сурово темнело знакомое пятно… Захлебнулся, закашлялся, и Артуро тут же просунул голову в дверь:
— Проснулись, сеньор?..
— Да, сейчас сойду.
— Ждем вас, жде-ем, — ласково протянул Артуро.
Смутно улавливалось приснившееся, сон расплывался в сознании, и никак не удавалось прояснить его. Отыскать бы конец, ухватить за нить, и размотался бы спутанный клубок.
Машинально оделся. Новый костюм радовал; правда, пуговицы не слушались. Зеленый костюм, зеленый… «Ему синее было бы к лицу» — так сказала она, подбоченясь… Тереза… Как она ступала!..
«Хочешь, поцелую? Но только в щеку…»
Да, так и сказала… Почему не подставил щеку? Нет, нет, неудобно… а почему? Пусть ей будет неудобно. Нет, все равно стыдно, неловко…
Жарко вспыхнул, снова поднес кувшин к губам и закрыл глаза, чтобы не видеть досаждавшее пятно… И снова сладко вспомнилось: «Хочешь, поцелую? Но только в щеку…»
Сошел в комнату хозяев, безотчетно стараясь держаться красиво.
— Здравствуйте, — жена Артуро, чуть приподняв подол длинного платья, изящно присела.
Он сразу вспомнил — энергично щелкнул каблуками.
— Здравствуйте, сударыня…
Тучнотелая была особа, краснощекая. И сыночек ее, юный Джанджакомо, тешил глаз цветущим видом.
— Как спалось? Выглядите прекрасно…
— Э-э… — Доменико смешался. — А-а…
— Надо сказать: «Благодарю, хорошо», — подоспел на помощь Артуро.
— Спасибо, хорошо.
— Не обижаешься, что учу здешним манерам и правилам, мой…
— Нет, что вы! Можно, я и сам буду спрашивать вас…
— Конечно, почему же нет, мой…
— Доменико… — И радостно вспомнилось: «Хочешь, поцелую? Но только в щеку…»
— Прекрасное имя! Прелестное!..
Доменико жевал машинально, задумался.
Какая была женщина…
После завтрака вышел на улицу. В кармане лежало восемь драхм — их хватит надолго. «Шесть тысяч, шесть тысяч…» — подумал, ликуя, и пустился к лесу. Тропинка тянула то влево, то вправо, словно вела по следам пьяного. Издали заметил срубленное дерево и быстро отвел глаза — не проследил бы за ним кто… Вокруг, правда, ни души, но все же. Направился в другую сторону и, издали поглядывая на заветное место, наслаждался, упивался своим счастьем. «Ему синее было бы к лицу». «Нет… — и вспыхнул. — Нет, нет, сразу догадается». И все же поддался искушению, вернулся к Артуро, покрутился у калитки. «Догадается — высмеет…» Против воли пнул калитку, шумно распахнул и протянул две драхмы услужливому Артуро:
— Если можно, купите мне синий костюм.
— Такой… или самый дорогой?
— Такой же.
— Стоит ли, давай перекрашу этот…
— Нет, мне сейчас нужен… Прямо сейчас…
Он шел рядом с Тулио, по-прежнему одетый в зеленое. Надел синий, прошелся по комнате и раздумал идти в новом. Волнуясь, шел он по улицам Краса-города. Тулио, беспечно приветствуя знакомых, вел его туда же, к Терезе.
Расставив ноги, женщина крутила над головой голубую скатерть.
— Спятила, Тереза?! — воскликнул Тулио.
— Хочу побыстрей просушить… О, и его привел?
— Да. Все еще нравится?
— Нет, прошло.
— Врешь…
— Да, вру. Увидела вот и опять пленилась… Как себя чувствуешь, Доменико?
— Я? Хорошо… Благодарю вас, хорошо…
— Уже научился?
— Чему?
— Так отвечать.
— Да.
— Дурачок мой… Глупенький.
Ласково прозвучало в ушах Доменико, желаннее ласковых «милый», «родной».
Она присела на край стула, очертила взглядом его лицо, губы, лоб, тонкий нос, глаза ее лукаво взблеснули, и Доменико мучительно покраснел, предчувствуя страшное.
— А я тебе нравлюсь?
— Мне?..
— Да, тебе…
— Не знаю… — и потупился.
— Нравлюсь! — заликовала женщина и, гордо вскинув голову, шалью накинула на себя голубую скатерть. Пригладила бровь и, тая озорной, беззаботный смех за красивыми крупными зубами, заулыбалась. — А вот так больше нравлюсь?
— Да… — Доменико кивнул.
— А вот так… — она распростерла руки. — Вот так? — обернулась скатертью, коротким жестом распустила, раскидала густые тяжелые волосы, выставила грудь, нацелив на него, словно глаза, два острых восхитительных бугорка. — Нравлюсь?
Не было сил вынести, так бы и вскочил, сбежал, но и это было не по силам. Поднял на Терезу молящий взгляд. Женщина смешалась.
— Хорошо, хорошо, не буду… Прости.
Ее раскосые зеленые глаза померкли на миг и вновь замерцали — украдкой глянули на Доменико.
— Что подать, Тулио?
— Два шипучего.
— Я не буду пить…
— Почему, Доменико?
— Голова болит и…
— Голова болит? — встревожилась женщина. — Очень болит?
— Нет, не очень…
— Дать тебе лекарство?
— Нет.
— Я тебе неприятна?
— Нет, что вы…
— Хватит, Тереза, не своди его с ума…
— Да, хватит, пожалуй, — вздохнула Тереза, — а то примет меня за… скверную женщину… Бокал шипучего, что еще?
— Ничего. Ему — кружку пенистого, может, пройдет голова, спаси его. Слушай, Тереза, не думай, что ревную, простое любопытство — чем он тебя пленил?
— Чем? — женщина покосилась на Доменико. — Тем, что… тем, что… Сейчас вернусь.
И так внезапно охладела, так равнодушно отошла — у Доменико сердце сжалось.
А она обернулась и ласково подмигнула ему обоими глазами разом, Доменико отвел взор, пробормотал:
— Я ненадолго…
Куда податься, не знал, но и оставаться там, рядом с этой женщиной, больше не мог. Где-то близко журчала вода, он пошел на плеск и очутился у бассейна с фонтаном. О, только придурка Уго недоставало ему сейчас…
Мальчик грозился убить кого-то, но, завидев Доменико, обронил свой «нож» — деревянную палочку — испуганно втянул голову в плечи, затрусил прочь.
Настроение у Доменико испортилось. В глазах мальчика так противно изогнулись вялые серые рыбки… Повернул назад и столкнулся с Тулио.
— Пошли с нами, за город собираемся. — И самодовольно добавил: — Я расплатился по счету. Отцу Терезы плохо стало, ушла она.
— Кто еще идет?
— Кое-кого ты знаешь, видел на именинах Кончетины.
— И мне… с вами?
— Конечно! Ты — чужак, и… как говорится, представляешь интерес.
— Правда?.. Не шутишь?
— Ха, шучу! Да сам Дуилио идет ради молодежи! — И добавил: — Не думай, что Тереза вертихвостка; и так, и этак подъезжали мы к ней, обхаживали, ни черта не добились.
У Доменико перехватило дыхание.
— Шрам на лбу у Цилио заметил?
— Нет…
— Это она его ударила.
— Так сильно?
— Стакан в него запустила. Знаешь за что? Подмигнул ей разок.
— За это?! Она такая?
— У-у, не подступишься! Дикая…
— Где-то здесь рядом родник есть, помнится, — сказал Винсентэ, воротничок у него был застегнут. — Господа, вас ждет поистине потрясающе вкусная вода.
— Чудесно, чудесно! — залилась смехом Сильвия. — Ничего нет лучше воды!
— Когда испытываешь жажду, — уточнил Дуилио, такой, каким был.
Начиналась пора желтолистья. В лесу было солнечно, в воздухе реяли листья, нехотя опускались на землю — кружились желтыми хлопьями — желтым снегом. На верхушках деревьев гомонили птицы, щебет всплесками растекался в прозрачной синеве, но какая-то пташка грустно призывала другую, и враждебно темнело обомшелое дупло.
— Во-от и родник, — указал
