Можно только представить себе, чем были для них эти первые гастроли. Вчерашние самодеятельные артисты, они чувствовали себя полноправными представителями советского театрального искусства, «отчитывающимися» за достижения отечественного театра за рубежом. Это вселяло радость и гордость — еще бы, их наконец-то признали!.. Теперь, увидев их впервые, мир оценит искусство юго-западных артистов!..
Так и случилось. Уже через год, в 1987-м, спектакль Валерия Беляковича «Гамлет» принимал участие в Эдинбургском фестивале. Британская пресса очень высоко оценила работу Театра на Юго-Западе, назвав «Гамлета» лучшей зарубежной постановкой шекспировской трагедии за послевоенные годы, а с Виктора Авилова была снята гипсовая маска. Скорее всего, ее и сейчас можно увидеть в театральном музее Эдинбурга.
В престижной английской газете «Гардиан» сообщалось: «Авангардистский Театр-студия на Юго-Западе из Москвы триумфально ворвался на сцену экспериментального театра со своим экспрессионистским, дух захватывающим „Гамлетом“. После участия в фестивале театр пригласили на две недели в Глазго, где спектакли также проходили с неизменным успехом». Валерий Белякович официально входил в состав делегации деятелей советского театра — это было очень почетно, ведь в ее составе были также Г. А. Товстоногов (его театр привез в Эдинбург «Историю лошади»), О. Н. Ефремов, драматург А. А. Дударев. Вместе с ними Валерий Белякович проводил мастер-классы, семинары, участвовал в «круглых столах», посвященных проблемам современного театрального искусства. Так что эта поездка много значила для Театра на Юго-Западе, она подняла его на более высокую ступень признания…
Что же касается Виктора Авилова, для него конец 1980-х годов стал своего рода взлетной полосой — он начал регулярно сниматься в кино, пережил бурный успех в Чехословакии и — особенно — в Эдинбурге. С небольшой разницей во времени вышли на экраны полнометражная версия «Господина оформителя» и «Узник замка Иф». А в 1989 году Валерий Белякович поставил в театре «Калигулу» Альбера Камю с Авиловым в главной роли.
«…Слава и популярность на него не свалились внезапно, неким призом, — говорил Валерий Белякович. — Виктор заслужил это ежедневным десятилетним театральным трудом. С его уникальными внешними данными, талантом и работоспособностью у него не было и нет конкурентов».
Сегодня эти слова отдают совершенно закономерной горечью — несмотря на то, что Виктора Авилова нет уже несколько лет, конкурентов у него по-прежнему не появилось: ни на юго-западных подмостках, ни в других театрах страны. Он был уникален и остался уникальным для нашего искусства. Несмотря на то, что, по словам Галины Галкиной, «никаких театральных премий у него не было. Он был признан одним из лучших актеров года в журнале „Советский экран“ после фильма „Узник замка Иф“. Такие были раньше списки — вроде „самый сексуальный мужчина“, так вот он был в самом начале списка. В Японии, когда играли „Гамлета“, он был признан лучшим Гамлетом. О премиях Витя не думал, ему все равно было. Ему важно было самому знать, что он хорошо работает. Он тогда еще не был гением или был им всегда, но осознал позже. Была обычная жизнь. Тоже чистил картошку, убирался и стирал пеленки. Это он уже потом, наверное, понял, лет через двадцать, что он гений. Но картошку чистить не переставал…».
Если внимательно вчитаться в эти слова, обязательно зацепишься за два момента: осознал себя гением, но картошку чистить не переставал. Думаю, что здесь бесконечно любящая Авилова женщина немного заблуждалась. Он не осознавал себя гением — он чувствовал в себе неизмеримые силы, чувствовал крепнущее мастерство и растущий, пробивающийся к свету интеллект, чувствовал экстрасенсорные возможности. Он чувствовал, скорее всего, как вызревает в нем подлинная Личность… Если бы хоть на миг ощутил себя Виктор Авилов гением, уж, наверное, возжаждал бы наград и признания. А они были ему не нужны — самооценка всегда оставалась значительно важнее. И именно потому он продолжал чистить картошку, а не оплакивать непризнанность.
Роли Калигулы предшествовали и другие, которые оказалась для Виктора Авилова тоже неслучайными. Это — Каллимако в «Мандрагоре» Н. Макиавелли и чрезвычайно важная и серьезная роль полковника Лузлифа Харпера в пьесе Курта Воннегута «С днем рождения, Ванда Джун!», генерал Варравин в «Трилогии» А. В. Сухово-Кобылина…
В свое время пьеса американского драматурга «С днем рождения, Ванда Джун!» была опубликована в журнале «Современная драматургия», но, кажется, никто, кроме Валерия Беляковича, не обратил на нее должного внимания, несмотря на то, что Курт Воннегут для нашего поколения был писателем культовым — его «Колыбель для кошки», «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» мы знали едва ли не наизусть, растаскивая на цитаты в наших разговорах, в том обмене информацией, который позволял с нескольких фраз определить: из одного ли мы «караса», по словам Воннегута?
И с удивительной прозорливостью Валерий Белякович осознал невымышленную нужность для нас этой пьесы, в которой речь шла об умершем, никому не ведомом ребенке по имени Ванда Джун, о праздничном торте с ее именем, неожиданно попавшем в дом, о возвращении с войны двух людей, которые, не зная, что война давно уже кончилась, долгие годы провели в джунглях и почти одичали.
Виктор Авилов сыграл в этом сложном спектакле полковника Лузлифа Харпера — по-детски наивного, беспрекословно верящего в справедливость и «святость» воинского долга. Он, летчик, сбрасывал бомбы на мирных жителей по приказу начальства, ни о чем не задумываясь, а потом, едва ли не впервые задумавшись над своей жизнью и своими деяниями, оказался на грани безумия.
Полубезумная, но какая-то детская улыбка, растягивающая губы, широко распахнутые голубые глаза, доверчиво взирающие на мир из-под длинной рыжеватой челки, хриплый, отрывистый голос и — беспредельная мука, мука вины и ответственности, искажающая поминутно черты лица, льющаяся из этих распахнутых глаз. Таким был полковник Лузлиф Харпер Виктора Авилова. Сердце сжималось от боли сочувствия этому человеку, так до конца и не понявшему, что из джунглей он выбрался и теперь находится среди обыкновенных людей, в цивилизованном мире, который готов все оправдать, потому что его преступления здесь рассматриваются как воинские подвиги отважного летчика…
В неопубликованном интервью он говорил: «Я очень люблю играть Лузлифа Харпера, потому что я чувствую, что это одна из тех ролей, которая мне как-то далась…» Что вкладывал он в это слово? Думается, очень непростой процесс, которым артист овладевал постепенно, проникаясь к своему герою не только жалостью и даже не только сочувствием, но и тем «контекстом», в котором подобный характер мог сформироваться и осуществиться. Авилову важно было показать не только итог военной жизни своего героя, но и некогда пережитый процесс увлечения войной, процесс непоколебимой веры в правое дело, которому он служит, сбрасывая атомную бомбу на вражескую Японию…
Наталья Кайдалова писала: «Авилов играл… бродягу, отставного летчика, участвовавшего в атомной бомбардировке Нагасаки. Трудно представить себе, что можно эту роль сыграть лучше. Это был случай настоящего перевоплощения. Авилов умел и любил комиковать… но в этом случае черный юмор и драма слились воедино, и чем смешнее были слова и ситуации, тем грустнее становились глаза Авилова, надломленнее фигура, ироничнее и тоскливее интонации. Он уходил со сцены в „никуда“, и зрители понимали, что он играет не одну только „бездарную“ судьбу, но и целую эпоху, достойную слез и смеха. Лузлиф в игре Авилова выглядел „обломком“ и жертвой всех войн и революций, и это одно уже поднимало спектакль на исторический уровень».
В спектакле «С днем рождения, Ванда Джун!» Виктор Авилов, по большому счету, вновь сыграл романтическую роль — его Лузлиф Харпер принадлежал к тому поколению романтиков, которые были свято убеждены в очистительной, необходимой войне, в праведности своей борьбы с несправедливостью, грозящей погибелью всему миру. И эти «остатки» былого романтизма ощущались и в сегодняшнем герое — сломленном, раздавленном, но все-таки не потерявшем до конца романтического восприятия действительности…
В следующем сезоне Валерий Белякович взялся за постановку пьесы Леонида Жуховицкого «Последняя женщина сеньора Хуана» — современной версии мифа о Дон Жуане. Поначалу главную роль играл Павел Куликов, затем она перешла к Виктору Авилову.
В связи со спектаклем «Гамлет» мы уже говорили о невероятной притягательности версий вечных сюжетов. Именно этим и стала привлекательна пьеса Леонида Жуховицкого для Валерия Беляковича и Театра на Юго-Западе. А для Виктора Авилова — вероятно, в особенности. Ведь он мог, и фая Дон Жуана, использовать опыт своих трагических и драматических ролей, представляя героя не просто банальным обольстителем женщин и гулякой, а человеком, для которого его дьявольское обаяние, его умение влюблять в себя любую из окружающих женщин становится подлинным наказанием. И для самого героя, и для сталкивающихся с ним женщин…
