– Наверное, попали в пробку, – отозвался я, продолжая ее рассматривать.
Джессика слегка наклонилась вперед и полуприкрыла глаза.
– Ты не считаешь, что эти тени слишком темные? – спросила она. – У меня есть более светлые того же оттенка.
Я лишь пожал плечами и начал завязывать галстук.
– Честно говоря, мне кажется, что тебе к лицу все.
При этом я бросил взгляд на часы, и Джессика надулась.
– Ну вот, теперь ты; мёня торопишь Но учти – я и шагу не сделаю из дому, прежде чем ты не скажешь, какие тени тебе нравятся больше.
– Меня вполне устраивают те, что на тебе сейчас.
Мой торопливый ответ развеселил Джессику.
– Ну что ж, если так, то пошли. – Она несколько раз повертела меня в разные стороны и, сняв невидимую пылинку с безупречно вычищенного смокинга, осталась вполне довольна осмотром. – Ты взял билеты?
Убедившись, что билеты в кармане, я успел перехватить Джессику, прежде чем она снова устремилась к зеркалу. Проведя губами по ее обнаженным плечам, я с удовольствием вдохнул изысканный запах дорогих духов. – Как насчет поцелуя на дорожку?
– Нет, не надо, ты размажешь помаду… Ой, ну посмотри, что ты наделал! – Несмотря на ворчливый тон, глаза Джессики сияли, и я поцеловал ее. еще раз.
– Почему меня никто не предупредил, что, собираясь на бал, мужа необходимо изолировать? – рассмеялась она, снова доставая помаду, – Господи, ну куда же они запропастились? Они уже давным-давно должны были быть здесь.
– Может, рейс отложили и Лиззи прилетела позже? Давай я позвоню в аэропорт.
Но служащая Британских авиалиний подтвердила, что рейс из Мельбурна прибыл точно по расписанию – в половине седьмого.
– Что же нам теперь делать? – Щеки Джессики начал заливать предательский румянец. Так бывало всегда, когда какие-то непредвиденные обстоятельст ва расстраивали ее планы.
– Мы могли бы выехать без них,, – предложил я. – Их билеты все равно у Генри, и нам совершенно незачем ждать. Джесс, в конце концов она летела много часов и могла просто устать.
– Ты не знаешь Лиззи.
– Ну, тогда, может быть, они отправились туда прямо из аэропорта?
– Не говори ерунды. Ей же нужно сперва переодеться и привести себя в порядок. Нет, наверное, они все-таки попали в пробку. Давай подождем еще пять минут. А ты пока налей мне, пожалуйста, джина с тоником.
Мы спустились в гостиную и подождали еще пять минут. И еще пять. Все это время Джессика нервно расхаживала взад-вперед, шурша тяжелыми юбками. Тот прилив нежности, который я испытал в спальне, прошел, и я наблюдал за женой со все возрастающим раздражением. Иногда своим поведением она напоминала испорченного ребенка, которого хотелось хорошенько отшлепать. Правда, когда я однажды попытался это сделать, Джессика так возбудилась, что дело закончилось любовной возней прямо на кухонном полу. С тех пор меня не покидало ощущение, что она иногда специально раздражает меня, желая снова испытать те ощущения. Но сейчас, глядя на ее исказившееся лицо, я понял, что на этот раз ее мысли далеки от секса.
Брак с Джессикой оказался именно таким, как и следовало ожидать. Мы постоянно соперничали друг с другом. Джессика демонстративно проявляла нарочитое безразличие почти ко всему, чем по-настоящему интересовался я. Заявив, что не намерена, как клуша, сидеть дома и пережевывать жвачку моих успехов, она совершенно замучила меня своей живописью, феминизмом, ревностью и постоянными обидами. Я действительно нередко изменял ей, но самое странное заключалось в том, что, несмотря на, всю двойственность моих чувств к Джессике, я тем не менее всегда испытывал угрызения совести, сознавая, какую боль ей этим причиняю.
Однако время шло, и, несмотря на все мои усилия, мы становились все более и более несовместимыми. Единственное, что нас по-прежнему объединяло, – это постель. И я все чаще думал о том, что могло бы быть, если… Если бы Элизабет… Я не мог понять, почему снова и снова возвращаюсь к мыслям о ней. В конце концов со времени нашей последней встречи прошло уже более пяти лет.
Джессика фыркнула от досады и снова начала мерить шагами комнату. Я вздохнул. Конечно, женись я на Элизабет, все сложилось бы иначе, совсем по-другому. Не было бы той холодной ярости, что едва не опустошила мне душу в Оксфорде. И обиды, которая по сей день заставляет меня мстить почти всем женщинам, встречающимся на моем жизненном пути. Господи, ведь я был всего лишь мальчишкой! Да, я поступил с ней по-детски жестоко, но разве она, будучи старше, не могла этого понять и простить? Ведь она действительно любила меня! Так почему не дала о себе знать?
Черт побери! Ну что я до сих пор так страдаю из-за нее? Ведь даже появись она снова в моей жизни, ничего уже нельзя изменить. Я женат. Вдумайся в это слово, Александр Белмэйн! Женат. А помнишь, как ты клялся ей в вечной любви? И что из этого вышло? Ты женат на Джессике. Почему?
Хотел доказать всем, что больше не любишь ее? И это вместо того, чтобы найти в себе мужество посмотреть в лицо правде…
– Черт, да что же это такое! – Джессика с грохотом поставила на стол бокал и подошла к окну.
Усилием воли подавив нарастающее раздражение, я налил себе выпить. Я слишком хорошо знал Джессику, чтобы ссориться с ней перед выходом из дому. Нет, такой глупости я не совершу! Лучше попридержать язык, каких бы усилий это ни стоило. Начнем с того, что я вообще не хотел идти на этот бал, но Джессика нашла нового потенциального покровителя своего творчества в лице некоего Джорджа Мэннеринга, владельца небольшой галереи на Найтсбридж. Он должен был присутствовать на этом балу, поэтому и мы, естественно, не могли его пропустить.
Идея пригласить Генри принадлежала, естественно, мне. Тем более что в Лондон на пару месяцев, «а может быть, и навсегда, кто знает», должна была вернуться Лиззи, сестра Джессики, которой на первых порах несомненно понадобится провожатый. Генри с такой готовностью откликнулся на это предложение, что я невольно испытал угрызения совести из-за Каролины – девушки, с которой он в последнее время встречался несколько чаще, чем с другими. Хотя справедливости ради следует признать, что он был вожделенной целью множества незамужних девиц.
Теперь нас обоих от звания королевского адвоката отделяло лишь несколько экзаменов да по торжественному обеду в каждой из четырех юридических корпораций. Моя решимость заниматься уголовным правом осталась непоколебимой, и со стороны отца больше не поступало никаких возражений – после отмены смертной казни его страхи по поводу того, что со мной произойдет нечто подобное истории с Альфредом Инсом, окончательно рассеялись. Итак, теперь, при условии, что я выдержу все оставшиеся испытания, мне предстояло стать членом юридической корпорации, одним из старшин которой был лорд Грин. Конечно, не обойдется без разговоров о том, что отец замолвил за меня словечко, но мне это безразлично. С тех пор как он стал лордом канцлером, я шагу не мог ступить без того, чтобы меня за глаза не называли его протеже. Приходилось привыкать.
