— Мы оказались в самой гуще флота, выходящего из скачка. По нам открыли огонь. Другого шанса, кроме как уйти в скачок, не было. Случайный вектор вывел нас в атмосферу этой планеты. Она обитаема, воздух пригоден для дыхания, так что нам здорово повезло. Дважды. Первый раз, когда мы вообще сумели выйти из такого скачка, — он с непонятным пренебрежением усмехнулся.
— А куда мы сейчас идём? — подобралась я к самому насущному.
— В сторону жилья. В той стороне в нескольких днях пути располагается крупный населённый пункт, и у нас будет возможность захватить корабль. Я почти уверен, что эта планета сейчас принадлежит циаматам, поэтому особых проблем быть не должно.
Нет, я, конечно, понимала, что круче только горы. Но он что, всерьёз собрался один увести инопланетный космический корабль?! Высказывать собственные сомнения вслух я не стала, но как-то подозрительно ненадёжно всё это выглядело. Чистым безумием, если откровенно.
— И… вы знаете, что это за планета?
— Предположение есть, — с очень неприятной улыбкой сообщил мужчина. — Но тебе это всё равно ничего не скажет. Это всё? — с некоторым раздражением проговорил он.
— Почти, — я воспользовалась случаем, прячась за импровизированным мангалом и выкладывая на две поперечины наше с сыном Тора художество. — Спасибо, что не прикончили. И не бросили, — почти себе под нос проговорила я.
— Пожалуйста, — после некоторой заминки бесцветно отозвался мужчина.
На этом лимит общения, похоже, на сегодня был исчерпан.
Глава 5. Ирий
Дорога, а в дороге МАЗ,
который по уши увяз.
В кабине тьма, напарник третий час молчит.
Хоть бы кричал, аж зло берёт!
Назад пятьсот, вперёд пятьсот,
А он зубами танец с саблями стучит
В.С. Высоцкий, «Кругом пятьсот»
Ольга была несправедлива к Ульвару, когда думала, что он — бездушный робот. Сын Тора был не так уж плох для своей биографии; бескомпромиссный, жёсткий, безжалостный, он тем не менее никогда не бросал своих, не предавал доверившихся и не изменял долгу.
Просто найденная в заброшенной лаборатории женщина не была для него «своей». Она даже человеком не была: опасный неопознанный объект. И тут выдержка, которой Ольга гордилась, и отсутствие выраженных эмоциональных реакций на происходящее (не считая страха) служили ей плохую службу в вопросе достижения взаимопонимания с чёрным трибуном второго легиона. При подобном сдержанном поведении у него даже мысли не могло возникнуть о том, что перед ним обыкновенный живой человек со своими проблемами и надеждами на будущее. Поэтому от того, чтобы пристрелить её прямо в разбитом корабле, мужчину удержали два соображения. Во-первых, чувство долга и ответственности: ведь обещал же доставить, а тут такой провал. И, во-вторых, понимание, что выстрелить никогда не поздно; да на крайний случай можно будет и руками справиться.
А ещё сын Тора напрочь забыл, как нужно обращаться с женщинами за пределами постели. Или, вероятнее, никогда не знал. Обласканный и избалованный вседозволенностью и всеобщим восхищением, он этого и в довоенной юности не умел. А смысл учиться, если они сами падали в руки красивому полубогу и наследнику одной из младших Императорских фамилий? Тем более, создавать семью в тридцать лет он ещё даже не начинал собираться, будучи по меркам абсолютов совсем мальчишкой, а для случайных интрижек вполне годились дамы облегчённого поведения из ближайшего окружения.
Потом началась война, и стало не до развлечений. Война протащила избалованного мальчика через такое, что даже абсолют сумел повзрослеть. И он воевал, неожиданно оправдывая возложенные на него надежды и показывая те стороны характера, которых в капризном юноше никто и не предполагал. Но женщины остались в воспоминаниях, и остались с не лучшим мнением, сформированным о них. А изменения, которым боги подвергли людей для поддержания численности населения, окончательно утвердили Ульвара во мнении, что женщины — это лишь красивые и местами приятные в эксплуатации приспособления для вынашивания детей.
Была ещё, правда, Её Императорское Величество; наверное, единственная женщина, с которой сын Тора толком общался за последние двести лет. Но, во-первых, то была Императрица, и от прочих людей её обособлял даже он. А, во-вторых, сложно было воспринимать как женщину ту, кто в три года называла его «дядей Улей», несказанно тем раздражая. Ребёнку было плевать с высокой колокольни на недовольство большого дяди с таким удобным для картавой детской речи именем. Тем более, ребёнок точно знал, что дядя его не обидит, и, более того, может даже покатать на широченных плечах.
В общем, когда Ольга вдруг на ровном с точки зрения мужчины месте впала в истерику, даже забыв на время про собственные страхи, Ульвар здорово растерялся. Раньше женские слёзы для него были инструментом шантажа, и потому презирались. Сейчас же он не мог не заметить искренности и отчаяния этого всплеска, особенно после оброненной фразы «лучше бы меня сразу прикончили». И как-то вдруг обнаружил в той, кого до сих пор классифицировал как «опасный объект», обычную человеческую женщину.
То есть — существо слабое, несамостоятельное, бесполезное в условиях дикой природы чужой планеты, но которое, тем не менее, необходимо было защитить.
В этом мнении он укреплялся всю дальнейшую дорогу. И когда она испуганно жалась к его ногам при виде нападающих хищников, напрочь забыв, что совсем недавно боялась его не меньше, а то и больше. И потом, когда выяснилось, что всю дорогу она шагала в скафандре с неисправной терморегуляцией, а обе стопы оказались стёрты до весьма жалкого состояния. То есть, она оказалась не просто бесполезной, а ещё и неспособной позаботиться о себе даже в мелочах. После чего окончательно перешла в разряд «недееспособный ценный груз».
Ненадолго. Ровно до следующей неожиданности.
Наблюдая, как ловко и уверенно эта трусливая и хлипкая девчонка орудует ножом, подготавливая мясо, Ульвар неожиданно вынужден был с растерянностью признать, что у него так аккуратно не получилось бы никогда. То есть, этот самый груз умел делать что-то полезное. Для абсолюта данное открытие стало настоящим откровением.
Нет, чисто теоретически, он слышал, что обычно женщины следят за хозяйством, даже готовят, выполняют много других полезных дел, а порой бывают весьма умны, и даже становятся отличными специалистами в совершенно «мужских» профессиях. Но знать и видеть своими глазами — разные вещи. А сам он таких никогда не встречал; умным женщинам высшего света было не интересно общаться с избалованным мальчишкой.
