Бэнкэй, раздражённый тем, что Кисанда опередил его, забегал по двору и вдруг увидел у южных ворот всадника, облачённого в доспехи с узором «узлы и удавки». Бэнкэй подбежал.
– Кто таков?
– Двоюродный брат Тосабо, и зовут меня Ихо-но Горо Моринага, – был ответ.
– А я – Бэнкэй!
И Бэнкэй ринулся на двоюродного брата Тосабо, а тот сразу понял, что с таким противником ему не совладать, хлестнул коня и ударился было в бегство.
– Жалкая тварь! Не уйдёшь! – вскричал Бэнкэй и устремился за ним. Удар боевого топора пришёлся по крупу, так что лезвие вошло в конскую плоть до самого обуха. Конь рухнул. Бэнкэй навалился на всадника, связал его собственным его же поясом и поволок к Судье Ёсицунэ. Там Ихо-но Горо привязали рядом с младшим Тосабо.
Между тем сам Тосабо увидел, что воины его большей частью либо перебиты, либо разбежались. То, что схваченному Ихо-но Горо сохранили жизнь, его, как видно, не обнадёживало, у него осталось ещё семнадцать всадников, и он решил спасаться бегством. Разбрасывая пеших противников, он пробился к реке Камо в конце Шестого проспекта. Тут десять из его семнадцати разбежались кто куда, осталось семеро. И он помчался вверх по течению Камо, направляясь к храму Курама.
А надобно помнить, что настоятель храма Курама был некогда наставником Судьи Ёсицунэ, и братия тоже по старой памяти питала к нему глубокие чувства, а потому все они, числом в сотню, и думать не желая о последствиях, порешили взять сторону Судьи и встали заодно с преследователями Тосабо.
У себя во дворце Судья Ёсицунэ ругательски изругал своих вассалов.
– Бездельники! – кричал он. – Как же вы дали ускользнуть от вас такой птице, как Тосабо? Догнать стервеца!
И все самураи Ёсицунэ до единого человека пустились в погоню, оставив дворец Хорикава на попечении столичной стражи.
Между тем Тосабо, изгнанный из храма Курама, укрылся в долине Епископа. За ним гнались по пятам, и он, пожертвовав свои доспехи храму великого и пресветлого божества Кибунэ, спрятался в дупле огромного дерева неподалёку. Бэнкэй и Катаока, потерявши Тосабо, сказали себе: «Господин нас за это не похвалит» – и принялись за поиски с новым усердием. Тут Кисанда, взобравшись на поваленное дерево, вдруг вскричал:
– Вон там, за спиной господина Васиноо, в дупле дерева что-то шевелится!
Васиноо повернулся и, потрясая мечом, кинулся к убежищу Тосабо.
Увидев это, Тосабо понял, что с врагами ему не совладать, выскочил из дупла и стремглав помчался вниз по склону холма. Бэнкэй обрадованно взревел: «Куда, мерзавец!» – и, распахнув во всю ширь свои длани, пустился за ним в погоню. Тосабо был прославленным бегуном, он оставил между собой и Бэнкэем не менее сотни шагов, когда снизу ему навстречу раздался голос: «Здесь жду его я, Катаока Цунэхару! Гоните его на меня!» Услыхав этот голос, Тосабо понял, что ему не пробиться, шарахнулся в сторону и побежал наискось вверх по крутому склону, но уже стоял там и целился в него сверху вниз из лука громадной стрелой с раздвоенным наконечником Сато Сиро Таданобу, словно бы говоря ему: «Не уйдёшь», и уже легонько натягивал тетиву. И ведь не вспорол себе живот Тосабо, а покорно отдался в руки Бэнкэю. Тут же доставили его в храм Курама. Оттуда в столицу отрядил с ним настоятель Тобоко пять десятков монахов.
– Привести Тосабо ко мне! – приказал Ёсицунэ, и Тосабо приволокли на главный двор.
Судья Ёсицунэ во всех доспехах, кроме панциря, и при мече вышел на веранду.
– Ты видишь, Тосабо, – произнёс он, – что клятвенные письма сразу себя оказывают. Зачем ты писал их? Положим, ты пожелал бы уйти от меня живым и я отпустил бы тебя, что с тобой будет?
Тосабо поклонился, коснувшись головой земли, и сказал:
– Сёдзё дорожит своей кровью, зверь сай дорожит своим рогом, а японский воин дорожит своей честью. Если вы отпустите меня живым, как покажу своё лицо сотоварищам? Одна милость от вас мне потребна: отрубите мне без промедления голову.
Выслушав его, Судья Ёсицунэ сказал:
– Видно, Тосабо – человек твёрдый. Потому-то и положился на него Камакурский Правитель. Надлежит ли нам убить столь важного пленника? Или оставим его живым в тюрьме? Решай и действуй, Бэнкэй!
И Бэнкэй произнёс:
– Когда столь сильного врага заключают в темницу, он темницу разрушает, а это нам ни к чему. Надо его незамедлительно зарезать.
Он велел Кисанде взять конец верёвки, которой был связан Тосабо. Они свели Тосабо на берег Камо в конце Шестого проспекта, и там назначенный палачом Суруга Дзиро его зарезал. Было Тосабо сорок три года. Также были зарезаны Тосабо Таро девятнадцати лет и Ихо-но Горо тридцати трех.
Те, кому удалось избежать плена и гибели, воротились в Камакуру и доложили Правителю:
– Тосабо не справился. Судья Ёсицунэ казнил его.
И Ёритомо в ярости вскричал:
– Как посмел он схватить и казнить моего посланца? Он жестоко за это поплатится!
Но воины говорили между собой:
– Тосабо был казнён справедливо. Ведь он был послан убить Судью Ёсицунэ!
О том, как Ёсицунэ покинул столицу
Так ли, иначе ли, но Камакурский Правитель объявил карательный поход. Первым с большой силой двинулся на столицу Ходзё Токимаса. Что касается Хатакэямы, то поначалу он отказался, однако, получив повторное повеление, встал во главе Семи родовых союзов Мусаси и вышел к храму Ацута в провинции Овари. И ещё прошёл слух, что вскорости из Восточных земель выступит арьергардом Ояма Сиро Томомаса с отрядом в тысячу с лишним всадников.
В первый день одиннадцатого месяца столичный Судья Ёсицунэ отправил с превосходительным Нисиномия-но самми в резиденцию государя-монаха такое послание:
«Когда я, не щадя своей жизни, громил врагов династии, я не только смывал позор с имени предков своих, но и стремился утишить высочайший гнев. И вот, в то время как ожидал я особых милостей в знак монаршей благодарности, поражает меня нежданное известие: Камакурский Правитель, словно неблагодарный волк, ищущий загрызть человека, который его вскормил, отрядил против меня свои войска. Надеялся я получить во владение земли к западу от заставы Встреч, однако теперь прошу, чтобы отдали мне хотя бы только Сикоку и Кюсю, куда бы я и удалился незамедлительно».
Тут надлежало определить высочайшее решение, и потому собрался Придворный Совет. Каждый высказал своё мнение, и приговорено было так: «То, что говорит в своём послании Ёсицунэ, вызывает сочувствие. Однако, ежели даровать ему соответствующий рескрипт, гнев Камакурского Правителя будет ужасен. Напротив, ежели такой рескрипт не будет ему пожалован, Ёсицунэ, несомненно, поведёт себя в столице по примеру своего двоюродного брата Кисо Ёсинаки, и тогда здесь учинится великое беспокойство. Поскольку войска Камакурского Правителя уже находятся на пути к столице, надлежит сделать так: даровать Ёсицунэ просимый рескрипт и в то же время указать войскам Минамото из ближайших провинций напасть на него близ бухты Даймоцу».
На том порешили, и рескрипт был дарован. Получив его, Судья Ёсицунэ стал готовиться к отбытию на Сикоку.
Как раз в то время в столице собралось множество воинов из Сикоку, и был среди них некий Огата Сабуро Корэёси. Ёсицунэ призвал его к себе и сказал:
– Я пожалован землями Кюсю и направляюсь туда. Могу я положиться на тебя?
И Корэёси ответил:
– Как раз сейчас прибыл в столицу некто Кикути Дзиро. Призовите к себе и его, и, ежели благоугодно будет вам его казнить, я сделаю всё, что вы прикажете.
Судья Ёсицунэ призвал к себе Бэнкэя и Исэ Сабуро и спросил:
– Кто из них лучше – Кикути или Огата Сабуро?
Они ответили:
– Оба равноценны. Правда, Кикути будет понадёжней, но зато у Огаты больше воинов.
Тогда Ёсицунэ вызвал Кикути и сказал:
– Беру тебя в сторонники.
– Я бы с радостью пошёл под вашу руку, – ответил Кикути, – да вот беда: сына моего взяли на службу в Восточных землях, а разве это дело, чтобы родитель и сын состояли во враждующих лагерях?
И Ёсицунэ объявил:
– Раз так, надлежит Кикути убить.
К жилищу Кикути был послан отряд под командой Бэнкэя и Исэ Сабуро. Кикути отбивался до последней стрелы, затем поджёг свой дом и зарезался. И Огата Сабуро, взяв голову самоубийцы, представил её Ёсицунэ.
Третьего числа одиннадцатого месяца Судья Ёсицунэ в сопровождении своего дяди, правителя провинции Бидзэн, покинул столицу. Он повелел:
– Поскольку мы вступим в пределы наших владений впервые, надлежит всем одеться понаряднее.
И все нарядились прилично своему достоинству.
В ту пору Ёсицунэ сопровождала прославленная в мире танцовщица-сирабёси Сидзука, дочь Преподобной Исо, одетая, по желанию господина, в охотничий костюм. Сам же Ёсицунэ был в лёгких доспехах поверх красной парчовой одежды и сидел в окованном серебром седле на дородном вороном коне с пышной гривой и густым хвостом. За ним двумя отрядами по конским мастям следовали пятьдесят всадников в панцирях с чёрными шнурами и на вороных конях под окованными серебром сёдлами и ещё пятьдесят всадников в красных кожаных доспехах и на гнедых конях, а за ними скакали вперемежку отряды по сто и по двести всадников, а всего их было более пятнадцати тысяч человек.
