Тогда он показался мне милым ласковым котиком. Вот и все.
— Простая, несложная история. И как долго он был вашим забавным котиком?
— Около шести месяцев. Но он оказался ужасно скучным и педантичным. Только представь себе, дорогой Арлекин. Он смешивал все: хлеб, сыр и поцелуи. Смеешься?
— Весело.
— Нисколечко. Он был скользкий тип.
— Дитя мое, ты не очень справляешься с ролью рассказчицы. Вы просто споили его. Вы заставляли его пить больше, чем он этого хотел. Вы пытались заставить его принимать наркотики, а он отказался. Продолжать?
— Он был гнусной сволочью, Арлекин, это правда. Он не получил ничего, чего бы мог получить.
