— Космический Тони не может так сложить обстоятельства.
Вот именно.
— Получается, тебе хуже, чем мне. Космический Тони может помочь мне, а тебе не может.
— Нет. Черт, нет. Прости, Морин. Я не имел этого виду. У тебя… У тебя очень тяжелая жизнь, и во всех твоих бедах нет ни капли твоей вины, а все случившееся со мной — это лишь следствие моей глупости, а еще… Тут и сравнивать нечего. Серьезно. Зря я вообще заговорил об этом.
Не зря. Мне было намного приятнее думать о Космическом Тони, чем о Боге.
Мартин
Заголовок в газете — на первой полосе, и с той фотографией, где я лежу на земле у ночного клуба, — гласил: «ХОЧЕШЬ УВИДЕТЬ АНГЕЛА — СПРОСИ У ШАРПА КАК». В статье упор делался не на красоту и загадочность произошедшего на крыше, как нам обещали. Линда решила взглянуть на это под другим углом, сосредоточившись на внезапном и весьма забавном помешательстве бывшего телеведущего. Моя журналистская сущность подозревает, что она, в общем, все сделала верно.
— Как это понимать? — спросила меня Джесс по телефону на следующее утро.
— Это из рекламы препаратов для похудания, — объяснил я. — «Хочешь похудеть — спроси у меня как».
— А какое отношение ко всему этому имеют препараты для похудания?
— Никакого. Просто фраза известная. И Линда ее переделала.
— Не важно. С какой стати там говорится только о тебе? О нас почти ни хрена нет.
Тем утром было много телефонных звонков. Тео позвонил и сказал, что статья вызвала интерес, что теперь ему наконец есть с чем работать — главное, чтобы я не переставал делиться с общественностью своими интимными духовными переживаниями. Пенни хотела встретиться и поговорить. А еще звонили мои дочки.
Синди не позволяла мне говорить с ними уже не одну неделю, но материнский инстинкт подсказал ей, что девочкам самое время поговорить с папой, коль скоро он на всю страну рассказывает о своем общении с посланниками Господа Бога.
— Папа, ты правда видел ангела?
— Нет.
— А мама сказала, видел.
— Но это не так.
— А почему мама так сказала?
— Спроси у нее.
— Мама, почему ты сказала, что папа видел ангела?
Я терпеливо ждал, пока закончится короткий разговор на том конце провода.
— Она говорит, что она такого не говорила. Говорит, что так говорят в газетах.
— Я это придумал, моя милая. Чтобы заработать немного денег.
— А…
— Чтобы я смог купить тебе хороший подарок на день рождения.
— А… Почему тебе дают деньги за то, что ты говоришь, что видел ангела?
— В другой раз объясню.
— А…
Потом я говорил с Синди, но недолго.
А еще позвонил мой шеф с кабельного. Он звонил сообщить мне, что я уволен.
— Ты шутишь.
— К сожалению, нет, Шарпи. Но ты не оставил мне выбора.
— А что я такого сделал?
— Ты видел статью?
— Тебя это беспокоит?
— Честно говоря, если судить по ней, то ты смахиваешь на психа.
— Зато многие узнали про канал. Об этом ты не подумал?
— Это плохая известность, по-моему.
— А тебе кажется, будто к твоему каналу применительно выражение «плохая известность»?
— Что ты имеешь в виду?
— Никто понятия не имеет, кто мы такие. Кто ты такой.
Последовала долгая, очень долгая пауза, во время которой я практически слышал, как скрипят шестеренки в голове у Деклана.
— А, понятно. Хитро придумал. Мне как-то не приходило в голову.
— Я не собираюсь ни о чем умолять тебя, Дек. Это уже будет извращение. Ты берешь меня на работу, когда я никому не нужен. А потом увольняешь меня, когда я на коне. Кто еще из твоих ведущих оказался сегодня на первых полосах?
— Нет-нет. Логично, логично. Теперь я понимаю, о чем ты. Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что выражение «плохая известность» неприменимо к… еще не раскрученному каналу.
— У меня, конечно, вряд ли бы получилось так изящно выразиться, но да. В общем и целом так.
— Ладно. Ты меня переубедил, Шарли. Кто у нас сегодня будет в гостях?
— Сегодня?
— Да. Сегодня же четверг.
— А…
— Ты забыл?
— В каком-то смысле, в общем, да.
— То есть гостей у нас на сегодня нет?
— Думаю, я могу пригласить Джей-Джея, Морин и Джесс.
— Кто это такие?
— Остальные трое.
— Какие еще остальные трое?
— Ты статью читал?
— Я читал только про то, как ты ангела увидел.
— Они были там со мной.
— Где были?
— Деклан, вся эта история с ангелом произошла потому, что я собирался покончить с собой. Забравшись на крышу многоэтажки, я столкнулся там с людьми, которые собрались сделать то же самое. А потом… В общем, если вкратце, то ангел сказал нам спуститься обратно.
— Ни хрена себе.
— Не без этого.
— И ты думаешь, ты сможешь привести их на шоу?!
— Я в этом почти уверен.
— Господи. А во сколько нам обойдется их появление, ты не знаешь?
— Триста фунтов на всех, наверное. Плюс расходы. Одна из них… В общем, она одна растит ребенка, которому нужен постоянный уход.
— Зови их. Плевать. Плевать на расходы.
— Вот это я понимаю, Дек.
— По-моему, это хорошая мысль. Я доволен. Старина Деклан еще не потерял нюх, а?
— Это точно. Ты сенсации за милю чуешь. Прямо как собака Баскервилей.
— Вы просто должны понять, — объяснял я им. — Это никто не будет смотреть.
— Это один из твоих старых профессиональных трюков? — со знающим видом спросил Джей-Джей.
— Нет, — ответил я. — Поверьте. Это действительно никто не будет смотреть, в самом прямом смысле этого слова. Я еще не встречал людей, которые бы видели мое шоу.
Центральная студия нашего всемирно неизвестного канала располагается в помещении гаражного типа в районе Хокстон. Там есть приемная, две гримерные и студия, где записываются все четыре наши передачи. Каждое утро женщина по имени Кэнди-Энн продает косметику; по четвергам я делю студию с человеком по имени Диджей Добрая Весть, который общается с мертвыми — обычно, от имени секретаря, мойщика окон, водителя такси, который должен отвезти его домой, или любого другого попавшегося человека: «Тебе о чем-нибудь говорит буква „А, Асиф?“», и так далее. Остальные вечера забиваются старыми американскими записями собачьих бегов — изначальной задумкой было дать зрителям возможность делать ставки, но ничего не вышло, а на мой взгляд, если нельзя делать ставки, то собачьи бега, особенно старые записи собачьих бегов, несколько теряют в привлекательности. Еще есть передача, где две женщины просто сидят и болтают друг с другом — по большей части о нижнем белье, — а зрители шлют неприличные сообщения, на которые женщины не обращают никакого внимания. И в общем и целом это все. Деклан управляет каналом от имени загадочного бизнесмена из Азии, и мы, работники этого канала, предполагаем, что неким образом — образом слишком сложным и запутанным для нас — вовлечены в торговлю тяжелыми наркотиками и распространение детской порнографии. Согласно одной из теорий, собачьи бега — это закодированное сообщение: если, скажем, собака, бегущая по внешней дорожке, выигрывает, то таиландцы должны на следующее утро выслать пару килограммов героина и четыре кассеты с тринадцатилетними. Или не обязательно так, но что-то в этом духе.
Моими гостями на шоу обычно были мои друзья, которые хотели мне помочь, или бывшие знаменитости, с которыми мы оказались в одной лодке, или не в одной, но их лодка мало чем отличалась от моей — пробоина ниже ватерлинии, и тонула так же быстро. Иногда моими гостями становились люди, которые что-то собой представляли в свое время, — тогда все приходили в небывалое возбуждение. Но, как правило, моими гостями были люди, которые если что-то собой и представляли, то в незапамятные времена. Кэнди-Энн, Диджей Добрая Весть и две полураздетые женщины не раз появлялись у меня на шоу, предоставляя зрителям шанс узнать их получше. (Шоу длится два часа, и хотя отдел рекламы — точнее, наша секретарша Карен — делает все возможное, мы редко прерываемся на рекламу.) Заманить людей масштаба Морин или Джесс было удачей — редкий мой гость появлялся в газетах и на моем шоу в одно и то же десятилетие.
Я гордился своим умением брать интервью. То есть я и сейчас горжусь, но тогда, когда я больше вообще ничего толком не умел, я хватался за это умение как за спасательный круг. В свое время я брал интервью у пьяных расчувствовавшихся актеров в восемь утра и у пьяных агрессивных футболистов в восемь вечера. Я заставлял лживых политиков говорить нечто похожее на правду, мне приходилось иметь дело со скорбящими матерями, чьи беды делали их невозможно многословными, но ни разу не терял контроля над ситуацией. Моя студия была школьным классом, в котором я не терпел непослушания. Даже в те жуткие месяцы на кабельном, где мне приходилось разговаривать с ничтожествами, которым нечего сказать, которые и сказать-то ничего не могут, я утешал себя тем, что кое-что я еще умел. А когда Джей-Джею с Джесс показалось, будто моя программа — это шутка, и они стали вести себя соответственно, мне вдруг не хватило чувства юмора. Жаль, конечно, мне бы хотелось выглядеть не таким напыщенным, чуть более расслабленным. Да, я призывал их рассказать о незабываем событии, которого не было; я и сам знал, что его не было. К тому же это выдуманное незабываемое событие было нелепостью. И все равно, несмотря на все трудности, я ожидал от них несколько более ответственного подхода к происходящему.
